— Мы хорошо понимаем это, государь, — за всех ответил Ямер.

— Славно. А теперь побудьте пока где-нибудь неподалёку. Мне нужно поговорить с этим прекрасным юношей.

Поклонившись, наёмники отошли, держась шагах в пятидесяти на краю опушки, где находилась вся компания. Говоря вполголоса, вполне можно было быть уверенным, что разговор останется неуслышанным.

— Ну что, милорд Корст, — глядя сверху вниз на связанного Дайрона, лежащего на земле, заговорил Увилл. — Уверен, ты уже понял, кто стоит перед тобой. И, полагаю, тебе должно быть ясно, почему ты здесь очутился.

Во рту Дайрона не было кляпа, но он молчал, лишь прожигая Увилла ненавидящим взглядом, в котором, впрочем, читался и страх.

— Что ж, не хочешь отвечать — тем лучше. Избежим лишнего драматизма. Так вот, милорд Корст, ты разинул рот не на свой кусок. Или ты не знал, что Солейн была мне невестой? Разумеется, знал. И твоя наглость просто обескураживает, милорд! Ты хотел взять в жёны невесту своего короля?

— Ты не король, — прохрипел Дайрон с ненавистью. — Ты — посмешище.

— Правда? — делано удивился Увилл. — Отчего же тогда ты не смеёшься?

— Солейн ненавидит и презирает тебя!

— Ой, ну ты же знаешь этих женщин, милорд! Сперва они разобидятся на что-то, а потом начинают разводить драму. Уж не думал ли ты, что способен заинтересовать её?

— Она дала согласие.

— Она, или же лорд Давин? Старому хрычу не терпится выдать её замуж, и очень хочется насолить мне.

— Поверь, она была совсем не против! — злорадно прошипел Дайрон.

— О да! Наследная леди Танна была просто счастлива, когда ей подсунули захолустного баронёнка!..

— Не каждому мужику нужны липовые титулы, чтобы ощущать себя полноценным.

— Остёр на язык? — скрипнув зубами от бешенства, улыбнулся Увилл, хотя лицо его побледнело заметно даже в надвигающихся сумерках. — Что ж, пусть это будет последним правом приговорённого. Знаешь, милорд, а ведь всё, что ты сейчас говоришь — абсолютно неважно. Важно лишь то, что для Солейн ты бесследно исчез, и никто никогда не узнает, где гниют твои кости. Так что, что бы ты ни сказал, это уже не имеет никакого смысла.

— Так убивают только трусы… — побледнев от предсмертного ужаса, проговорил Дайрон.

— Нет, милорд. Так убивают короли.

Увилл сделал знак Ямеру. Тот кивнул и вместе с подельниками направился к телеге, стоявшей неподалёку. С телеги они сняли грубо сколоченный гроб и подтащили его к лежащему Дайрону.

— Тесноват будет, — оценивающе оглядев и гроб, и пленника, резюмировал Ямер.

— Да… А милорд у нас — такой привереда!.. Ему не по вкусу простые девушки его полёта — подавай невесту короля! — с ядовитой жестокостью улыбнулся Увилл. — Ну да ничего… Другого всё равно нет. Почём мне было знать, что он — такой бугай!

— Ничего, втиснем, ваше величество! — заверил Ямер. — А ну-ка, парни!..

И они, подхватив несчастного юношу, бросили его в гроб, который действительно был ему довольно тесен.

— Ноги не влезают… — пожаловался один из помощников.

— Так отрубите, — бросил Увилл.

— Вы что — собираетесь зарыть меня живьём? — в ужасе вскричал Дайрон.

— А ты что — так спешишь перейти Белый Мост? — ухмыльнулся Ямер.

— Прошу вас, милорд! — взмолился Дайрон, уже не сдерживая слёз. — Прошу!.. Сжальтесь, государь!..

— Чего встали? — рыкнул Увилл замершим было помощникам. Те, видимо, ожидали, что король действительно смилуется и прикончит беднягу. — Я сказал, рубите ноги!

— Чем? — чуть растерянно огляделся Ямер, на поясе которого висел лишь кинжал длиной около фута. Остальные его подельники были вооружены так же.

— Держи, — Увилл вынул из ножен Знак короля.

— Ого, королевские почести! — усмехнулся Ямер. — А ну, братцы, вынимай милорда!

