— Отец, я прочёл много книг, и все они указывают на одно — мы потеряли великую цивилизацию. Сколько знаний и умений осталось похороненными под пеплом Смутных дней! И до тех пор, пока наш мир представляет собой лоскутное одеяло, ничего не изменится! Мы как сороки — каждая сидит в своём гнезде и всё добро тащит туда же, не спеша делиться с другими! Мы не развиваем ремёсла, науки, магию… Всё это было в Кидуанской империи! Это была империя великанов в сравнении с нами! Неужели ты не хочешь возродить всё это?

— Чем больше я тебя слушаю, тем сильнее убеждаюсь, что ты так и остался мечтателем, начитавшимся слюнявых книжонок, — заговорил Давин. — Ты говоришь о неком лучшем мире. Но откуда, по-твоему, он может взяться? Или ты думаешь, что стоит тебе стать императором всех земель — и тут же заколосятся поля, зацветут мётлы в руках у селянок, а из потайных убежищ выйдут полчища мастеровых, учёных и магов, спешащие поделиться своими знаниями? Да, ты прав — во времена империи всё было куда лучше, чем теперь. Но те времена прошли, и они исчезли навеки! И всё их знание исчезло вместе с ними! А ты, гонясь за бесплотными мечтами, собираешься натворить вполне реальных бед!

— Но…

— Не перебивай меня, потому что я тебя не перебивал! — рявкнул Давин, разъяряясь. — Ты уже натворил столько, что, быть может, это не расхлебает и следующее поколение! Под одним Боажем полегло больше двух тысяч человек! Ты хоть представляешь, что подобные битвы и подобные потери в последний раз случались много-много десятилетий назад? Представляешь ли ты, какое зло выпустил в мир? Вся эта чернь, рисующая твои глупые коронки на стенах — вскоре она возьмётся за дубьё и вилы, и пойдёт громить всё, что подвернётся ей на пути! Ты посеял страшную бурю, Увилл, и она сметёт замок, который ты пытаешься построить!

— Всё совсем не так! — столь же яростно возразил Увилл. — Мы положим конец всем этим распрям! Мы — жители одной страны, но сейчас мы то и дело убиваем друг друга потому, что один из нас является колионцем, а другой — танийцем! В чём здесь порядок, отец? В чём здесь правда? Насколько лучше станет жизнь этих бедолаг, если они будут жить, не делясь на своих и чужих, если они станут растить хлеб, не боясь, что соседний барон придёт и сожжёт нивы!

Поскольку оба уже говорили на повышенных тонах, в комнату вбежали испуганные и растерянные слуги, не понимая, почему здесь звучат два громких и гневных мужских голоса. Они буквально оторопели, увидев Увилла. Впрочем, неизвестно — узнали ли они его, или просто озадачились, заметив незнакомца. Однако Давин лишь махнул им, повелевая выйти, и те послушно ретировались.

— Ты говоришь это много лет, но от этого твои слова не становятся менее глупыми! Ты думаешь, люди так просто забудут, что они — танийцы или колионцы? Десятки поколений впитали это с молоком матери, и это не избыть! Прекрати уже наконец мечтать об идеальном мире! Или, по крайней мере, прекрати приносить в жертву невинных людей ради своих мечтаний!

— Ты увидишь, что это — не пустые мечтания, отец! Овца может всю жизнь простоять в хлеву, но если её выпустить в поле — разве не станет она бродить по нему, щипая самую сочную траву? Разве захочет она по своей воле вернуться обратно в хлев? Так неужели ты считаешь людей более глупыми, чем овцы?

— Ты неисправим… — устало покачал головой Давин. — Иногда я удивляюсь — неужели ты действительно воспитывался в моём доме? Такое ощущение, что ты всю жизнь провёл в каком-нибудь арионнитском монастыре, слушая благостные притчи старцев!

— Но я воспитывался тобой, отец, — также смирив гнев, спокойнее заговорил Увилл. — И я буду бесконечно благодарен тебе до конца своих дней! Прошу тебя, давай примиримся! Время глупых ссор прошло! Представь, каких высот мы достигли бы вместе! Весь северо-восток Союза был бы нашим! За год мы без особых хлопот взяли бы Диллай и Бейдин, а быть может — и Латион! И тогда, не пройдёт и нескольких лет, мы с тобой будем стоять спиной к Загадочному океану и оглядывать свою империю, простирающуюся от его волн до самых Анурских гор!

