Ну а что касается политических элит, то в целом, конечно, они с огромным удовольствием нырнули в эту эпоху кажущегося благоденствия, лёгкого разврата и безмятежной легкомысленности. Казалось, что устоявшийся десятилетиями, если не столетиями, этот порядок вещей будет теперь неизменным всегда, и, разумеется, это вполне устраивало всех, включая и самого императора Гриварона. В этом смысле наступивший 1967 год Руны Чини, казалось, ничем не отличался от всех предыдущих…

***

Снова шум в одной из таверн… Линд Ворлад брезгливо вздохнул, понимая, что придётся окунуться в эту атмосферу шума и зловония, но махнул рукой своим парням и направился туда. Похоже, внутри кипела нешуточная драка, потому что ор стоял такой, словно там кого-то убивали. Гремели опрокинутые столы вперемешку с бившейся посудой, визжали пьяными голосами потаскухи, сквернословие сотрясало небеса.

Когда наряд стражи уже подходил к таверне, дверь распахнулась, и оттуда выскочил потный испуганный человек в засаленном фартуке — не иначе, как хозяин этого притона. Отчаяние читалось в его лице, а руки тряслись. Странно, можно подумать, он впервые попадал в подобные переделки!..

— Хвала богам!.. — воздевая руки к небу, облегчённо прорыдал трактирщик, завидев в темноте кирасы стражников. — Сюда, сюда, господа! Помогите! Они сожгут мою таверну!..

Толкнув старика, из дверного проёма выскочила помятого вида девица самого вульгарного вида. Её рубашка была распахнута, выставляя напоказ некрасивую обвисшую грудь. Девица истошно визжала, прижимая ладонь к уху. Сквозь пальцы её сочилась кровь. Не разбирая дороги своими остекленевшими глазами, она, не переставая визжать, бросилась по переулку, исчезая в темноте. Следом за ней из кабака выскочила и её товарка, имевшая столь же неприглядный вид и визжавшая столь же громко и противно, и тоже ломанулась прочь, едва не налетев на подошедшего Линда.

— Прочь! — не церемонясь, рявкнул Линд, довольно грубо отталкивая трактирщика со своего пути.

Он презирал этого потного замухрышку также, как и всю прочую шваль, обитавшую в этом притоне. Вся эта грязь человеческая и не могла вызвать ничего кроме омерзения. Именно из-за подобных субъектов он так ненавидел Кидую.

Внутри было сумрачно — почти темно. Красные слабые отсветы давал потухающий очаг, да коптили две-три масляные лампы на стенах. Наверняка до начала драки ещё несколько светильников освещали столы, но теперь они валялись в груде обломков и осколков. Вонь дешёвого алкоголя, немытых тел и дурной травы, смешиваясь, едва не сшибала с ног.

В этой зловонной тьме копошился шумный клубок. Сколько именно человек участвовало в потасовке — Линду было не разглядеть, да это было и неважно.

— А ну стой! — рявкнул он так, что загудели деревянные стены.

Драка прекратилась не сразу — видно кто-то вошёл в такой раж, что то ли не слыхал окрика, то ли решил его проигнорировать.

— Никому не шевелиться! — ещё больше разъяряясь, гаркнул Линд. — Огня!

Последняя фраза относилась к его подчинённым. У каждого гвардейца с собой был факел, который по инструкции постоянно должен гореть. Но факелы сгорали довольно быстро, и тогда бы приходилось таскать с собой их целыми связками. Кроме того, иногда они играли дурную службу — глаза привыкали к свету, и окружающая тьма, в которой могли прятаться самые разные подонки, становилась непроницаемой для стражников. Поэтому-то, в нарушение инструкции, каждый стражник брал с собой лишь по одному факелу, зажигая его в случае необходимости.

Вскоре пропитанная смолистым варом ветошь вспыхнула, и Линд взял горящий факел из рук гвардейца. Довольно небольшое пространство кабачка осветилось. Ворлад наконец смог разглядеть картину побоища.

Внутри было человек шесть или семь. Из них двое, не шевелясь, лежали на грязном полу, тогда как остальные, боязливо щурясь, глядели на подоспевших солдат. По лицам их текла кровь, а один из стоявших привалился к столбу, поддерживающему потолок. Было видно, что без помощи он стоять не мог.