Дайрон извивался и сопротивлялся с отчаянием обречённого. Хотя он и был обессилен, но теперь крепко боролся за жизнь. Увы, связали его на совесть, так что всё, что он мог — это угостить убийц несколькими пинками, да и те вышли невнятными, учитывая, что ноги его были крепко стянуты верёвкой.

А ещё через несколько мгновений лес огласился нечеловеческими криками. Перерубить голени даже хорошим мечом — непростая задача, и Ямер намучался, прежде чем работа была закончена. Он был весь покрыт потом и брызгами крови. Дайрон, к счастью для себя, лишился сознания от боли.

Побледневшие помощники Ямера, подхватив бесчувственное тело, уложили его в гроб. Сам он с некоторой брезгливостью поднял отрубленные ступни и бросил их сверху.

— Закрывайте, — утирая мокрое от пота и крови лицо, выдохнул он.

Застучал молоток, заколачивая крышку. Затем четверо мужчин заступами начали рыть яму. Вскоре из закрытого гроба послышались стенания и крики — Дайрон очнулся. Увилл, стоя чуть поодаль, зачарованно смотрел на заступы, ритмично вгрызающиеся в податливую почву. Уже почти стемнело, и яма, покрытая тенью, казалась бездонной, хотя, на самом деле, глубина её была всего три-четыре фута.

Дайрон сорвал голос, и теперь хрипло выл, стуча головой в крышку. Гроб подняли и довольно грубо опустили в выкопанную могилу. Звук комьев земли, гулко падающих на древесину, был похож на постепенно затухающий стук сердца.

Исчезновение Дайрона Корста наделало порядочного переполоху. Друзья, с которыми он был в тот роковой вечер, заверяли, что Дайрон не был пьян, так что не мог свалиться в какую-нибудь яму или ручей. Ничего особенного в его поведении они также не заметили — он был, пожалуй, несколько рассеян и даже печален, но с некоторого времени это было его обычным состоянием. Естественно, друзья Дайрона не знали о его готовящейся свадьбе, и потому не могли понять, откуда взялась эта печаль.

Дайрона искали повсюду. У посвящённых даже возникало нелепое подозрение, что молодой человек, всерьёз испугавшись грядущей женитьбы, мог попросту сбежать. Всем был известен его лёгкий и весёлый нрав, и, пожалуй, связав себя узами брака, Дайрон стал бы подобен соколу, которому обрезали крылья. Кроме того, в тот же вечер исчезла и трактирная служанка, с которой молодой барон когда-то водил интрижку. Впрочем, поверить в то, что знатный дворянин мог сбежать с деревенской девчонкой, не смогли бы и самые отпетые романтики.

И всё же это исчезновение было слишком загадочно, чтобы объяснять его какими-то банальными причинами. Естественно, многим, в том числе и Давину, в этом сразу же пригрезилась рука Увилла. Слишком уж подозрительным было совпадение. Да и не так уж часто исчезали сыновья баронов, в конце концов!

Однако, если допускать, что к этому был причастен Увилл, то тут же возникал закономерный, хотя и неприятный вопрос — откуда он узнал о готовящейся свадьбе? Это означало, что в числе тех избранных, кому была доверена тайна, есть предатель. И для Давина это стало тяжким бременем.

Увы, Камилла была одна из первых, на кого могли пасть подозрения. Действительно, Давин всё это время беззаветно ей доверял, а потому никакого контроля или слежки за ней не было. Кто знает — не могла ли она тайно сноситься с братом? Это было вполне возможно. Более того, будь речь не о Камилле, Давин и вовсе не сомневался бы в выборе подозреваемого.

Но не в этом случае… Как и все влюблённые, Давин был не просто слеп, а болезненно слеп. Казалось, его оскорбляла даже мысль о том, что кто-то может заподозрить Камиллу в измене. Будучи безнадёжно влюблённым, Давин, с одной стороны, ожидал от своей любимой того же самого, а с другой — настолько идеализировал её, что любая мысль о её неверности казалась смертельной.

А потому, несмотря на то что некоторые из его ближних людей, в том числе и Солейн, намекали на возможность предательства со стороны Камиллы, Давин решительно отметал любые подобные подозрения. И потому он так и не решился даже завести подобный разговор, или просто намекнуть на необходимость оправдаться. Сама же Камилла и подавно была рада такому молчанию, потому что не считала себя столь искусной лицедейкой, чтобы обмануть Давина.