И вновь словно какое-то наваждение окутало его — на мгновение он вновь увидел Лойю. У неё тоже была подобная одежда — наверное, она была у каждой девушки в этих краях. В такой же подбитой мехом куртке она, бывало, ходила к ключу за водой или отгребала снег от крыльца… Но нет… Всё же это была не Лойя, и даже дымный полумрак таверны не мог обмануть его…

Теперь, найдя наконец эту таинственную девушку, Шервард растерялся. Что делать дальше? Подойти или нет? У неё есть ребёнок, следовательно — есть муж. Это явно не тот парень, но что с того? Если таверские мужики похожи на келлийских — муж незнакомки явно не обрадуется тому, что вокруг неё ошивается какой-то приезжий, и не спустит это дело просто так. Нужны ли ему проблемы, особенно сейчас, когда он ещё толком не встал на ноги?

Но потерять её ещё раз… Кажется, это было невозможно. Да, Шервард наверняка знал, что эта девушка — не Лойя, но потерять её ещё раз он не мог…

Юноша выдохнул, несколько раз повторил про себя простую фразу — одну из первых, разученных им, а затем направился к столу. Парень, сидевший там, поднял глаза и, похоже, узнал его. Он, вроде бы, даже испугался — должно быть, решил, что злобный варвар-келлиец сейчас нападёт из-за той выходки с драккаром. Пролепетал что-то — в шуме таверны Шервард не сумел точно услыхать слова.

— Здравствуйте, — старательно выговорил северянин, пытаясь, чтобы голос звучал максимально дружелюбно. — Я хочу знакомиться. Я — Шервард.

Пришла пора признать, что Кидуа не нравилась Линду. Конечно, поначалу этот город, величайший во всём мире, не мог не очаровать провинциального юношу и не вскружить ему голову. Какое-то время он пребывал в постоянной эйфории. Казалось невозможным поверить, что теперь, стоит ему ступить за порог — и он попадёт в огромный шумный мир, в котором есть всё прямо здесь и сейчас.

Это было почти всемогущество — у его ног были лучшие таверны, лавки, улицы и площади. Он мог идти куда вздумается в любое время дня и ночи. Любое желание, едва родившись в его голове, могло быть исполнено этим городом в одно мгновение.

Пожалуй, если бы он прибыл сюда жить разбитной жизнью молодого гуляки — они стали бы с Кидуей лучшими друзьями. Распутная, вечно хмельная столица великой империи любила таких яркой и фальшивой любовью куртизанки, она дозволяла всё, на что хватало их развращённой фантазии. Но Линд Ворлад, как ни старался он напустить на себя невозмутимый вид прожжённого горожанина, глубоко в душе так и остался деревенским мальчишкой, дичившимся людей.

Кроме того, его новая служба не слишком-то располагала к привольной жизни. Линд подозревал, что его новые товарищи так до конца и не смирились с тем, с какой бесцеремонностью он влез в их тесную компанию, мгновенно получив сержантские нашивки, ради которых парни попроще годами выполняли самую чёрную работу. Возможно, именно поэтому лейтенант Свард, нимало не стесняясь, заваливал его дежурствами, вахтами и прочими прелестями жизни городского стражника.

Они быстро стали друзьями — по крайней мере, так определял для себя эти отношения сам Линд. Логанд же балансировал на самой границе — едва лишь ему начинало казаться, что они сближаются, он тут же удваивал порцию саркастических насмешек. Складывалось ощущение, что у лейтенанта есть некая незримая граница, перешагнуть которую не дозволено никому.

И всё же вне служебных отношений они приятельствовали, проводя вместе довольно много времени. У Линда в Кидуе не было друзей, и потому он тянулся к более старшему и опытному товарищу, к тому же, пользующемуся большим авторитетом. Когда оба они были свободны от смен, то обычно проводили время в «Свиных ушах» — любимом трактирчике Логанда.

Линд даже квартиру снял неподалёку от жилища приятеля — три минуты быстрым шагом, и он уже был в холостяцкой берлоге своего лейтенанта. Впрочем, тот неохотно впускал к себе гостей, да и сам не злоупотреблял гостеприимством товарищей. Удивительно — Логанд был весёлым балагуром, душой компании и всеобщим любимцем, однако у Линда всё чаще складывалось впечатление, что на самом деле он тяготится людьми. Иногда Логанд, словно рак, на день, а то и два забивался в своё жилище, строго запрещая хозяйке, у которой снимал квартиру, впускать кого бы то ни было. Ну а когда он всё же оказывался в компании, то предпочитал делать это на нейтральной территории вроде «Свиных ушей».

