Многочисленные гражданские войны, мор и голод привели в запустение некогда процветающие регионы. Захирели торные пути – мощные непокорные леса сожрали их за считанные годы. Массовый исход жителей из больших городов привёл к тому, что в течение жизни одного поколения названия, гремевшие на всю империю, оказались почти забыты. Совершенно неожиданно возвысился захолустный городишко Суэр, переименованный первым коннетаблем Санна в Санной.

Как мы видим по именованию правителей, власть в новом государстве полностью перешла под контроль армии, а скорее – полувоенных формирований, именующих себя Дружинами. Каждая такая дружина имела во главе конунга, владеющего феодом. Шестнадцать конунгов – по числу феодов – формировали Высший Совет, соправительствующий коннетаблю, избираемому из числа Совета пожизненно. Такой стиль управления не располагал к формированию сильной государственной власти, равно как и заросшая лесом земля не располагала к кипучей хозяйственной деятельности. Так и образовалось на карте Паэтты недоразумение с названием Санн, по соседству с ещё более отсталой страной, называемой Коррэй.

Коррэй даже во времена Империи был не более, чем одной большой лесозаготовкой. Во время Смутных дней артели лесорубов, беглые каторжники, да идеалисты-мечтатели сформировали здесь общинное государство, в котором не должно было быть ни богатых, ни бедных, ни королей, ни подданных. Однако такая идиллия продержалась недолго, захлебнувшись кровью тех, кто пытался поднять её на знамя. В итоге образовалось ещё одно дремучее феодальное государство, получившее название в честь одного каторжника, провозгласившего себя герцогом этой земли. С тех пор династия герцогов Коррэйских властвует над небольшой кучкой подданных, да бесчисленными сонмами корабельных сосен.

После этого краткого экскурса в историю вернёмся назад в наши дни, к путешественникам, двигающимся по не слишком-то ухоженному тракту, ведущему из Варса в Санной. Он пролегал через многочисленные перелески, которые вскоре сольются в один могучий вечнозелёный океан. До границы Санна оставалось всего несколько часов пути.

Как и предрекал Каладиус, вскоре после полудня из-за полога фургона показалась немного заспанное, но вполне довольное лицо Мэйлинн. Её появление вызвало бурю приветственных криков.

– Как себя чувствуете, дорогая? – самодовольно спросил Каладиус.

– Так, словно лишь вчера родилась на свет, мессир, – сияя улыбкой, ответила лирра. – Вы – настоящий кудесник! Хотя, признаться, ваш отвар на вкус – невероятная гадость, – смеясь, добавила она.

– Ничто в этом мире не даётся даром, дитя моё, – с самым серьёзным видом ответствовал маг. – Но главное, что вы теперь абсолютно здоровы. И это весьма кстати, так как, если верить карте, ещё до сумерек мы будем вынуждены распрощаться с нашим фургоном.

– Наконец-то я смогу прокатиться верхом! – радостно воскликнула Мэйлинн.

– Ах, дорогая моя, как бы вам не пришлось ещё горько пожалеть о своём уютном фургончике! – полушутливо-полусерьёзно возразил Каладиус.

Дальнейшее путешествие прошло совершенно буднично. Действительно, наступили уже довольно глубокие сумерки, когда Каладиус, ориентируясь на одному ему известные приметы, скомандовал привал. Вокруг был уже самый настоящий саннский лес. Хвала богам, в это время года он не демонстрировал путешественникам другую свою достопримечательность – несметные полчища комаров и мошек. Но громадных, замшелых деревьев, многие из которых были такой толщины, что все шестеро друзей, взявшись за руки, не смогли бы объять их ствол, было в достатке. В уютной сени одного из таких великанов компания и заночевала.

На утро, после завтрака мужчины вытащили из фургона всё необходимое, навьючили это на тяжеловозов, а сам фургон откатили подальше от дороги, спрятав в зарослях орешника. Удивительная тишина стояла в лесу – большинство птиц ещё не вернулись с зимовки, поэтому некому было устраивать гвалт. Пахло прелью и хвоей. Снега не было уже даже в самых темных уголках. Бин даже обнаружил тонкие шерстинки будущей травы, пронзающие толстый слой опавших сосновых иголок.

