– Может, это и не худшее из решений, – философски пожал плечами Драонн, против воли уже устремившийся мыслями в Доромион, где его ждали две самые дорогие женщины на свете. – Так уж точно ничего не выйдет испортить.

– Ещё как выйдет, – поморщился бывший канцлер. – Сколько не накладывай корпию на плохо обработанную рану – она всё равно рано или поздно загниёт. Император Родреан решил проблему просто и жёстко – подавил выступления лирр. Но ведь они выросли не на пустом месте, а это значит, что рано или поздно нас опять может ждать нечто подобное. Да и не все люди готовы забыть то, что случилось. Нет, это очень глупо.

– Вы собираетесь сказать об этом императору?

– Вот ещё! Это было бы большей глупостью, чем сесть голым задом на осиное гнездо. Деонед только-только сделался императором, и он весьма болезненно воспримет поучения от кого-либо, особенно если этот кто-то – из прошлого поколения, которое, по его мнению, всё делало не так. Нет уж, нам придётся ждать, пока дитя не набьёт собственных шишек и не прибежит к нам жаловаться. Не беспокойтесь, друг мой, мы ещё поборемся! А покамест – езжайте в Доромион!

– Но если его величество вдруг потребует меня к себе?.. – с сомнением пробормотал Драонн.

– Не беспокойтесь! Ручаюсь вам, что этого не случится ещё очень и очень долго…

Для Драонна начались золотые деньки. Теперь он практически не выезжал из Доромиона, проводя время с Аэринн и Биби. Дни его принадлежали им обеим, ночи же – лишь одной Аэринн. Все переживания, которые были у него накануне свадьбы, оказались неоправданными. Казалось, молодые супруги были единым целым – мысли и желания одного были словно бы продолжениями мыслей и желаний другого.

На время Драонн просто забыл и о Кидуе, и о Делетуаре, и о императоре, и вообще обо всём, что не касалось его семьи. Сейчас ему хотелось одного – никогда больше не возвращаться к той жизни, не видеть ни низвергнутого канцлера, ни Деонеда, ни вообще кого бы то ни было из тех, кто напомнил бы об этой не самой приятной странице его прошлого. Однако он знал, что пока это невозможно – по договорённости с Делетуаром он понимал, что в любой момент можно ожидать голубя, который сорвёт его с места.

И всё же юному принцу удалось на время выбросить из головы все былые заботы и наслаждаться тем, что рядом с ним были жена и дочь, что он вновь был в замке своих предков, на своей земле, где всё казалось как-то проще, честнее чем в этой коварной и вероломной столице.

Время от времени до него доходили вести из Кидуи – изредка это был почтовый курьер с пространным посланием от Делетуара, чаще – голуби с короткими записками, в которых скупым и сжатым языком бывший канцлер вводил Драонна в курс дела. В остальном же принц Доромионский жил отшельником – не бывая ни в Шедоне, ни в окрестных замках. В общем, он жил так, как это было до встречи с Делетуаром.

Что же касается вестей, то они были не слишком радужными. Как и ожидалось, императору не хватило терпения – вместе со своими новыми советниками он решил всерьёз взяться за Прианурье. Поводом послужила очередная волна набегов – лето выдалось довольно засушливым, так что, вероятно, прианурцы испытывали особенную потребность грабить восточные пределы Пелании, отбирая последние жалкие крохи у местных жителей.

Деонед объявил о невозможности более терпеть подобные выходки и начал спешно готовить военную кампанию. Однако «спешно» оказалось тут ключевым словом – подготовка была проведена из рук вон плохо.

Конечно, силы империя могла позволить себе бросить совсем немалые – сразу несколько легионов было отправлено на восток, чтобы раз и навсегда избавить подданных Кидуи от этой напасти. Но просчёты стали заметны почти сразу же.

Во-первых, конечно же, непродуманным оказалось снабжение войск. Слабозаселённые, пострадавшие от засухи и набегов земли не в состоянии были кормить двадцать тысяч солдат. Небольшие деревеньки, разбросанные тут и там, не могли разместить воинов и обеспечить их необходимым, а ни одного мало-мальски крупного города в окрестностях не было. На самом деле, в тех краях вообще не было городов.

