И дело тут было даже не в том, что великий маг вдруг озаботился сохранением как можно большего числа жизней своих легионеров. Здесь, скорее, имело место нетерпение творца, желание приложить руку к делу своей жизни. Не имея возможности руководить кампанией, а теперь даже и участвовать в ней на всём протяжении, Каладиус хотел оставить за собой право хотя бы на финальную точку. Он начал это в Шайтре, и должен закончить в Пинноре. Тогда уже можно отправляться в Латион и отлёживаться хоть всю зиму. Главное – выжить! И потому великий маг, скрипя зубами и шипя проклятия, всё же глотал противолихорадочный отвар мэтра Петана.

***

Кризис миновал. Прошло уже почти две недели с тех пор, как Каладиус остановился в селении, и он всё ещё был жив. Более того, приступы удушья прекратились. Глубоко вздохнуть без того, чтобы не закашляться, великий маг всё ещё не мог, но, по крайней мере, он теперь мог лежать, не опасаясь задохнуться.

Спал и жар, хотя он ещё возвращался каждый вечер с пунктуальностью добросовестного тюремщика, но уже не был таким испепеляющим. Правда, приступы лихорадки, когда Каладиус стучал зубами, рискуя их раскрошить, продолжались, всё больше изнуряя больного.

Великий маг превратился в бледную тень самого себя. Он всегда был сухощав, но теперь от него осталась лишь кожа, натянутая на кости. Петан был в отчаянии – вечный чревоугодник Каладиус теперь едва притрагивался к еде, хотя готовила ему всё та же бригада поваров, а продукты его летучий отряд ухитрялся доставать наисвежайшие. Иссиня-бледная кожа, сухие потрескавшиеся губы, столь бледные, что были почти незаметны, но зато очень хорошо выделялись чёрные круги под глазами.

Несколько дней в самый пик кризиса Каладиус даже не вставал. Он мочился прямо под себя, но слуги меняли простыни ещё чаще – они очень быстро пропитывались потом. Сейчас, когда самое страшное, кажется, было уже позади, волшебник чувствовал себя получше, и уже мог подниматься с кровати, хотя и не без помощи. Он мог дойти и до нужника, но лишь при поддержке слуг. По крайней мере, он стал чуть больше есть, и это вселяло надежду.

Вообще, учитывая ту яростную силу, с какой набросилась на него болезнь, Каладиус должен был умереть. Точнее, наверняка умер бы всякий, кто оказался на его месте. Но жизненная сила великого мага продолжала удерживать его по эту сторону Белого Моста вопреки всему. Конечно же, Петан приписывал это чудо своему великолепному снадобью.

– Вот видите, мессир, я же говорил, что моя микстура поставит вас на ноги! – всякий раз восклицал он, входя в комнату с новой порцией своего лекарства. – Бьюсь об заклад, что если бы вы стали принимать её своевременно, мы и вовсе избежали бы осложнений!

– Просто она так мерзко воняет, что отпугивает даже смерть, – уныло глядя на плошку в руках лекаря, проворчал Каладиус.

– Пусть так, – не стал спорить улыбающийся Петан. – Главное, что она работает!

У великого мага по-прежнему не было уверенности в этом, но он всё же исправно пил теперь горькую отраву, не желая рисковать.

– Стало быть, я поправлюсь? – волшебника передёрнуло от отвращения, когда он проглотил отвар.

– А разве вы сомневались в этом, мессир? – воскликнул лекарь.

– Мне нужны сейчас не ваши подбадривания, мэтр, а учёное мнение медикуса, – одёрнул его Каладиус. – Когда я могу отправиться в путь?

– Я бы сказал, что не раньше, чем через две-три недели, мессир, – посерьёзнев, ответил Петан.

– Это исключено! – резко возразил маг. – Если я проторчу тут две-три недели, я не поспею к Пиннору до штурма!

– Уверен, что они справятся там и без вас, мессир. Ваше здоровье важнее жизни трёх-четырёх сотен мужланов.

– Дело не в этом, мэтр, – досадливо поморщился Каладиус. – Меня не больше вашего заботят жизни легионеров, но я должен принять участие в штурме! Вам этого не понять…

– Отчего же? – усмехнулся Петан. – Вы возомнили, что вот-вот умрёте, и считаете, что должны исполнить дело своей жизни, не так ли?