– Нам туда, – сверившись с картой, Каладиус махнул почти строго на запад, тогда как дорога уходила на северо-запад.

– Не слишком-то уютно выглядит наш путь, – проворчал Кол, вглядываясь в темнеющую впереди чащу.

– А я предупреждал, – ответил маг. – Молите богов, в которых верите, чтоб чаща оказалась достаточно проходимой для лошадей.

– Вы просто мастер напутственного слова, мессир, – картинно вздохнув, Кол направил своего коня в направлении, указанном Каладиусом.

По счастью, мрачные опасения мага пока что не спешили оправдываться. Громадные лесные великаны, росшие тут, верно, уже не одну сотню лет, сплетали мощный полог на головокружительной высоте. Сквозь эту мощную оборону с трудом пробивались солнечные лучи, так что внизу, у древних могучих корней, почти не было молодой поросли, обычно мешавшей путникам. А громадные папоротники и иные травы пока ещё дремали под одеялом прошлогодней хвои. Были места, где лошадей приходилось вести на поводу, но бо́льшую часть времени путешественники всё же проводили в седле.

Странным образом голоса друзей постепенно стихали, снижаясь почти до шёпота. Лес далеко разносил эхо, как-то неуютно звучавшее в этой камерной тишине. Не то чтобы путешественники очень уж боялись преследования. Скорее, это был страх потревожить сам лес, который казался сейчас почти живым существом, этаким древним чудовищем, задремавшим, но не уснувшим до конца.

Было довольно сумрачно, несмотря даже на ясный солнечный день, царствовавший где-то там, поверх тяжёлых мрачно-зелёных лап, сковавших, казалось, самое небо.

– Эти деревья, должно быть, куда старше меня, – со странной ноткой благоговения в голосе тихо проговорил Каладиус.

– А сколько вообще живут такие деревья? – поинтересовался Бин, в коем, как мы помним, было довольно много любознательности.

– Трудно сказать, – пожал плечами маг. – Некоторые, я думаю, живут и тысячи лет. Затем такой великан падает, ломая громадную просеку, которая тут же зарастает молодняком. Кому-то из них повезёт стать очередным таким вот долгожителем. Остальные – зачахнут в его сени.

В подтверждение слов Каладиуса друзьям несколько раз попадались такие вот прорехи в лесном покрове. Громадные стволы, из которых можно было бы срубить небольшую галеру, или несколько домов, подобных тому, в котором жил Бин, опутанные прошлогодними иссохшимися ползучими растениями и мхами, лежали, словно надгробия самим себе, медленно изгнивающие, чтобы дать жизнь тем, кто придёт после них. Иногда такие великаны ломали ещё несколько соседних деревьев, так что образовывались нешуточные завалы, которые приходилось обходить по широкой дуге.

– Мне так и кажется, что в этих лесах непременно должны жить какие-то неведомые существа, – с лёгкой улыбкой проговорила Мэйлинн, но, против её воли, улыбка эта вышла слегка тревожной.

– Я бы не стал исключать этого, – кивнул Каладиус. – Даже во времена расцвета Империи эти леса большей частью были неизведанны. Что здесь творится теперь – ведомо лишь богам.

– Может быть, мессир, вы скажете, что лешие, болотницы и прочая нечисть – это не сказки? – недоверчиво воскликнул Кол.

– А Белая Башня – разве не сказка? – тут же парировал маг.

– Есть многое в этом мире, что многим покажется сказкой, – не преминул поддеть сконфузившегося друга Бин, вспомнив их разговор в той латионской гостинице на берегу Труона, название которой уже вылетело из его головы.

– И как же вы станете бороться с этими чудищами, если они нам повстречаются? – с кривой ухмылкой осведомился Кол.

– Есть средство, – невозмутимо отозвался Каладиус. – Мука из пережжённых костей петуха. В народе говорят – верное средство.

– Что – правда? – округлившимся глазами поглядел на мага Кол, пытаясь понять – не шутит ли тот.