— Я никогда не примкну к тебе, Увилл, — помолчав мгновение, произнёс Давин. — И не только потому, что не верю в твои иллюзии. Просто я, в отличие от тебя, свято чту те законы, что достались мне от отца, а ему — от его отца. И я думаю так: если эти законы передавались из поколения в поколение сотни лет, могу ли я быть тем, кто их нарушит? Более того, Увилл. Предупреждаю тебя, что я буду изо всех сил защищать то, во что верю, и однажды я сокрушу тебя.

— Ну это уже решать богам, а не тебе, отец, — со скрытой досадой усмехнулся Увилл. — Что ж, полагаю, нам не о чем больше говорить. Я знаю тебя, и ты не передумаешь, коль уж решил… Что ж, жаль… Я всё равно одержу победу — с тобой или без тебя. Мне жаль, что и дальше придётся сражаться с тобой, но это — твой выбор. Я пришёл и протянул тебе руку, а ты её отверг, и пусть боги будут мне в том свидетелями. А коли так — прощайте. Рад был увидеть вас, и особенно тебя, сестра. Поговаривают, лорд Давин принял тебя весьма тепло.

Увилл ухмыльнулся при последних словах, но Давин, скрипнув зубами, проглотил эту ухмылку. Не хватало ещё, чтобы этот щенок начал делать какие-то скабрёзные намёки! Лучше уж просто дать ему уйти. Так что он лишь закусил шрам, словно пытаясь сосредоточиться на этой боли.

Увилл же, похоже, ожидал какой-то реакции, но, не дождавшись её ни от Давина, ни от Камиллы, ещё раз усмехнулся и, поклонившись, направился к двери.

— Последний вопрос, Увилл! — догнал его окрик Давина.

— Что такое? — повернувшись на каблуках, спросил Увилл.

— Ты причастен к исчезновению Дайрона Корста? — Давин пристально вгляделся в лицо сына, но оно, к несчастью, уже было сокрыто мраком.

— Понятия не имею, кто это, — безразлично пожав плечами, ответил Увилл и вышел.

— Так значит, в этом году они собираются сидеть по домам? — почесав бороду, произнёс Увилл.

— Так мне сообщил барон Поллин, государь, — кивнул один из вассалов. — Стол принял решение подготовить города к обороне, чтобы огромными силами напасть на нас через год.

— Огромными — это сколько?

— Речь шла о десятках тысяч людей, государь. Двадцать или тридцать тысяч.

— Однако!.. — удивлённо покачал головой Увилл. — Неужели они рассчитывают собрать подобное войско?

— Это сложно, но не невозможно, государь, — заметил Гардон. — И тогда такое войско сметёт оборону и Колиона, и Боажа.

— Можно ли доверять словам этого Поллина? — осведомился Увилл.

— Я знаком с ним много лет, государь, — ответил всё тот же вассал. — Я женат на его сестре. И у нас всегда были дружеские отношения.

— Но готов ли он ради вашей дружбы предать своего сюзерена?

— Я верю ему, государь. Он разделяет наши взгляды на будущее и пообещал, что в решающий момент встанет на нашу сторону. Кроме того, он заверил, что ведёт работу среди других вассалов Бейдина, и потому есть надежда, что лорд Клайн недосчитается очень многих.

— Это хорошо. Передай своему шурину, пусть соблюдает осторожность и не высовывается. Но при этом, конечно, пусть продолжает свою работу. Скажи ему, что я высоко ценю его усилия, и они в будущем принесут ему прекрасные плоды. Эх, жаль, что каждый из вас не женат на сёстрах баронов других доменов! — шутливо вздохнул Увилл. — Насколько проще всё стало бы сразу!

— Да, всё это замечательно, государь, но нам нужно придумать теперь, как справиться с такой громадной армией! — напомнил явно обеспокоенный Гардон, ведь ему, как наместнику Боажа, вполне возможно, придётся выдержать главный удар.

— Всё очень просто, — пожал плечами Увилл. — Нужно создать ещё большую армию. Теперь у нас есть два домена. Нам больше не нужно наталкивать новобранцев в лагеря, словно рыбу в бочки. Мы соберём их в Колионе, в Боаже, в других городках доменов.

— Вряд ли мы соберём больше людей, чем шестнадцать остальных доменов…