Молодой парень — почти мальчишка — в форме адъютанта взбежал на стену, мокрый и бледный.

— Кто командует этим участком? — дыхание парня было совсем сбито, и голос его срывался на фальцет.

— Лейтенант Линд Ворлад, — чувствуя недоброе, направился к нему Линд.

— Срочно отправьте людей к Кинайским воротам! — казалось, паренёк вот-вот упадёт, потеряв сознание. — Келлийцы прорвались! Ворота открыты!..

Захват Кинайских ворот оказался настолько простым, что его описание не займёт много времени. Как и предсказывал Логанд, никому не было дела до появившегося отряда, одетого в цвета городской стражи. В этот момент к стенам города подступили тысячи врагов, и всё внимание обороняющихся, разумеется, было направлено туда.

Келлийцы безо всякого труда захватили подъёмный механизм (если это вообще можно назвать захватом). Лишь когда они принялись поднимать решётку и убирать запоры, защитники города заподозрили неладное. Однако, было уже поздно. Враноок действительно отобрал для этого задания лучших из лучших своих воинов — не рыбаков и охотников вроде Шерварда, а дружинников с богатым боевым опытом. Было среди них и около десятка прианурцев, которые тут же принялись истошно выть, сея ещё большую панику среди защищающихся.

Кидуанцы попытались отбить атаку, но это было невозможно — здесь мог бы помочь разве что мощный скоординированный удар тяжёлой пехоты. Немного повозившись с непонятными механизмами (кое-что оказалось проще размозжить вдребезги, чем пытаться понять принцип работы), диверсанты открыли-таки ворота. И сразу же в них хлынули отборные силы северян.

Увы, противостоять этому было уже невозможно. Защитники стен, оставляя закреплённые за ними участки, бросались навстречу безудержному потоку, но он сносил эти преграды подобно снежной лавине. Кое-где имперским войскам, особенно там, где они поддерживались магами, удавалось на время закрепиться, но это было совершенно бессмысленно.

Повторялась кинайская история. По мере того, как всё новые сотни и сотни атакующих вливались на городские улицы, они заполоняли всё. Так что даже если где-то геройски сражающаяся стража умудрялась преградить дорогу северянам — те просто обходили преграду по улицам и улочкам столицы, в конце концов окружая и уничтожая всех.

Как одной маленькой дырочки в прохудившемся мехе бывает достаточно, чтобы вытекла вся вода, так и здесь вероломный захват одних из городских ворот вскоре сделал всю оборону практически бессмысленной. Быть может, будь городская гвардия, легионеры, боевые маги чуть похрабрее, попривычнее к сражениям — они могли бы по крайней мере заставить захватчиков огромной кровью заплатить за каждый ярд пройденной земли. Но увы — большинство этих вояк были хороши лишь в надраивании доспехов или же разгоне пьяных трактирных драк. А накопленные десятилетиями знания боевых магов не могли компенсировать отсутствия навыков, ведь знать и уметь — далеко не одно и то же.

Конечно, Кидуа была велика — куда больше даже Киная, а это значило, что взять этот город за час или даже за день было невозможно. В отдельных кварталах города бои велись до самой темноты, а где-то продолжались и на другой день, особенно по мере приближения к императорскому дворцу. Но это уже не могло отменить того факта, что столица Кидуанской империи, один из крупнейших городов мира, был захвачен.

В таких условиях императорский дворец не мог сопротивляться долго. Сам его величество Гриварон даже не рискнул сбежать через один из потайных ходов. Он, очевидно, знал причины обрушения обороны города, а потому боялся, что келлийцам может быть известно и о других ходах, и что ему могут устроить засаду и попросту убить.

Ещё до исхода следующего после падения города дня, Гриварон объявил о капитуляции и попросил переговоров с конунгом Вранооком. Это было не более чем жестом отчаяния, потому что все понимали, что всего через несколько часов северяне и так будут в покоях короля так или иначе.