— Выходите все наружу, — прорычал Линд, делая шаг назад, в свежую прохладу ночной улочки. — По одному, и без глупостей!

Больше всего на свете ему сейчас не хотелось разбираться с этой швалью. Кто прав, кто виноват — какая разница? Этот мусор, эти отбросы были виноваты уже одним фактом своего существования. А в деталях пусть разбирается местный префект. Линд и его люди просто отведут всех, включая трактирщика, в ближайшую караульную башню, и запрут до утра. А там пусть с ними разбирается кто хочет!..

Спустя примерно три четверти часа они вновь шли по тёмным улочкам. Настроение почему-то испортилось, хотя ничего из ряда вон выходящего не произошло — обычная работа. Всего через каких-нибудь пару часов они наконец вернутся в казармы, и тогда Линд сможет пойти домой, чтобы отоспаться. К тому времени уже начнёт светать — дистритий[170] подходил к концу, так что солнце не очень-то засиживалось за горизонтом.

— Что за дрянь?.. — внезапно прислушиваясь, буркнул он.

Отряд остановился, напряжённо вслушиваясь в странный, необычный звук. Было похоже, что где-то вдали бьют колокола.

— Это в Кинае, — заметил один из гвардейцев. — Похоже, там тревога.

— Пожар, что ли?.. — проворчал Линд.

Пожары были не редкостью, но обычно они не вызывали такого переполоха. Чтобы породить такой истеричный шум, должно гореть, пожалуй, полгорода. Однако зарева видно не было.

— Дьяволы их разберут, — как-то равнодушно пожал плечами другой солдат. — Чего они там трезвонят…

Вообще-то, и Линду вроде бы не стоило переживать — мало ли, что там у этих кинайцев случилось! Кидуанцы всегда с пренебрежением смотрели на город-спутник. Но отчего-то этот далёкий жалобный гул отзывался в самом нутре лейтенанта, заставляя сердце тоскливо сжиматься. Предчувствие непоправимой беды на мгновение пронзило мозг, но Линд поспешил от него отмахнуться — ну что страшного, в самом деле, могло бы случиться?..

Когда спустя четверть часа один за другим забили колокола Кидуи, Линд, махнув своим парням, бросился на звук ближайшего из них. Это оказался довольно неказистый арионнитский храм, на невысокой колоколенке которого всклокоченный неопрятный жрец неистово дёргал верёвку.

— Что случилось? — крикнул Линд, не слишком-то надеясь, что оглушённый звоном священник его услышит.

Однако тот, вероятно, увидел подбежавших стражников, а также ещё несколько заспанных горожан, недоумённо выползавших из своих трущоб, потому что, на мгновение перестав звонить, завопил:

— Вторжение! Вторжение! На Кинай напали! Война!..

Линд знал, что он родился в городе — небольшом городке Руббаре, находящемся всего в десяти-двенадцати милях[171] восточнее Кидуи. Но он не помнил этого периода своей жизни, равно как не помнил и городка Руббар. Маленькому Линду не было ещё и года, когда его отец со всем семейством был отправлен на побережье Серого моря, получив должность интенданта двенадцатого легиона империи.

Отсюда, из здешней глухомани, расстояние в двенадцать миль не было хоть сколько-нибудь существенным, а потому в глазах палатийцев Довин Ворлад был самым настоящим столичным жителем. Не говоря уж о том, что Довин был весьма родовит, о чём не уставал напоминать всем окружающим любыми доступными ему способами.

В общем, прибыв в гарнизон, новоиспечённый интендант не пожелал жить в бараках и палатках, а потому довольно быстро переселился в поместье местного феодала со свойственной ему бесцеремонностью. Впрочем, последний не слишком-то огорчился, поскольку столичный щёголь, во-первых, был весьма щедр, стремясь поддерживать свой статус, а во-вторых, он с большим энтузиазмом взялся за переустройство поместья, чтобы придать ему больше лоска, благо должность интенданта гарнизона потенциально была весьма и весьма прибыльной, а особенной щепетильностью барон Ворлад не страдал.