И всё же, несмотря на подобные странности, Линду очень нравилась компания Логанда. А может даже наоборот — странности эти лишь добавляли интереса к этому необыкновенному человеку. Казалось, он — весь целиком на поверхности, словно неглубокий деревенский пруд. Но не стоило обманываться этой простотой — похоже, что в этом пруду были такие лагуны и заводи, достать до дна в которых не смог бы и опытный ныряльщик.

Главное, что Логанд не выставлял свою странность напоказ, не бравировал ею и не пытался выглядеть в глазах окружающих более интересным. Наоборот — он всячески скрывал это, стараясь не выходить из образа рубахи-парня. Было очевидно, что в его жизни произошло что-то, надломившее его душу, и Линд отдал бы руку за возможность узнать — что именно. Но лейтенант оберегал своё прошлое ещё тщательнее, чем собственное жилище.

Что же касается самого Линда и его службы в городской страже, то у него на сей счёт были довольно смешанные чувства. С одной стороны, было что-то романтичное в том, чтобы быть стражником. Это, несомненно, была мужская профессия, что немаловажно, когда тебе едва исполнилось восемнадцать. Кроме того, очевидна была польза подобной службы для общества в сравнении с военной. Кидуа в определённом смысле оказалась довольно грязным городом, и Линду нравилось думать, что он делает его чуть чище.

Но, с другой стороны, эта служба заставляла его по-иному взглянуть на город, в который он стремился всю жизнь. Она обнажала ту изнанку, что обычно скрывалась за ухоженными фасадами главных улиц. Подобно тому, как лекарь, врачующий гноящихся от сифилиса шлюх, перестаёт видеть их прелести и видит лишь мерзость, с которой работает, так и Линд, даже проходя по дневным и таким благополучным на вид улицам Кидуи, всё равно видел мысленным взором то, во что они превращались в ночи.

Извращённость была главной чертой этого великого города. Извращённость, порождённая праздностью. Иногда юноше казалось, что Кидуа нарочно притягивает к себе все подонки империи. Похоже, что здешние обитатели давным-давно позабыли о том, что такое честный труд. Они перебивались подачками императора, которых хватало, чтобы сводить концы с концами, и, похоже, большего горожанам и не требовалось.

Нет, разумеется, в Кидуе хватало честных торговцев, ремесленников, прочих работных людей, ведь кто-то же должен был одевать, кормить и убирать этот город! Быть может, их было даже много, вот только по роду службы Линду эта категория людей попадалась куда реже, чем разношёрстная шваль, наводнившая тёмные переулки.

Обычным делом для городской стражи было разнимать драки, предотвращать грабежи и кражи, следить за порядком в низкопошибных кабаках. Обычными клиентами их были мелкие воришки, грабители да подвыпившие дебоширы, то есть весьма малоприятные люди. Собачий квартал, к которому был теперь приписан Линд, изобиловал именно городской сволочью, после общения с которыми напрочь терялась всякая вера в людей.

Но ещё больше своего молодого хозяина, к сожалению, мучился Дырочка. Пожилой лакей, проведший большую часть своей жизни в тихой деревенской усадьбе, очень страдал от городской суеты и шума. Окна в квартире, что снял Линд, выходили на улицу, и для самого юноши это было скорее преимуществом — он любил разглядывать в окно прохожих, когда бывало скучно. Но вот для Дырочки это обернулось сущим кошмаром.

Кидуанская жара сводила старика с ума, и особенно по ночам, когда несчастный Дырочка мучался бессонницей. Увы, но даже ночью он не открывал окна в своей комнатушке, чтобы впустить хоть немного прохлады, потому что снаружи был постоянный шум. Улица была довольно оживлённой, так что даже глубокой ночью здесь то и дело проходили весёлые компании припозднившихся гуляк, проезжали кареты и всадники, так что едва задремавший слуга вновь вскидывался от этого шума даже при закрытом окне.