Лазутчик, этот лейтенант Логанд, уже больше десяти дней находился в городе. Поразмыслив, конунг всё же решил довериться этому странному, явно помешанному человеку. Охранники, что сторожили перебежчика, рассказывали, что тот ночными часами разговаривал, спорил, ругался с кем-то невидимым, а потом, утром жестами просил перевести его в какое-нибудь другое место, чтобы «сбить их со следа».

В конце концов, Враноок решил, что это и есть тот самый промысел богов, о котором любили говорить жрецы. Те духи, о которых всё говорил этот несчастный, наверняка были бруггизами — мелкими прислужниками Шута, помогавшими ему в его шалостях. Их было шестеро, и они могли принимать самые разные обличия, но чаще как раз являлись людям в виде голосов в их голове.

Значит, даже Шут не остался в стороне и оказал неоценимую помощь Отцу и Воину. Наслав бруггизов, он убедил этого безумца открыть ворота в город, который многие назвали бы неприступным. И это лишний раз убеждало Враноока, что северные боги покровительствуют ему, а значит он добьётся цели.

Итак, лазутчик был в городе и покамест затаился, выжидая. Враноок перед отправкой Логанда ещё раз встретился с ним и всё обсудил (на сей раз ему не потребовалась помощь Шерварда, поскольку при нём был собственный переводчик). Шпион должен будет начать действовать, как только начнётся штурм. В суматохе, пока все силы обороны города будут прикованы к стенам, он проберётся по потайному ходу и откроет его для небольшого отряда в шесть десятков отборнейших воинов. Ну а те уже сделают остальное.

Теперь нужно было грамотно выстроить войска. Очевидно, что штурм городских стен теперь станет лишь ширмой, отвлекающим манёвром, тогда как главный удар наиболее боеспособными силами предстоит в районе так называемых Кинайских ворот. Но именно там находились наиболее слабые, по мнению Враноока, силы — в основном, это были имперцы вроде шеварцев и загорцев.

Вот уже несколько дней по приказу конунга происходили скрытые перестановки. Ночами небольшие отряды келлийцев и прианурцев перебрасывались на запад, поближе к Кинаю, а их место на востоке, где уже довольно давно не происходило ничего особенного, занимали шеварцы.

Так и Брум неожиданно для себя оказался в том самом лагере, где прежде находился Шервард. Увы, к сожалению приятеля там уже не было — он вместе с дружиной Желтопуза перебрался поближе к основным силам.

Вся эта подготовка тайно велась больше недели, и наконец всё было готово к решающему штурму.

***

Линд так и не сказал никому из сослуживцев о возвращении Логанда. Он словно стыдился того, в каком состоянии вернулся некогда великолепный лейтенант, гроза всего Собачьего квартала и его окрестностей. Почему-то во время его отъезда ничего подобного Линд не испытывал. Он искренне сочувствовал другу, и временное помешательство того нисколько не умаляло его прошлых достоинств.

А сейчас он увидел человека, словно уже смирившегося со своим недугом. И сломленного. Сломленного настолько, что у него хватило наглости говорить все эти вещи об увольнении, звучавшие как самое настоящее оскорбление. В общем, Логанд Свард оказался свергнут с того пьедестала, на который его воздвиг Линд, а падение идеала — один из самых болезненных видов предательства.

Так что они теперь почти не общались. Линда вообще почти нельзя было застать дома, а теперь он словно бы даже избегал явиться туда лишний раз. Дырочка, в обществе которого Логанд теперь и коротал дни, только вздыхал и жаловался. Он не мог знать причины разлада между старыми друзьями и по-прежнему видел в Логанде того самого лейтенанта, а потому был весьма дружелюбен и почтителен с ним.

Как мы помним, в прошлый раз Логанд вполне неплохо проводил время в компании Дырочки, но теперь старик сделался просто невыносим. Он вечно хандрил, постоянно замирал, прислушиваясь, словно уже слышал грохот обрушивающихся городских стен. Он едва ли не требовал от гостя заверений, что всё скоро наладится, и что проклятые варвары будут изгнаны назад на север. В общем, собеседник из него стал неважный.