Судьбоносная встреча двух монархов, один из которых был коронованным, а другой, по сути, самопровозглашённым, состоялась поздно вечером и продлилась до глубокой ночи. Заканчивался девятнадцатый день месяца пириллия 1967 года Руны Чини — последний день прежнего мира.

Враноок во время этой встречи, которую трудно назвать переговорами, а скорее — трибуналом, был жёсток и непреклонен. Он начал с того, что потребовал передать ему корону, венчающую чело испуганного императора. Гриварон явно не ожидал подобного и был совершенно сбит с толку. Он рассчитывал на переговоры, которые будет вести властелин крупнейшего государства на континенте с вождём диких островных племён, а на деле это сразу же превратилось в общение пленника и его победителя.

Всё время, пока шли эти «переговоры», Враноок сидел за столом и поигрывал короной Кидуанской империи, которая в его ручищах выглядела игрушечной. Казалось, он может играючи сдавить её и превратить в комок искорёженного металла. Низверженный император зачарованно следил за этими движениями, едва вслушиваясь в тарабарщину, которую нёс северный вождь, а затем мучительно пытаясь понять жёсткий, похожий на звук ломающихся палок, акцент его переводчика.

То, о чём говорил Враноок, казалось совершенно неприемлемым. По сути, он требовал полного отречения Гриварона и прекращения метрополии Кидуи над народами империи — в первую очередь над провинциями Шинтан, Пелания и Пунт, но также и над прочими, если те выскажут подобное намерение. Этот варвар брал на себя смелость говорить от имени целых народов, целых провинций, что казалось не просто возмутительным, но и попросту невозможным.

Однако, это было именно так, и самое ужасное, что сила была целиком на его стороне. У Гриварона же не хватало силы духа даже изобразить из себя монарха. Он понял, что ему сейчас следует думать в первую очередь о спасении своей жизни, а уж затем, если придётся к случаю — о спасении империи.

«Переговоры» длились несколько часов и закончились уже заполночь. Они были драматичными и, пожалуй, их подробное описание заслуживало бы отдельного труда, если бы нашлось перо, способное достоверно отобразить всю бездну отчаяния и безнадёжности, в которую был погружён человек, который ещё несколько часов назад считал себя императором, и всю неумолимость беспощадного рока, воплотившегося в грозную фигуру конунга Враноока.

Мы лишь можем указать здесь непреложный факт, известный глубоким знатокам истории даже после завершения так называемых Смутных дней. В ночь с 19 на 20 пириллия 1967 года Руны Чини был подписан акт об отречении императора Гриварона Пятого, одним из пунктов которого являлось, по сути, признание распада Кидуанской империи. Величайшее из государств Паэтты перестало существовать…

***

Прошло четыре дня с тех пор, как империя лишилось своего императора и, по сути, перестала существовать. За эти дни существенно изменилась также и Кидуа. Теперь, когда келлийцы достигли цели и вскоре собирались обратно на свои неуютные острова, у них больше не было причин миндальничать.

Враноок не слишком-то препятствовал своим людям. Он понимал, что те хотят вознаграждения за то, что отправились с ним в далёкий поход, и что эфемерное благополучие освобождённых провинций империи вряд ли послужит для них достаточным утешением. Да и, говоря откровенно, Враноок был келлийцем, который с юности много времени проводил в походах, грабя прибрежное население Палатия и торговые суда. Для него не было ничего зазорного в разграблении доблестно захваченного города.

Возможно, был в этом и элемент возмездия. Кидуа — как воплощение всего худшего, всего несправедливого, что было в империи. Кидуа, столетиями высасывающая соки из провинций, бесцеремонно и по-хозяйски, ни в чём себе не отказывая, пользующаяся плодами чужих трудов. Кидуа, глядевшая свысока на граждан собственного государства, уничижительно усмехающаяся, едва лишь услыхав провинциальный говор. И Враноок, вероятно, считал, что эта Кидуа заслужила показательную порку.