– В ваших устах это звучит несколько нелепо, согласен, но это, должно быть, лишь потому, что вы сами нелепы! – скрипнул зубами волшебник. – И пусть вам этого не понять, но примите к сведению, что я должен быть там, а это значит, что максимум послезавтра мы отправляемся в путь!

– Этого не будет, мессир! – твёрдо заявил Петан. – Вы останетесь здесь, пока я не позволю вам уехать!

– Я приказал королю начать эту войну, – сверкнув глазами, проговорил Каладиус голосом, полным власти и угрозы. – И он не посмел ослушаться меня. Так неужели я не совладаю с каким-то лекарем?

– Без сомнения, совладаете, – медикус внезапно растерял весь свой апломб и, похоже, по-настоящему испугался. – Я могу лишь просить вас остаться и взывать к вашему благоразумию. Восстановившись, вы сможете свершить ещё много великих дел. Полагаю, штурм какого-то завшивленного Пиннора можно и пропустить.

– Вам не понять меня, мэтр, потому что вы – всего лишь лекарь… – упрямо покачав головой, произнёс Каладиус. – Поэтому и не сильтесь сделать это. Просто знайте – послезавтра мы выезжаем. Постарайтесь к тому времени приложить все силы, чтобы поставить меня на ноги. Я разрешаю даже пичкать меня двойной порцией вашей бурды.

– Вы спросили меня – поправитесь ли вы, мессир, – помолчав немного, заговорил медикус. – Так вот, даже сейчас я не дам вам гарантию этого. Я знаю случаи, когда, казалось бы, уже почти совсем здоровый человек умирал в течение суток от вновь начавшихся осложнений. Алая лихорадка не отпускает просто так, лишь по одному приказу. Пусть даже приказ этот отдаст великий человек вроде вас. Поймите, мессир, вас могут слушаться короли, министры, лекари, солдаты, но не болезнь. Вы выкарабкались, хотя Арионн свидетель, я был уверен, что вы не выдержите. Да, вы сильнее всех прочих, но вы всё ещё человек, и вы смертны. Так зачем подыгрывать этой растреклятой болезни? Подождав, вы можете получить желаемое, хоть и чуть позже. Бросившись в путь прямо сейчас, вы рискуете не добраться до Пиннора.

– Я всё это понимаю, друг мой, – неожиданно мягко проговорил Каладиус. – Но я должен. Я не жду, что вы поймёте, но требую, чтобы вы подчинились.

Тяжело вздохнув, мэтр Петан молча поклонился и вышел из провонявшей потом и мочой комнаты, не забрав даже пустую плошку из-под отвара из мелко трясущихся рук великого мага.

Армия ожидала Каладиуса, как он и приказал. Великий маг очень спешил, стараясь побыстрее попасть к Пиннору, но эта спешка слишком дорого далась ему. Состояние, которое, казалось, уже начало заметно улучшаться, вновь сильно ухудшилось. Добравшись до Пиннора, Калдаиус уже практически не мог подняться на ноги. Петан несколько раз делал попытки вновь встать на постой, чтобы дать неугомонному пациенту отдышаться, но волшебник не хотел и слышать об этом.

Таким образом, добравшись до места, Каладиус больше напоминал труп, так что ни о каком штурме не могло быть и речи. К явной досаде командующего Тоббса, было решено отложить штурм ещё на несколько дней – великий маг во что бы то ни стало хотел лично принять в нём участие. Впрочем, задержка никак не могла помешать делу – Палатий, похоже, исчерпал свои ресурсы и не мог прислать силы для попытки освобождения города, а довольно немногочисленные защитники Пиннора за несколько дополнительных дней осады ещё сильнее растеряли бы свой боевой дух.

Каладиус больше не ждал пощады от болезни. Она дала ему ещё один шанс закончить начатое, но большего он требовать не смел. Иной раз он сам удивлялся своей глупости, ведь этот размен жизни на почти иррациональное желание лично завершить кампанию нельзя было назвать иначе чем глупостью, но поделать ничего не мог. В своё время нечто подобное он испытывал, употребляя отвар дурной травы – понимая, насколько это неразумно, он не находил в себе сил отказаться от саморазрушения.

Мэтр Петан, тоже порядком осунувшийся и измождённый, продолжал ухаживать за своенравным пациентом, несмотря на обиду и досаду. Он безбожно пичкал его всевозможными порошками и микстурами, в том числе и своим мерзким настоем так, что даже моча великого мага приобрела совершенно необычный и очень едкий запах, а также красноватый окрас. Но на данный момент это не беспокоило ни того, ни другого.