***
Практически на протяжении всего пути до Тавера они ехали молча. Ворлад лишь вначале задал несколько вопросов относительно того, что Брум видел, будучи у городских ворот, и затем, поняв, что тот ничего не знает и не видел ничего необычного, потерял интерес и к беседе, и к самому собеседнику.
Брум же в конце концов тоже задумался, пытаясь предугадать сцену ареста барона. Окажет ли он сопротивление, поймёт ли вообще, что происходит? Постепенно мысли юноши перешли несколько к другим материям. Он стал представлять, что сам лично помогает городским стражникам справиться со взбрыкнувшим кидуанцем. Он представлял, как бросается на него, выбивая шпагу из рук, как опрокидывает грузноватого нахала на землю.
Отправившись в полёт, его мысли возносились всё дальше, и в конце концов Брум стал думать о том, что было бы, если бы он напал на Ворлада прямо сейчас, когда тот и вовсе не ожидает подвоха. Смог бы он справиться в одиночку? Может быть, выхватив баронскую шпагу, он проткнул бы этого негодяя сам?
Впрочем, нельзя сказать, что Бруматт действительно ненавидел барона настолько, чтобы убить его. В данном случае его мечты относились скорее к тому, сколько веса этот поступок прибавил бы ему в среде будущих соратников. Он ведь понимал, как станут относиться к нему другие. Так же, как относится (хотя и старается не показывать виду) сам Шервард. Как к мальчишке, которому нечего делать на войне. Победив Ворлада, он доказал бы, что это не так!..
И однако же Брум, признаться, и сам понимал, что не сделает ничего подобного. Парень искренне надеялся на то, что он не был трусом, но сказать этого наверняка не мог, поскольку до сих пор пока ещё не имел возможности испытать себя. Но то, что он не мог просто, ни с того ни с сего накинуться на ничего не ожидающего с его стороны человека, было всё же очевидным.
В молчании добрались они до таверских ворот. Они всё так же были заперты, и Брум заметил пару стражников, караулящих снаружи. Те двинулись навстречу повозке, предостерегающе подняв руку.
— Стой! — бросил барон вознице, и как только возок остановился, он довольно грациозно для человека его возраста и комплекции спрыгнул, направляясь к стражникам. — Барон Ворлад, интендант легиона. Пропустите.
— Доброго дня, господин барон, — Брум заметил, как стражник покосился на шпагу приезжего. — Да, велено вас впустить. Вас ждут.
— А я?.. — слезая с возка, юноша двинулся следом.
— Простите, сударь, приказ касается лишь господина барона, — возразил стражник.
— Но ведь… — Брум решил, что его просто не узнали, тем более, что патруль сейчас действительно был уже иной.
— Вы сможете пройти позже, когда будут улажены все формальности, — и тут парень заметил, что стражник незаметно ему подмигнул.
— Ничего не поделаешь, дружок, — с некоторым высокомерием обратился к нему Ворлад. — Видишь, что тут происходит? Гражданским покамест путь заказан. В другой раз.
Он намеренно говорил так, будто прекрасно понимал, что творится в Тавере. Брум знал, что барон ни за что на свете не стал бы сейчас справляться о происходящем у стражи — это было ниже его достоинства. И он в очередной раз вспомнил, за что недолюбливал этого человека ещё даже до предательства Линда.
Впрочем, юноша не отличался особенной мстительностью или кровожадностью, а потому не слишком-то сожалел, что не увидит, как арестуют Ворлада. Очевидно, что стражники получили приказ разделить их — явно для того, чтобы не подвергать молодого человека ненужному риску. Что ж, пусть так и будет.
Позже, быть может, он узнает дальнейшую судьбу барона. Впрочем, что бы с ним дальше ни было — Брум был уверен, что тот вполне этого заслуживает. Он был плохим человеком, плохим гостем и отвратительным отцом. Для него, с тех пор, как уехал Линд, словно бы и не существовала Динди, а позже и Риззель. Для него всё семейство Хэддасов было… чем-то вроде приживал, людьми низшего сорта, которые не заслуживали серьёзного отношения к себе. Нет уж, Бруматт точно не станет горевать по барону, даже если того проткнут при попытке ареста.
