— Вы должны найти способ связаться с миледи Камиллой, — наставлял он. — В случае, если она передаст что-то важное — пусть один из вас стрелой мчит сюда. В Танне, я думаю, мы найдём немало сочувствующих нашей идее. Попытайтесь выйти на одного из поваров — Калло. Мы были дружны с ним, когда я жил в замке. Думаю, он поможет с дальнейшим.

— Всё сделаем, государь, — поклонились лазутчики.

— И, во имя всех богов, будьте осторожны! — предупредил Увилл. — Ни краешек тени не должен пасть на имя моей сестры! Если лорд Давин хотя бы заподозрит неладное — он тут же вышвырнет её!

— Он ни о чём не заподозрит, государь.

***

Камилле очень нравился лорд Давин. Она, привыкшая всегда быть мышью, забившейся в пыльный угол, впервые в жизни ощутила, что такое любовь и уважение. Да, её любила мама, когда она ещё была жива, но всё же даже она куда больше внимания уделяла младшим детям, пусть даже лишь из-за предвзятого отношения Даффа к падчерице. Да, на неё заглядывались конюшата и поварята, и в их глазах она часто читала потаённую похоть, но её это внимание скорее огорчало, заставляло содрогаться от брезгливости. Да, она внушила себе, что Увилл её любит, пусть и по-своему, отстранённо и холодно, но всё же, положа руку на сердце, она вынужденно признавалась себе, что, скорее всего, принимает желаемое за действительное.

То, что лорд Давин её любил, было очевидно даже для самой Камиллы. Причём любил как женщину, пусть она и годилась ему в дочери. Сам престарелый лорд неловко пытался выдавать свою любовь за отцовские чувства, которые он, якобы, испытывает к дочери своих близких друзей, но даже неискушённая в подобных делах Камилла, случайно ловя иногда на себе его взгляды, понимала, что так не смотрят на любимую дочь.

И, надо сказать, ей очень нравились и эти взгляды, и само сложившееся положение. Лорд Давин, конечно, был староват, но ещё далеко не стар. Он был хорош той зрелой мужской красотой, которая скорее и не красота, а некое внешнее благородство и стать. Он был вдов и, говоря откровенно, остро нуждался в наследнике, поскольку Увилл покинул его, и теперь единственной наследницей была Солейн, а это означало, что однажды домен Танна перейдёт во владение какому-то другому семейству, перестав быть вотчиной Олтендейлов. Кроме того, лорд Давин был, пожалуй, одним из самых уважаемых членов Стола, что также не могло не греть истосковавшееся по любви сердце Камиллы.

Если бы лорд Давин предложил ей брак, она согласилась бы, не раздумывая! Пожалуй, это была бы лучшая партия из тех, на которые она могла когда-либо претендовать. Но пока что Давина обуревала нерешительность — похоже, он не мог поверить в вероятность того, что может заинтересовать молодую и красивую девушку.

Солейн же, дочь лорда Давина, не выглядела в этом деле как союзница. Да, она приняла Камиллу и проявляла к ней, казалось, самые дружеские чувства, да только сама Камилла, всю жизнь прожившая среди фальши, похоже, научилась распознавать её (правда, к сожалению, не в случае с Увиллом), а потому чувствовала, что Солли с ней не столь открыта, как того бы хотелось.

Наверное, остроты моменту добавляла ещё и та горечь, которую испытывала Солейн из-за разрыва с Увиллом. Вряд ли, конечно, она подозревала, что Камилла подослана к Давину братом, но неосознанно всё же переносила часть своей антипатии на неё. А уж на Увилла она, похоже, разозлилась крепко, и, как это часто бывает, великая любовь обернулась едва ли не великой ненавистью.

Впрочем, была тут, наверное, и вполне объяснимая ревность дочери, которой пришлось делить отцовскую любовь с другой. Не говоря уж о том, что Солейн не была в особенном восторге от возможной перспективы заполучить мачеху, годами лишь на пару лет старше неё самой.

Однако же у Солли хватало такта или жалости, чтобы создавать хотя бы видимость привязанности. Или, скорее, даже не так — она действительно дружески относилась к Камилле, и к этому отношению лишь примешивалась некая толика раздражения, а не наоборот.

