Однако же, спустя столько лет, она снова была здесь, в Афинах, на Колледж-авеню, одетая примерно в такие же треники и футболку, которые носила в своей прежней жизни в этом городе. Она убедилась, что офис Пикенса находился на старом месте и, по-видимому, все еще работал, из чего следовало главным образом, что Ассоциация адвокатов Джорджии не добралась до него и ни один из отцов, братьев или партнеров его клиенток не загубил его карьеру. Боˆльшую часть дня она наблюдала за улицей, растворяясь в море красных футболок, читала и перечитывала газету УД, купленную в книжном, или «Атланта Джорнал-Конститьюшн», когда ее мозг уже отказывался обрабатывать информацию о футболе.
Даже сейчас она все еще не была уверена. Она проделала весь этот путь, опустошила свой запас наличности и даже подрезала волосы, как раз чтобы достичь уверенности, потому что в конечном счете мало полагать, что именно Артур Пикенс, вероятно, рассылал главы из книги ее брата – ей самой, родителям ее мужа и ее издателю, – принимая в расчет, что всего несколькими месяцами ранее столь же вероятным, а затем логичным и убедительным казалось, что все это было делом рук Мартина Перселла. Если она смогла ошибиться в тот раз… что ж, это, безусловно, достойно сожаления, особенно учитывая, на какой риск ей приходилось идти в Рипли. На этот раз она решила не допускать ошибок. На этот раз ей нужно было выяснить что-то конкретное, что-то неопровержимое, чтобы не угодить в переплет.
Пикенс относился к тому короткому и неприметному периоду ее жизни, в течение которого не существовало никакой связи между студенткой УД Розой Паркер и романистом Джейкобом Финч-Боннером, двумя людьми, чьи пути не пересекутся еще пять лет. Пикенс знал ее как неудачливую (или удачливую) наследницу скромного состояния некоего родственника на Севере, с которым она не была близка и на похороны которого даже не поехала. (После того, как она походя рассказала ему об этом при первой встрече, Пикенс сообщил ей, что сам он «никогда не был севернее линии Мэйсона – Диксона»[382].) Адвокат выполнил свою работу и получил оплату. На этом все должно было закончиться.
Вместо этого он снова был тут как тут: хитрее, громче и явно злее, чем даже тот отвергнутый поклонник, пытавшийся напоить ее шардоне в своем адвокатском офисе со всеми удобствами. Потому что, если это правда, если это он стоял за страницами рукописи с загадочными комментариями и даже за тем стикером в Денвере, то Артур Пикенс, эсквайр, сумел проникнуть в самое сокровенное и опасное место самой глубокой, самой тайной части ее жизни. Это несомненно заслуживало внимания.
Что делало эту ситуацию еще хуже? Если ее догадка была верна, то она точно знала, кто внедрил в сознание Пикенса ключевое звено, позволившее ему узнать ее гораздо лучше, чем ей бы того хотелось, потому что этим человеком… была она сама. Это была ее собственная вина, ее ошибка, которую она допустила, когда узнала, что Джейк, несмотря на ее самые решительные возражения, вознамерился отправиться в Афины, чтобы выискивать там следы Розы Паркер. Он уже успел нанести визит ратлендскому адвокату, Гейлорду, и даже такой растяпа, как Джейк, сумел, вероятно, выяснить имя официального поверенного Розы Паркер. Поэтому в тот день, когда Джейк вылетел на юг, она дала слабину и позвонила Артуру Пикенсу по таксофону, который почти никогда не работал (ей с трудом удалось найти такой на Пенсильванском вокзале), чтобы предупредить его держать язык за зубами, если кто-нибудь станет спрашивать о ней. Она упомянула Адвокатскую палату, вождение в нетрезвом состоянии и, чтобы уж наверняка, то дельце в Университете Дьюка, а он для поддержания беседы спросил ее, где она пропадала последние семь лет и откуда звонит.
Анна повесила трубку.
Как есть слабина.
Он наверняка загуглил Джейка, едва тот покинул его кабинет. И узнал из открытых источников, что Джейкоб Финч-Боннер женился на женщине из Сиэтла по имени Анна Уильямс, чья фотография имелась на сайте продюсеров подкаста, где она работала. И все это было само по себе скверно, но еще не объясняло, почему Пикенс принялся рассылать фрагменты злосчастной рукописи. Объяснение возникало только в том случае, если он также выяснил – каким-то образом, – что Анна имеет отношение ко второму мертвому автору, неизданному мертвому автору. Если же он каким-то образом выяснил это и каким-то образом завладел страницами рукописи Эвана, а затем каким-то образом сумел понять, что они означают… что ж, тогда он знал более чем достаточно, чтобы разрушить ее жизнь, стоившую таких усилий. И это было неприемлемо. Это было недопустимо. И она не покинет Афины, пока не положит этому конец.
