Лера и Тоцкий переглянулись. Звучало подозрительно.

Ален взял с соседнего стола папку и начал доставать бумаги.

— Договор о помолвке, — объяснил он.

— Что вы собрались с ним делать? — насторожился Тоцкий.

— Порвать на глазах у дочери.

Так вот зачем сегодняшнее действо? Ольшанский чертовски последователен. Он заверял Корнелию, что не будет настаивать на браке Валерии и Тоцкого, и решил пойти дальше — просто уничтожить документ.

— Стойте! — возмутился Ян. — Зачем его рвать?

— Или сжечь? Ты что предпочитаешь, девочка моя? — Ольшанский улыбнулся и звякнул в колокольчик для вызова официанта. — Свечи нам! — потребовал у материализовавшегося работника.

— Дьер Ален, я настаиваю оставить документ в покое, — Тоцкий потянулся за бумагами.

— Нет, он будет сожжён, — Ольшанский издевательски скрутил листы в трубочку. — Моя девочка не станет невестой поневоле.

— Нет никакой неволи, дьер Ален. С чего вы взяли? — Тоцкий сменил тактику нападения тактикой убеждения. — Напротив, у нас взаимные чувства. Мы и пришли сюда сегодня рассказать о них.

Он накрыл горячей пятернёй руку Валерии и безапелляционно заявил:

— Мы с Лерой мечтаем о браке.

При этом глянул таким мечтающем о браке взглядом, что Станиславский стоя бы аплодировал. Даже Валерия чуть-чуть поверила, хоть и знала, что это только игра.

Ольшанский слегка был сбит с толку таким неожиданным поворотом событий, однако не настолько, чтобы оставить мысль сжечь документы. А официант, уже летел к столу с двумя увесистыми канделябрами с горящими свечами.

Он испарился так же быстро, как и появился — наверно, чуял, как накалена атмосфера.

Ольшанский незамедлительно предпринял попытку подпалить бумаги, но Тоцкий наглым резким выдохом задул свечу.

— Дьер Ален, документ отражает наше с Лерой общее желание, зачем вы хотите уничтожить его?

— А почему я должен верить вам, дьер Ян? — Ольшанский поднёс бумаги к другому канделябру, но Тоцкий с такой же наглой настойчивостью задул и вторую свечу.

— А потому, дьер Ален… — он начал фразу так напористо, будто у него есть железобетонный аргумент.

Ольшанский аж застыл в ожидании. Лере тоже очень интересно было, что же Тоцкий выдаст.

— …потому, что у нас с ней… страсть!

Последнее слово было произнесено так страстно, что Ольшанский даже подпрыгнул.

— Неукротимая! — добавил Тоцкий, чтобы усилить эффект. — Хотите доказательств?!

Вечер переставал быть томным. И как это он собрался неукротимую страсть доказывать? Когда они шли на этот ужин, Лера почему-то представляла, что их игра будет заключаться в милых ухаживаниях, типа: налить ли тебе сока, дорогая? не хочешь ли ещё немного зелени, милая? А здесь не ужин, здесь коррида!

— Хочу не доказательств, — Ольшанский скрутил документы так, что это была уже не трубочка, а стержень. — Хочу, чтобы моя девочка сказала, чего хочет она.

Взгляды двух разгорячённых мужчин устремились на Леру…

Взгляды двух разгорячённых мужчин устремились на Леру.

Тоцкий всем видом показывал, что, мол, её очередь вступить в игру и продолжить начатый им спектакль. В его глазах светилось что-то горячее, ироничное и наглое в духе: что я, зря старался?

Что и говорить, старания ему удались. Выглядел убедительно.

Валерия собиралась отыграть не хуже него. Ей было ради чего стараться. Она видела на лице Ольшанского не до конца отцветшие синяки. А сколько их ещё будет, если Корнелия права? И хоть Лера была почти на сто процентов уверена, что ведунья лукавит, но нужно было в этом убедиться. Заставить Ольшанского поверить, что они с Тоцким начали планомерное движение к браку, и посмотреть, угомонится ли в таком случае его магия? Или ей нужно совсем не это?

Сегодня Ален показал, что готов ради дочери на многое. Вот и Валерия ради него постарается. Уж она отыграет спектакль так, что у Ольшанского и тени сомнений не останется.

— Дьер Ален, всё, что сказал Ян, чистая правда, — произнесла она пылко. — Мы действительно мечтаем о браке.