Зима уже полностью вступила в свои права, и за стенами замка бушевали метели, постепенно укрывая земли Танна снегами. Камилла с тревогой задумывалась о том, где сейчас находится Увилл и что делает. Была ли у него достаточная защита от холода и пурги? В достатке ли было пропитания? По-прежнему ли были с ним Гардон, Корли и другие? Каждый вечер она возносила молитву Арионну, прося Белого бога помощи для своего брата. Но также она не забывала и о лорде Давине, моля Арионна отблагодарить благородного лорда за всё, что он для неё сделал.

В какой-то момент она вдруг поймала себя на том, что в глубине души хотела бы больше никогда не слышать об Увилле. Забыть его и жить здесь, счастливой и любимой. Быть может, однажды стать леди Олтендейл (Камилла неизменно краснела при мысли об этом), а даже если и нет… Всё равно — лучше уж так, чем жить в постоянном страхе того, что однажды ей, возможно, придётся предать лорда Давина. Камилла по-прежнему любила брата и желала ему добра, но это не мешало ей хотеть, чтобы он, по возможности, держался от неё подальше.

А потому читатель вполне может представить себе, как обмерло сердце несчастной девушки, когда к ней в одном из коридоров вдруг подошёл какой-то человек с красным, будто ошпаренным лицом, и, наскоро поклонившись, сунул в руки небольшой скомканный листок. Камилла сразу же поняла, что это означает, а потому едва нашла в себе силы добраться до своей спальни. Там она, задвинув засов, наконец развернула пергамент трясущимися руками и прочла:

«Госпожа, вам поклон от брата. Он послал нас, чтобы держать с вами связь. В случае чего обратитесь к повару по имени Калло, тому самому, что передаст вам это письмо. Через него вы сможете связаться с нами».

Это письмо пугало своей жутковатой неопределённостью. Во-первых, кто эти «мы» и сколько их прибыло в Танн? И чем это грозит лорду Давину? Ограничатся ли эти люди ролью связных, или же начнут подбивать народ на смуту? Также ужасало это размытое «в случае чего». Чего они ждут от неё? Для чего ей связываться с этими людьми?.. Камилла, не сдерживаясь, зарыдала, однако же, не забыв благоразумно бросить бумажный комочек в камин. Сердце подсказывало несчастной девушке, что о безоблачном счастье с лордом Давином можно забыть…

— Вон там, — лазутчик показал на один из покосившихся домиков.

Увилл вгляделся. Да, действительно, на коричневых брёвнах виднелась корона, начерченная, похоже, куском известняка. Сердце его запело при виде этого знака, напоминающего о том, что всё больше людей видят в нём своего короля. На самом деле, это был не первый сигнал о помощи, нацарапанный на чьём-то убогом доме, и даже не первый из тех, на которые отреагировала «гвардия короля», как теперь именовали себя его люди. Но это был первый раз, когда в вылазке участвовал сам Увилл.

— Уже выяснили, в чём дело? — спросил он, прихлопывая комара на щеке.

Этой весной было необычайно тепло, и вот вся эта гнусь повылезала раньше срока. Здесь, в лесу, их сейчас было просто немерено. Вообще на Паэтте, наверное, было бы сложно найти место, где не знали бы бед от кровососущих насекомых. В том же Танне, не слишком далеко от Симмерских болот, и мошки, и комаров всегда было навалом. Но здесь, на севере… Увиллу казалось, что таких роёв насекомых он не видел раньше никогда.

— Да, государь, — на лице лазутчика, а также на его распахнутой груди сидело и лакомилось кровью сразу несколько комаров, но тот, похоже, не обращал на это ровным счётом никакого внимания. Он сам был из местных и, наверное, за все эти годы привык даже не замечать такие мелкие неприятности. — Это молодой парень, охотник. Его невесту снасильничал один из приказчиков барона.

— И этот приказчик живёт прямо в селении?

— Кабы так, то мы бы уж и сами справились, государь, — лазутчик наконец лениво смахнул с лица напившихся кровью комаров, размазав одного из них длинной красной чертой от скулы до виска. — Он в замке барона. Мы могли бы подстеречь его, конечно, но было сказано, что вы хотите совершить налёт…