В первый день она увидела, как он в четыре часа выходит с бордовым портфелем из офиса, один. Он перешел Колледж-авеню и прошел мимо кофейни, где она сидела, прячась за раскрытой книгой «Красное и черное». Зашел в подземный гараж по соседству и через несколько минут выехал на серебристом внедорожнике. Мерседесе. Выглядел он как человек полностью довольный жизнью. Следующим утром она снова сидела в кофейне с восьми утра, но серебристый мерседес подъехал только ближе к десяти. Пикенс весь день не показывался из офиса, и только один раз кто-то вошел к нему с улицы. Это были двое студентов в шортах цвета хаки, но один в полосатой рубашке на пуговицах, а другой в футболке колледжа с эмблемой команды по лакроссу (Анна решила, что студент в рубашке был клиентом, а тот, что в футболке, явился для моральной поддержки). Они вышли через полчаса, а сам Пикенс снова ушел чуть раньше четырех.
Вот уж действительно – работа без напряга.
В обычных обстоятельствах она выждала бы еще несколько дней, чтобы лучше узнать его график, но прошла уже почти неделя после того ужина в «Бальтазаре» и уже четыре дня, как ей полагалось заниматься новой книгой на острове Вашон. Надо было действовать.
Пикенс жил именно так, как она себе представляла: в доме, слишком большом для одного человека, в закрытом районе под названием «Клуб „Гармония“», к востоку от города. Комплекс включал в себя тысячу акров лесистой местности, берег озера и – куда же без них – целых два «премиальных» поля для гольфа, плюс обычное клубное здание с ресторанами, тренажерными залами, теннисными кортами и спортивными магазинами. А также спа-центр.
Ей потребовалось чуть меньше часа, чтобы дойти дотуда спортивным шагом от центра Афин, сменив свой прикид УД на белый спортивный костюм без логотипа и солнцезащитный козырек. Спортивная ходьба не предполагала обычной сумки, поэтому она оставила ее в своем номере, а деньги переложила в нейлоновую сумку на поясе, натирающую живот и бока. На повороте к «Клубу „Гармония“» большая вывеска сообщила ей, что она приближается к МИКРОРАЙОНУ С ЮЖНЫМ КОЛОРИТОМ. Не поднимая головы, она помахала подростку в караульном помещении и вбежала на территорию. Он помахал в ответ.
Анна изучила карту комплекса за компьютером в библиотеке и знала номер дома Пикенса, стоявшего почти в самом дальнем от входа конце. Дорожка, на которой она смешалась с местными бегунами, огибала одно из полей для гольфа и тянулась под белыми и красными дубами и редкими южными магнолиями вдоль домов, выдержанных в едином как бы неоремесленном стиле с вкраплением южных элементов вроде округлых веранд. Достигнув нужной улицы, Сикамор-Лейн, она прошмыгнула за пустую, на ее удачу, детскую площадку, спустилась через рощу к подножию склона и вышла на задний двор Пикенса.
Судя по всему, дела у Пикенса в финансовом плане шли неплохо. Или же он заложил душу дьяволу, чтобы жить как южный дворянин, которым, очевидно, себя считал. Согласно документам, просмотренным в библиотеке, этот дом был куплен за 1,2 миллиона долларов пять лет назад с 85-процентной ипотекой. Мерс стоил больше шестидесяти тысяч долларов, а арендная плата за офис на Колледж-авеню составляла еще шестьдесят тысяч в год. Сверх того, ежегодные членские взносы и обслуживание «Клуба „Гармония“» доходили до сорока тысяч (даже больше, если Пикенс играл в гольф. Он ведь играл в гольф? По всей вероятности). Не верилось, чтобы такой доход могли давать пьяные старшекурсники УД и лица, оформляющие завещания за пределами штата. С другой стороны, Пикенс вполне мог быть из тех ребят, которые привыкли жить не по средствам, годами пуская пыль в глаза арендодателю, пока тот не выставит их за дверь, по любому поводу сражаясь со своей ипотечной компанией, подсовывая друзьям и родственникам липовые акции и занимаясь на досуге шантажом и присвоением чужих средств. Он казался типичныем юристом-южанином; почему бы ему не разделять их типичные слабости? В самом деле, зачем искать какие-то мудреные объяснения?
