Такие шайки орудовали вдоль трактов, и горе было торговцу, который недостаточно хорошо берег своё добро! С каждым днём таких бандитских ватаг становилось всё больше – власть с ними боролась от случая к случаю, а количество тех, кто не видел для себя больше другого пути, множилось не по дням, а по часам.

Теперь дядя Бобок стал куда молчаливее, чем прежде. Он скрежетал зубами так, что это хорошо было слышно Солане, а рука его против воли постоянно тянулась к арбалету. Ночевали теперь только на постоялых дворах, хотя и это не было гарантией безопасности. Днём караван шёл плотным цугом, не растягиваясь, так, что лошади едва ли не дышали в хвосты впередиидущим. Солана то и дело ощущала, как по её загривку пробегают неприятные мурашки. Она словно чувствовала беду, хотя изо всех сил надеялась на то, что всё обойдётся. До Шинтана оставалось всего два дня пути.

Два дня пути. Впереди – хорошо наезженный тракт, множество селений и постоялых дворов. Позади – бесчисленные мили, а также общие радости и тревоги, съеденные с крупной солью и ржаным хлебом. Солана уже настолько свыклась со своим альтер эго, что даже в мыслях порой думала о себе в мужском роде.

Иной раз такая тоска брала, что возникал соблазн плюнуть на всех герцогинь, демонов и королей этого мира, вернуться с дядей Бобком обратно, да и зажить так, как то изначально было предначертано деревенской охотнице Солане. Странно – когда она жила этой жизнью, то ненавидела её, а теперь, когда она вот-вот должна была окончательно разорвать с ней все связи, это её почему-то угнетало.

В паре миль позади осталась очередная деревушка, тракт рассекал большой сосновый лес, ясный и морозный день был в самом разгаре. Солана весело смеялась какой-то шутке Бобка, оглашая заливистой трелью смеха камерную тишину леса.

Неширокую дорогу загораживало упавшее дерево. Старый как мир приём всех грабителей с большой дороги. На то, что дерево упало не по естественным причинам, красноречиво указывал явно рукотворный характер среза – ствол грубо и небрежно срубили топором.

Бобок оборвал свою тираду на полуслове и тут же резко осадил лошадь. Остальные возницы, заметив причину столь внезапной остановки, тут же подгоняли свои сани поближе к головным. Некоторые выправляли лошадь на обочину, выстраиваясь так, чтобы получилось некоторое подобие крепости. Все, кто остановил уже свою лошадь, сидели неподвижно, напряжённо вглядываясь в мрачную глубину леса. Теперь, приглядевшись, можно было кое-где увидеть подозрительное шевеление.

– Почему ты не берёшь оружие? – едва слышно прошептала Солана, нащупывая рукоять кинжала под плащом.

– Рано, – столь же тихо ответил ей Бобок. – Ежели сейчас увидят, что мы хорошо вооружены – постреляют нас как белок из засады. Пусть лучше покамест думают, что мы беззащитны. Тогда, глядишь, попытаются просто припугнуть.

Действительно, никто из отряда Бобка не хватался за слегка присыпанные сеном арбалеты, не выхватывал тесаки и чеканы. Все ждали сигнала предводителя. Ну или определённым образом сложившихся обстоятельств.

Расчёт Бобка оказался верным.

– Куда путь держим, мужики? – раздался голос. Откуда он доносился, сразу понять было сложно – звук отражался от древесных стволов, эхом гуляя по лесу.

– В Шинтан, – лаконично ответил Бобок.

– Добро своё везёте?

– Везём, да не своё. Подать нашего хозяина в казну.

– Так вы, стало быть, особенно горевать не станете, если с грузом что-то случится? – насмешливо осведомился тот же голос. – Чай, не своё – не жалко!

– Мы-то, может, и не огорчимся, да только хозяин наш очень уж опечалится. А он на руку крепок, когда печальный. По три шкуры с каждого сдерёт, да ещё и отправит нас же отвозить их скорнякам.

– Да уж, незадача… – вроде как огорчился невидимый хозяин голоса. – Но и тут у меня есть решение! Хватит горб гнуть на сеньоров, давайте к нам! Вы, я вижу, мужики видные, такие нам нужны!

– К кому это – к вам? – крикнул Бобок. – Я покуда вижу только сосёнки. Того и гляди решу, что у деревьев вдруг голос прорезался!

– А ты повнимательней посмотри, папаша! А то вон бровищи какие отрастил! Они тебе, поди, и видеть-то ничего не дают!

