Четыре сотни ярдов — это совсем немного. Это расстояние, которое он, Ямер, легко мог бы преодолеть меньше чем за минуту. Но сейчас они казались бесконечными. Ямер ощущал себя в бескрайней пустоте, в которой исчез и Боаж, и лагерь, и вообще весь мир. Казалось, что он лишь с трудом передвигает ногами, мешая снег, но при этом ни на дюйм[118] не приближаясь к цели.

И вот после кажущегося бесконечным ползанья сквозь снега впереди показались слабые красноватые отблески. Это не могло быть ничем иным как жаровнями, которые стража ставила на стенах, чтобы не умереть от холода во время ночного дежурства. Значит, они добрались! Сердце Ямера, и так стучащее, словно молот, едва не выскочило от радости.

Ещё несколько десятков осторожных коротких шагов — и вот она, стена. Ямер знал, что где-то под ними сейчас находится замёрзший ров. Что ж — ещё один плюс зимнего штурма!

Авангард расступился, давая дорогу тяжело пыхтящим товарищам, несущим лестницы. Сейчас вся надежда была на беспечность стражи. Вряд ли они могли даже помыслить, что кто-то рискнёт напасть в такую адскую ночь, а потому Ямер очень надеялся, что большинство из них сейчас ютятся в сторожевых башенках или же льнут к жалким жаровням. Ближайшая такая жаровня слабо светилась футах в двухстах от места, где находился охотник. Сколько всего стражников находилось сейчас на стенах, было неясно.

Стараясь поменьше шуметь, воины максимально осторожно стали приставлять лестницы к стене. Стук дерева о камень тут же уносился ветром, завывающим в бойницах. Ямер подул на озябшие пальцы, пытаясь хоть немного улучшить их подвижность, а затем стал взбираться по ближайшей лестнице. По тому, как она зашаталась, он понял, что вслед за ним уже лезут и другие его товарищи.

Перебраться через парапет стены оказалось не таким лёгким делом — на камне была наледь, да и лестницы не доставали до края почти двух футов. Кряхтя, Ямер всё-таки сумел перевалить себя через парапет, и тут же вскочил на ноги, озираясь. Здесь никого не было — стражники, вероятно, находились у жаровни.

Осторожно вынув недлинный одноручный меч, Ямер также вытащил и факел, прихваченный за спиной верёвкой. Вооружившись таким образом, он осторожно, пригибаясь, направился к жаровне. На стене появлялись всё новые люди, которые следовали за ним.

Несколько городских стражей, отставив алебарды, тянули руки к небольшому огню, который, казалось, вот-вот сдастся под ударами снега и ветра. Похоже, это были патрульные, которые время от времени должны были обходить стену, но отнеслись к своей службе довольно халатно. Впрочем, не стоило напрасно винить бедолаг — в такую погоду они не смогли бы разглядеть и подножья стены.

Следующая жаровня находилась примерно через сотню шагов отсюда, а потому получалось, что для нападающих было достаточно пространства неосвещённой и необитаемой стены, чтобы могли беспрепятственно взобраться десятки людей. Ямер понимал, что там тоже уже находятся люди короля. Его охватил азарт — хотелось первым разрушить эту кажущуюся безмятежность.

Перехватив меч поудобнее и позабыв про окоченевшие пальцы, он быстро преодолел оставшиеся ярды. Стражники, заметив тень, вероятно, даже не успели заподозрить неладное. Жаровня давала совсем немного света, так что им стало ясно, что перед ними находится враг, лишь когда Ямер находился буквально в двух шагах от ближайшего стража.

Он нанёс удар. Вражеский солдат, чья алебарда стояла, прислонённая к стене, а меч висел в ножнах, успел отпрянуть, так что остриё прошло в нескольких дюймах от его груди.

— Тревога! Тревога! — закричали стражники, выхватывая оружие.

Однако на них напали сразу несколько бойцов, так что схватка не получилась долгой. Ямер, едва лишь враги оказались повержены, сунул свой факел в жаровню. То же самое сделали и его товарищи. Затем они начали поджигать факелы других воинов от своего огня, и через какое-то время большой участок стены заогневел. Видимо, проблем с защитниками не возникло нигде.

