– Простите, что прервала вас, – извинилась Грейс.

– Вы нам не помешали, – сказал Колум, и Грейс сразу уловила его сильный шотландский акцент. – Вы же принесли ужин. А это совсем другое дело.

– Цыплята, – уточнил Лео. – Я сунул их в духовку.

– Я в самом деле проголодался, – заявил Рори. Он немного походил на мать, с таким же внушительным носом, который по праву можно было бы назвать орлиным, и очень темными волосами. Только он обладал более округлой фигурой и казался мягким и податливым. Его отец, кто бы он ни был, наверняка отличался добродушием.

Лирика рассмеялась:

– А ты все время голодный. – Затем обратилась к Грейс: – На кормление Рори уходит полный рабочий день.

Рори снова присел на свое место, взял в руки скрипку и принялся наигрывать мелодию, но негромко, так, чтобы не мешать разговору. Казалось, его кисть движется сама по себе, как будто принадлежит совершенно другому телу. Генри, как успела заметить Грейс, внимательно наблюдал за мальчиком.

– Я так рада увидеть место, откуда все время доносилась музыка, – сказала Грейс. – Иногда я отдыхаю у причала возле своего дома и слушаю ее.

– У нас есть аудитория, – улыбнулся Лео. – Наконец-то!

– Подожди-ка, ты же говорил, что у вас есть поклонники, которые следуют за вами по пятам. Правда, их пока скромное количество.

– Очень скромное, – подтвердил Колум. Он взял в руки гитару, которая до сих пор стояла у кресла. – Но мы уже достигли… я бы сказал… двузначного числа.

– Это значит… – Генри нахмурился. – Неужели целых десять человек?

– Точно. – Он сел, положив гитару на колени.

– Не очень много.

– Не очень, – согласился Лео. – Но так как сегодня вы с мамой пришли сюда, дела у нас продолжают идти в гору. К счастью, мы никогда не стремились завоевать любовь визжащих толп.

– К счастью, – повторила Лирика и рассмеялась.

– Мы стремимся… завоевать любовь к форме искусства.

– А я думал, мы стремимся завоевать побольше девчонок, – признался Рори.

Как успела снова подметить Грейс, Генри все больше нравился остроумный Рори.

– Девочки в твоем вкусе, дорогой мой, – поучительно произнесла его мать, – не приходят слушать струнные группы.

– Подождите, – обрадовался Генри, – так вы, получается, струнный квартет?

– Струнная группа, – поправил его Лео. – Просто некоторое количество людей, играющих на струнных инструментах. Но, вообще-то, нас четверо, так что да, струнный квартет.

– Точно, – подтвердил Рори, и в голосе его прозвучало такое знакомое подростковое высокомерие.

– В основном мы исполняем кантри, а еще ирландские и шотландские мелодии. В общем, все то, что называется американской фолк-музыкой. Генри, а ты знаешь что-нибудь из кантри?

Генри только покачал головой. Грейс представила, что бы сейчас сказал Виталий Розенбаум по поводу кантри, и громко рассмеялась.

– В Нью-Йорке такая музыка не очень популярна, – заметила она, устраиваясь на свободном месте возле камина, и скрестила ноги, развернувшись от огня.

– Я вас удивлю, – начал Колум. – Там сейчас играют много кантри. В основном в Бруклине, но мы постепенно добираемся и до Манхэттена. Пэдди Рейли уже выступает на Двадцать девятой улице. И еще группа «Брасс Манки». Я сам хожу на них по воскресным вечерам, если бываю в этот день в городе. Сцена открытая, любой может подойти и сыграть.

– Правда? – изумилась Грейс. – Я понятия не имела. Наверное, потому что музыка кантри была вне моего поля зрения.

Лео снова направился на кухню и по пути бросил:

– Дух времени.

– Тогда это объясняет мое невежество. Я не слежу за модными направлениями.

– А можно поподробнее? – попросил Генри, и Рори довольно мило и быстро ввел его в курс дела.

Грейс тоже проследовала на кухню и помогла Лео разложить еду по тарелкам. Помимо цыплят «Марбелья» здесь было много салата и целый противень печеных кабачков, причем каждая половинка-лодочка была залита топленым маслом, не считая двух буханок любимого хлеба с патокой, который так обожал Лео.