Она порывисто схватила руку Тоцкого.

— Мечтаем так сильно, что… потеряли сон.

Кажется, неплохо получилось. Реалистично. Особенно, что касается сна. Уже которую ночь Лера из-за Тоцкого не досыпает. Позавчера ездили к Корнелии спрятать жучок, вчера — к нему в особняк подслушивать.

Лерина реприза произвела впечатление на обоих мужчин. Тоцкий выглядел довольным, Ольшанский — сбитым с толку.

— Девочка моя, не верю ушам своим. Ты действительно хочешь замуж?

— Ночей не сплю — мечтаю! — с чувством произнесла Лера и глянула на Тоцкого вопросительно: не переиграла?

— Я тоже с нетерпением жду того счастливого дня, когда нас свяжут узы брака, — подлил он масла в огонь. — Дьер Ален, ваша дочь — сущий ангел!

Лера с трудом сдержала улыбку. А Тоцкий вдохновенно продолжал:

— Безупречная невеста. Я считаю, мне несказанно повезло!

После этой фразы он неожиданно решил перейти от возвышенного к обыденному:

— Не хочешь коктейль, милая?

— Хочу, — у Леры давно в горле пересохло, — …милый.

Она сама себе поразилась, как у неё получилось назвать Тоцкого милым. Этот дьявол какой угодно: коварный, наглый, ладно, красивый, ладно, адски привлекательный, но только не милый. Однако ради успеха их сегодняшней игры, она и не такое способна.

Он наполнил бокалы: свой, Лерин, и даже Ольшанскому плеснул. И тут же начал и тарелки наполнять.

Ален к этому моменту уже не выглядел настороженным. Он отложил свёрнутый в трубочку договор, откинулся на спинку стула и неспешно потягивал напиток. Поверил спектаклю? Нет, слишком он хитёр, чтобы так сразу купиться.

Какое-то время ужин проходил вполне мило. Разговор о помолвке был поставлен на паузу. Будто участникам корриды требовалась передышка для восстановления сил перед решающей схваткой. Лере даже удалось червячка заморить, пока мужчины увлечённо беседовали о недавнем чемпионате по гольфу.

Официанты осмелели и вновь принялись сновать, меняя блюда, стараясь угодить гостям.

В какой-то момент у Ольшанского сработал мобильный кристалл и он, извинившись, встал из-за стола и вышел с террасы.

Как только он исчез из поля зрения, Лера и Тоцкий начали заговорщики переговариваться.

— Как думаете, дьер Ян, он нам поверил? — прошептала Валерия.

— Не уверен.

Вот и Лера уверена не была.

— Мне кажется, он близок к тому, чтобы принять всё за чистую монету, — предположила она, — но нужен ещё какой-то неоспоримый весомый аргумент.

— Да, — кивнул Тоцкий, — финальный аккорд.

— У вас есть идеи?

— Есть, — он хищно улыбнулся. — Подыграешь мне?

Жаль, развернуть мысль Тоцкий не успел — Ольшанский уже возвращался на террасу. Лере оставалось только догадываться, что имел в виду Тоцкий. Насколько она его знала, наверняка, задумал что-то вопиющее, в духе — поцелуй на глазах Ольшанского. И что ей в таком случае делать? Подыгрывать?

Ужин продолжился неспешной беседой. Только теперь Тоцкий специально опять перевёл разговор с гольфа на помолвку.

— Точную дату брачной церемонии мы ещё не обсуждали, — сказал он, — но медлить не планируем. Нам всё труднее и труднее сдерживать страсть.

Слово «страсть» Тоцкому давалось особенно убедительно. Лера ему подыгрывала вовсю.

— Я просыпаюсь каждое утро с мыслью о брачной церемонии, — подарив "жениху" пламенный взгляд, произнесла она.

Единственное, что её тревожило, что они уже пошли по второму кругу в своих заверениях о желании пожениться. Подействует ли это на Ольшанского? Это и был финальный аккорд, про который говорил Тоцкий — взять Алена измором?

Нет, оказалось, что он имел в виду кое-что другое — настолько убедительный аккорд, что не только Ольшанского, но и Леру пробрало.

— Я тоже и просыпаюсь, и засыпаю с мыслью о брачной церемонии… — выдал Тоцкий всё с тем же напором, — …с мыслями о невесте, и о нашем ребёнке.