Временами Логанд выходил из дому, но, как правило, ненадолго. Он словно опасался, что его увидят. Он ни разу не заглянул в «Свиные уши», и вообще старался поменьше бывать там, где мог встретить сослуживцев или старых приятелей. Любой, кто знал его прежде, понаблюдав немного за поведением Сварда, пришёл бы к выводу, что тот мягко говоря не в себе, а может и попросту свихнулся. Он то и дело озирался по сторонам, язвительно бормотал что-то себе под нос. А ещё у него появилась скверная привычка подолгу вглядываться в одну точку, словно он подозревал, что где-то там прячется Зора, и не хотел упустить момент, когда она всё же покажется ему на глаза.

Линд не пенял гостю на то, что тот ест его пищу, ничего не давая взамен. Как лейтенант стражи, он гораздо меньше большинства ощущал нехватку продовольствия, ибо паёк гвардейского офицера был весьма немал, и его вполне хватало даже на три рта. Не говоря уж о том, что сам Линд куда чаще наскоро ел прямо на службе, поскольку прямо у стен теперь были развёрнуты полевые кухни, где за лишнюю миску каши трудились мобилизованные на «военные работы».

И однако же Логанд ощущал, что юношу явно тяготит его присутствие, и что он с радостью указал бы гостю на дверь. Иной раз бывший лейтенант и сам подумывал съехать, но затем понимал, что в этом не было большого смысла. Скоро вообще всё это не будет иметь никакого смысла…

Когда в городе забили колокола, он сразу же открыл глаза. Он услыхал, как в прихожей запричитал Дырочка, но из комнаты Линда продолжал доноситься храп насмерть уставшего человека.

— Это тревога, господин Свард! — задыхаясь от ужаса, захныкал лакей, едва лишь лейтенант выскочил из дверей гостиной. — Что же случилось?

Логанд, разумеется, хорошо знал, что случилось, однако же он лишь пожал плечами:

— Буди своего господина!

Дырочка бросился в комнату Линда и принялся отчаянно дёргать его за плечо. Наконец юноша заворчал, возвращаясь из мира тяжёлых грёз. Он провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стянуть с него остатки сна. Похоже, он ещё не понял, что что-то произошло, и не слыхал истерического перезвона колоколов. За окном уже начинало светать, и Линд просто решил, что настал очередной день его тяжкого труда.

— Тревога, господин Ворлад! — почти зарыдал Дырочка, заметив, что хозяин вроде бы открыл глаза.

Линд проснулся как-то вдруг, будто на него вылили целое ведро ледяной воды. Он подскочил на кровати, едва не оттолкнув несчастного старика. Да, теперь он слышал. За окном били колокола, уже слышались крики. Случилось что-то страшное…

За минувшее время он уже успел приучить себя к мысли, что северяне не решатся на штурм. Проклятым дикарям, похоже, опять удалось всех обмануть. Линд, как офицер стражи, хорошо знал, что никто не готов к этому штурму. Профессиональных военных и городскую стражу на стенах заменили наспех набранные ополченцы, которые шли туда лишь ради кормёжки.

И всё же даже сейчас он не мог поверить в возможность взятия Кидуи. Эти стены просто так не преодолеть! В городе тысячи людей, способных держать оружие, а также лучшие маги империи! Внезапно Линд даже почувствовал облегчение — наконец-то скоро всё закончится! Да, будет тяжело и страшно, но зато теперь блокаде конец! Если они будут мужественными и стойкими — враг потерпит поражение, а там уж остатки его можно будет добить за стенами.

Линд оделся в одно мгновение. Заметив Логанда, он спросил:

— Ты со мной?

— Нет, — понурив голову, ответил тот.

— Как знаешь, — презрительно бросил Линд. — Пригляди за Дырочкой хотя бы.

С этими словами он, кивнув старому слуге, выскочил на улицу и бегом бросился в сторону кордегардии.

Старик рыдал так, словно тело его драгоценного господина уже лежало перед ним, всё истыканное келлийскими копьями. Можно с уверенностью сказать, что в этот момент он боялся за Линда куда больше, чем за самого себя.