Его величество дал чёткий и недвусмысленный приказ — не чинить зла мирному населению и не убивать тех солдат, что будут сдаваться. Ямер надеялся, что всё же не все защитники захотят сдаться без боя — ему хотелось крови. Однако он скорее умер бы, чем нарушил приказ своего повелителя.

Спящий город был ошеломлён внезапной атакой. Повсюду раздавались испуганные крики. Кто-то спешил запереть дома, кто-то, напротив, выскакивал на улицу и бросался бежать неизвестно куда, лишь бы подальше от этой реки огней, что растекалась по улицам.

К несчастью для Ямера, сопротивления почти не было. Лишь дважды ему удалось скрестить оружие с растерянными и явно испуганными людьми на улицах небольшого города. Правда, замок сеньора охранялся лучше — именно сюда, похоже, стянулись те из защитников, кто остался верен лорду Салити. Ворота, естественно, были заперты, а со стен били лучники, хотя их и не было слишком много, да и сильная пурга делала их усилия почти тщетными.

Вскоре к замку стеклось всё войско Увилла. Стали ломать ворота тараном, прикрывая людей щитами. Остальные, не желая попасть под шальную стрелу, рассредоточились среди окрестных домов. Кто-то привёл нескольких лошадей с ближайшего постоялого двора. В расшатанные уже створки вогнали крюки, к которым привязали верёвки. Верёвки эти, в свою очередь, привязали к сбруе лошадей, после чего их погнали вскачь.

Одна из створок, не выдержав, с треском выскочила и её поволокло по заснеженной дороге. С торжествующим рёвом сотни нападавших ворвались внутрь. На этом исход боя, собственно говоря, был решён. В замке было не более двух сотен воинов, и далеко не все они горели желанием погибнуть ради своего лорда. В нескольких местах завязались короткие стычки, но большинство стражников тут же начали бросать оружие и сдаваться. До рассвета оставалось ещё несколько часов, когда Боаж оказался полностью захвачен.

Локор Салити стоял в своей спальне, полностью одетый, и прижимал к себе жену. Трое его детей — две дочери и сын — были тут же. Все трое были примерными ровесниками Увилла, быть может — чуть моложе. Все пятеро с ужасом глядели на два десятка вооружённых бойцов, по-хозяйски расположившихся в комнате.

— Прошу простить за причинённые неудобства, милорд, — проговорил барон Сейн, один из вассалов Увилла, который теперь, когда Корли командовал отдельным лагерем, по сути, занял его место во главе основного войска. — Его величество немного запаздывает, но это и простительно — вы отвратительно расчищаете дороги, доложу я вам!

Штурм завершился больше получаса назад, и весть об этом давно уже была послана Увиллу. Хозяева замка, которые, должно быть, уже крепко спали, когда всё началось, отыскались довольно быстро — первый же слуга, то ли боясь за свою жизнь, то ли желая услужить людям короля, сразу отвёл захватчиков в опочивальню лорда.

Локор Салити был умным человеком. Он и не подумал оказывать сопротивление и сразу же объявил себя пленником Увилла с тем условием, что никто из его домочадцев не пострадает. Естественно, в этом ему тут же были даны самые торжественные клятвы. Надо сказать, что обращались с пленённым лордом и его семьёй достаточно почтительно, не позволяя оскорблений, даже скрытых. Однако же люди, оставшиеся в его спальне, подчёркнуто вели себя как полноправные хозяева — они посылали слуг за едой и питьём, приказали принести лавки, чтобы было удобней охранять пленников, а лорд Сейн и вовсе уселся прямо на постель, накинув лишь на неё хозяйский плащ, чтобы не запачкать бельё.

Наконец появился Увилл. Он шёл, а за ним несли носилки с раненым Гардоном. Старый барон был без сознания — то ли ему дали большую дозу наркотического питья, то ли так тяжело сказалась транспортировка.

— Прошу простить меня, лорд Локор, но мой друг находится в очень тяжёлом состоянии, и я прошу вас уступить ему своё ложе, — лишь мельком взглянув на пленённого лорда, проговорил Увилл и тут же махнул рукой носильщикам на постель.