Легионы разбивали лагеря в максимальной близости от границ. Делалось это согласно требованиям верховного командования. Но сами эти требования также оказались непродуманными – зачастую к местам дислокации войск вели лишь едва протоптанные колеи, которые, в особенности после сильных дождей, часто становились непроходимыми для обоза. Таким образом были сорваны попытки снабжать войска из центра.

Однако, плохое снабжение оказалось не единственной проблемой кидуанской армии. Перед ней оказался весьма необычный и непривычный враг – коварный, хитрый, зачастую беспринципный. Прианурцы были, по сути, не более чем несколькими относительно связанными друг с другом племенными союзами, не имеющими привычной государственной структуры. У них не было столиц, да и просто городов. Они жили небольшими племенами в поселениях, затерянных среди дебрей.

Стальные легионы Кидуи оказались столь же малоэффективны против этих воинов, как боевой топор неэффективен в борьбе с воробьями. Отлично знающие лес небольшие отряды прианурцев, с их извечными волчьими шкурами, наброшенными на плечи, и волчьими головами на странных мохнатых головных уборах, нападали молниеносно, словно рой диких пчёл, и столь же быстро растворялись среди деревьев, подобно утреннему туману.

Манипулы и когорты, столь неповоротливые в условиях леса, становились отличной мишенью для атак. Конечно, оружие дикарей не шло ни в какое сравнение с имперским вооружением – они использовали луки и стрелы с костяными наконечниками, а также дубинки, утыканные острыми осколками камней, но в руках прианурцев это было грозным оружием, особенно когда стрелки, абсолютно невидимые, начинали обстрел с ветвей деревьев.

Победить эти отряды не было никакой возможности – они протекали сквозь пальцы стальных кулаков имперских легионов словно вода. Ещё непостижимее были нравы дикарей. Несколько раз бывало так, что имперцы, наткнувшись на одну из деревень, находили её почти обезлюдевшей. Почти – потому что в ней не оставалось ни одного взрослого человека. Мужчины и женщины уходили, но (и это повергало легионеров в шок) оставляли в деревне совсем маленьких детей – тех, что могли бы стать обузой для всех, а также немощных стариков.

Этот циничный прагматизм не укладывался в головах солдат. Очевидно, что прианурцы предпочитали пожертвовать собственными детьми, лишь бы не поставить под угрозу выживание всего племени. Эта почти нечеловеческая простота, с какой они относились к собственным жизням, ставила в тупик цивилизованную логику.

Страшнее всего был тот нравственный выбор, который прианурцы словно бы оставляли за завоевателями. Как правило, легионеры выжигали все деревни, которые попадались им. Но что было делать с теми, в которых оставались дети?..

Здесь, как правило, всё зависело от исполнителей. Кто-то, более сердобольный, отправлял солдат по брошенным хижинам на поиски детей. После этого их, всех кого удалось отыскать, помещали в одну из хат на окраине деревни, которую оставляли в целости. Правда, те детишки, что уже умели ходить, обладали прямо-таки звериной способностью прятаться, поэтому бывало так, что какой-нибудь двух-трёхлетний малыш выскакивал из уже горящего дома – если, конечно, успевал. Возможно, после ухода имперских солдат, жители деревни возвращались на пепелище и забирали своих детей. А возможно и нет…

Но бывало и так, что обозлённые и напуганные центурионы, уставшие от постоянных внезапных нападок прианурцев, просто отдавали приказ жечь деревню, не обращая внимания на вопли младенцев внутри пылающих хат. Это была война, и на ней вели себя как на войне.

Все понимали, что покорение Прианурья не случится за один год, а это значит, что через восемь-десять лет эти самые младенцы уже станут полноценными врагами. Действительно, среди убитых в схватках дикарей то и дело попадались трупы десяти-двенадцатилетних детишек, которые к этому возрасту уже вполне ловко управлялись с луком.