В этот момент шевеление в чаще стало куда заметнее – некоторые стволы словно раздваивались, и от них отходили человеческие фигуры. Бобок с досадой закусил губу – кажется, тут было никак не меньше трёх десятков бандитов.

– Ну что, теперь-то мы не похожи на деревья? – насмешливо проговорил парень лет двадцати пяти или чуть старше – рослый, смуглый и, как успела отметить Солана, вполне симпатичный.

– Разве что на такие, на каких растут бердыши да кистени, – не двигаясь с места, ответил Бобок.

Парень, расхохотавшись, жестом, не лишённым изящества, закинул свой бердыш на плечо.

– А ты мне нравишься, папаша! – произнёс он, делая ещё пару шагов к каравану. – Я бы с тобой поболтал у костра! Давай-ка к нам, тут тебе и твоим людям будут рады!

– Видишь ли, мил человек, – Бобок спустил ноги с саней, но продолжал на них сидеть. – Я сызмальства привык зарабатывать свой кусок хлеба трудом. А отец мой всегда твердил, что нет презреннее дела, чем воровство. Однажды я залез в огород к соседу и украл пару морковин. Сам не знаю, что на меня нашло – захотелось морковкой полакомиться, а своя показалась не такой сладкой. Так вот когда отец узнал об этом, он об мою спину палку сломал, не вру! Так отходил, что я уж думал – совсем пришибёт. С тех пор я и усвоил, что красть чужое нехорошо… Стар я уже, чтобы принципы свои менять! Не приживусь я в вашей компании, уж не обижайся!

– Вот сейчас крепко обидел ты нас, папаша, – скорбно проговорил предводитель разбойников. – Недостаточно мы хороши, вишь ты, ребята, чтоб ему с нами знаться! Ну да повезло тебе, здоровяк, что мы – люди отходчивые. Не станем мы поминать твои слова, отпустим с миром и тебя, и твоих парней. Но, чтобы залечить наши душевные раны, придётся вам сани свои тут оставить. До Шинтана не так уж и далече – пешком доберётесь. Заодно и наберётесь немного смирения! Так ведь, хлопцы?

Одобрительный ропот пробежал над разбойничьей шайкой.

– Пожалел бы старика, парень! Куда мне пешком-то топать! Я и пяти миль не пройду! Нет уж! Вы лучше деревяшку свою с дороги уберите, а то мы торопимся.

– Никуда вы не поедете! – мгновенно теряя дурашливый тон, произнёс парень, скидывая оружие с плеча. – Ни шагу дальше, иначе выпустим вам кишки!

Бобок тут же уловил, что время игр прошло. Вообще, судя по всему, его не случайно назначили старшим обоза – он не растерялся в критической ситуации, сумел заставить противника недооценивать себя, а вот теперь, когда пришла пора, он начал действовать молниеносно. Какие-то доли секунды, и его рука с проворством, которого трудно было ожидать от столь массивного тела, ухватила арбалет.

Бобок выстрелил, почти не целясь – сейчас было важно ошарашить врага. Болт свистнул примерно в футе над головами разбойников и ушёл куда-то в сосновые кроны, однако это дало остальным извозчикам необходимую секунду, поскольку предводитель, а вместе с ним и остальные, оторопело замерли.

Надо сказать, что среди разбойников, конечно, хватало лихих парней, готовых смотреть смерти в глаза, однако, основная масса – все эти обнищавшие колоны, неприкаянные беженцы – эта масса была довольно пуглива, или, лучше сказать, рациональна. Они не были готовы лезть на рожон, предпочитая брать то, что само идёт в руки.

То, что предводитель был явно из первых, было очевидно – скорее всего, он был дезертиром, что отчасти подтверждалось его бердышом, который, похоже, раньше был алебардой, у которой просто отломали часть древка. Так же и в костяке банды, судя по всему, были дезертиры, но остальные-то были простыми смердами. Большинство из них были вооружены кое-как – дубьём, неким подобием пик, сделанных из кос, самодельными кистенями, да плотницкими топорами.

Поэтому, когда остальные возницы выпустили свои болты, пять или шесть из которых нашли свои цели, многие бандиты просто попятились, мигом растеряв боевой задор. Однако резкий окрик предводителя вернул им если и не храбрость, то, по крайней мере, повиновение, так что, вознеся к небу своё убогое оружие, раззявив рты в крике, они бросились в атаку.