Сам же Ворлад тем временем важно прошёл к небольшой калитке в городских воротах и, даже не оглянувшись на оставшегося снаружи юношу, вошёл в город. Брум невольно прислушался, ожидая услышать крики и звон оружия, но ничего, кроме скрипа петель, не услыхал.
— Его арестуют? — тихо спросил он у подошедшего стражника.
— Арестуют, — усмехнулся тот. — Там его уже поджидает отряд. А вы, стало быть, хотите также пройти в город? Мне велено пропустить вас, если вы твёрдо намерены войти. Так было сказано.
— Я твёрдо намерен, — невольно сглотнул Бруматт. — Сейчас вот только отпущу слугу.
— Не спешите, — кивнул стражник. — Минуток пять подышите ещё здесь.
Брум, кивнув в ответ, подошёл к сидящему на козлах вознице.
— Отправляйся домой. Не жди ни меня, ни барона. Скажи отцу… Что я отправляюсь в поход. Вернусь осенью. Если захочет узнать подробности — пусть наведается в город позже, тут ему всё объяснят. Ты же знаешь таверну мэтра Хеймеля? Пусть спросит обо мне у трактирщика.
Конечно, Бруму хотелось бы самому, более обстоятельно объяснить отцу свой поступок, но он понимал, что не сумеет сделать это через не шибко-то умного лакея. Запоздало пожалев о том, что не додумался написать письмо, Бруматт лишь вздохнул и вытащил из-под лавки свой мешок.
— Всё понял?
— Всё понял, барин, — возница явно был ошарашен услышанным, и сейчас пристально глядел на юношу, явно ожидая от него каких-то сакральных фраз.
— Ну так давай, езжай… — ещё раз тяжело вздохнув, Брум закинул мешок за плечи и зашагал к городским воротам.
Глава 47. На войну!
Брум с невольным содроганием прошёл через скрипучую калитку в городских воротах и вздрогнул, когда стражник со стуком, чтобы плотнее вошла на своё место, закрыл её и задвинул засов. Его ещё раз предупредили, что в ближайшие дни пройти через ворота Тавера можно лишь в одну сторону. И пусть у него ещё была возможность отказаться от своей пугающей идеи, но в этих запертых для выхода воротах явно читался символ какой-то обречённости.
Впрочем, юноша почти тут же позабыл о своих впечатлениях, сосредоточившись на поисках барона. Он вертел головой, пытаясь найти если не его самого, то хотя бы какие-то признаки борьбы. Почему-то ему казалось, что он сейчас непременно увидит лужу свежей крови, или бездыханное тело, которое городские стражники уволокут подальше от нескромных глаз. Но ничего такого не было — у городских ворот вообще было непривычно безлюдно, да и сам город походил на затаившуюся перед прыжком кошку, когда замирает даже нервно дёргающийся кончик хвоста.
Это не была оторопь паники — горожане уже поняли, что никто не собирается убивать, грабить и жечь. Когда людям становилось известно, что северный флот присутствует здесь с позволения магистрата, и что келлийцы пришли на подмогу, чтобы избавить Тавер от ярма императора… В этом месте, как правило, вспыхивали небольшие дискуссии о том, действительно ли плохо таверцам жилось под этим самым «ярмом», но идейные люди, подобные Бодену, всегда имели преимущество в спорах над инертными обывателями, не имеющими в своём арсенале иных аргументов кроме «так было всегда».
Таким образом, к моменту, когда Брум приехал в Тавер, большинство горожан уже, как минимум, с пониманием относились к присутствию северян, а многие и вовсе были воодушевлены, уверенные, что теперь-то жизнь станет богаче и проще. Так что обезлюдевшие улицы не были следствием паники. Это было скорее беспокойство от назревающих больших перемен с одной стороны, и некая эйфория — с другой. Если уж всё меняется так глобально, то, быть может, сейчас стоит как раз немного затаиться и переждать эти сдвиги?
Не говоря уж о том, что город был полностью закрыт, что отчасти сказалось и на торговле. Окрестные колоны не могли въехать в город, чтобы продавать свои запасы, да и загородные покупатели вроде того же Бруматта тоже исчезли.