– Потрясающий ребенок, – заметил Лео.

– Спасибо. Я тоже так думаю.

– Мне кажется, мы его заинтересовали. Как ты полагаешь?

– Полагаю, вы пойдете на все, лишь бы заманить к себе еще одного скрипача.

Лео отложил в сторону нож, которым нарезал хлеб, и усмехнулся, глядя на Грейс.

– А знаешь, возможно. Но даже если мне никак не удастся переманить его на темную сторону, он все равно будет потрясающим парнем.

– Все верно, – согласилась Грейс.

Еда была приготовлена, все остальные пришли на кухню и наполнили свои тарелки, затем аккуратно переместились в комнату и так же осторожно расселись возле инструментов. Генри чуть не опрокинул свою тарелку, и хотя все обошлось, он умудрился пролить немного масла из кабачка. Грейс пошла за бумажным полотенцем.

– Так вкусно! – похвалил цыплят Колум, когда она вернулась. – Ты сама их готовила?

– Нет, купила в «Гуидо» в Грейт-Баррингтоне. Я тоже готовлю это блюдо, но только там добавляют что-то особенное, а что именно, я догадаться не могу. Вот потому-то у них и получается лучше. Мне так хочется узнать, в чем же фишка! Наверное, в какой-то специи.

– Душица? – высказал свое предположение Лео.

– Нет. Душицу я добавляю.

– Дело в рисовом уксусе, – заявила Лирика. – Совсем немного рисового уксуса, я его хорошо чувствую.

Рука Грейс с вилкой, на которую был наколот кусочек курицы, так и застыла на полпути ко рту. Грейс недоверчиво посмотрела на цыпленка.

– Правда?

– Попробуй сама, – только и сказала Лирика.

Грейс так и поступила. Разжевывая кусок курицы, она вспоминала рисовые суши, пекинскую капусту и японские соленья. Одним словом, все то, что у нее ассоциировалось с понятием «рисовый уксус». И как только курица оказалась во рту, до нее дошло. Ну, конечно же, вот он, рисовый уксус – буквально заполнил весь рот!

– Боже мой! А ведь ты абсолютно права!

Это открытие привело ее в восторг. Она оглядывала всех присутствующих с искренним восхищением.

– А ты работаешь в Грейт-Баррингтоне? – спросил Колум.

– Я психоаналитик и скоро буду практиковать в Грейт-Баррингтоне.

– В Портере? – поинтересовалась Лирика. – У меня есть коллега, так у нее дочь лечилась в клинике Портера от расстройства пищевого поведения. Ей буквально жизнь спасли.

– Нет, у меня частная практика, – уточнила Грейс. – Но у меня есть подруга из Нью-Йорка, она трудится в Портере. Я хотела сказать, подруга, с которой мы росли вместе в Нью-Йорке. Сейчас она живет в Питтсфилде. Вита Кляйн.

– Ой, а я знаю, кто такая Вита Кляйн, – обрадовался Лео. – Несколько лет назад она читала лекции в Бард-колледже. По проблемам подростков в отношении социальных сетей. Она просто замечательно подает материал.

Грейс кивнула, хотя ее самолюбие немного пострадало. Но гордиться Витой было приятно.

– А зачем ты ходил слушать лекцию о проблемах подростков в социальных сетях? – скептически спросил Рори.

Лео неопределенно пожал плечами, намазывая масло на кусок хлеба.

– Ну, у меня же есть свой подросток. И этот подросток не так давно заявил мне, что если я хочу с ней общаться, то лучше всего будет оставлять сообщения у нее на стене. То есть на обозрение всех трехсот сорока двух ее так называемых друзей. Сейчас это считается дружбой. В последний раз, когда я туда заглядывал, у Рамоны было уже более семисот друзей.

– И Вита тебе помогла? – спросила Грейс.

– Да еще как! Она сказала, что не надо считать такое общение заменой обыкновенных встреч, даже если дети сейчас именно так и думают. Именно поэтому они и остаются пока что детьми, а мы все-таки взрослые люди. И это никогда не станет тем же самым, что обычные отношения, а в особенности это касается отношений между родителем и ребенком. А дети пусть думают, что хотят. Я сразу ощутил поддержку. И облегчение, потому что мне не надо было присоединяться к Фейсбуку. У меня аллергия на социальные сети.