Остаток дня друзья провели в блаженном ничегонеделанье, ожидая приезда остальных. И только уже ближе к вечеру, когда солнце уже совершило большую часть своего дневного круга, со стороны дороги послышались жалостливые скрипы приближающегося рыдвана. Несчастное произведение каретного искусства словно стонало, пробираясь по узкому ухабистому просёлку. Все поспешили наружу, благо, дождь на время прекратился.

Вскоре показались забрызганные грязью лошади, на двух из которых восседали Кол и Варан, а остальных они держали на поводу. Следом за ними медленно продвигался рыдван, на козлах которого сидел невозмутимый Пашшан.

– Ну и забрались же вы! – воскликнул Кол, подъезжая и спешиваясь. – Старый мошенник Бабуш! Эх, будь моя воля, я бы заставил его лично прокатиться по этой милой дорожке!

– Чего ворчишь? – рассмеялась Мэйлинн. – Тебе хотя бы не пришлось ехать заколоченным в гробу!

– И на том спасибо! – засмеялся в ответ Кол.

– Рад видеть вас в добром здравии, друзья! – соскакивая с коня, воскликнул Варан.

– Мы тоже по тебе соскучились! – обнимая бывшего мастера, проговорила Мэйлинн.

– Скучновато, поди, пришлось жить с моим Пашшаном? – усмехаясь, спросил Каладиус, пожимая Варану руку.

– Моим лучшим другом в последние годы был немой, мессир, – улыбнулся в ответ Варан. – Я люблю молчунов. А Пашшан, кроме того, научил меня немного изъясняться на баининском. Так что скучать нам точно не пришлось!

– Не говоря уж о том, что он каждый день баловал вас своей стряпней!

– И это тоже! – Варан похлопал себя по плоскому животу. – Мне кажется, я страшно разжирел за это время!

– Ты на себя клевещешь! – рассмеялся Кол, живот которого не мог похвастаться столь же строгими формами.

– Что же касается меня, то я не страдаю столь чёрной неблагодарностью, как наш друг, поэтому, дорогой Пашшан, – обратился Каладиус к подъехавшему как раз баинину. – Давай-ка, принимайся за стряпню. А то я сегодня был вынужден жевать нечто, больше похожее на подошвы моих сапог.

Баинин молча кивнул и, спрыгнув с козел, стал вынимать из багажного отсека рыдвана нужные продукты.

– Не будем мешать Пашшану колдовать над нашим ужином, пойдёмте пока в дом! – предложил Каладиус, беря под руку Варана. – Сегодня переночуем тут, а завтра с утра отправимся в путь.

Путешественники добрались до того самого места, где сходились «этот» и «другой» Пунт. Вокруг было широкое поле, уже сжатое и убранное трудолюбивыми колонами. Но теперь это поле, словно рубцами, было обезображено рвами, выгребными ямами и канавами для нечистот. В общем, типичная картина для места длительной стоянки военного лагеря. Земля была испятнана кострищами, истыкана заострёнными кольями, истоптана сотнями пар кованых сапог. Солдаты снялись с места так же стихийно, как и появились, оставив хлопоты по приведению поля в порядок местным жителям.

Демаркационная линия представляла собой неглубокий ров, глубиной примерно в две трети человеческого роста и шириной в два роста. Казалось бы, и по одну и по другую сторону этого рва одно и то же серое дождливое небо, одна и та же жухлая трава, одна и та же страна, в конце-то концов. Но на деле всё обстояло совсем иначе. За спиной путешественников лежала земля, истощённая ужасом смерти, этой самой смертью изглоданная почти до костей. Земля пустых деревень, земля погребальных костров, которые почти не горели, а лишь чадили, поскольку количество мёртвых тел в них значительно превышало количество топлива.

Впереди ждала совсем другая земля. Земля, в которой колоны наконец-то наслаждались завершением полевых работ, где у добрых хозяев уже вовсю бродило вино нового урожая. Земля, где с ужасом ожидали, что холод вскоре вновь погонит полчища мышей из полей прямиком в амбары. Даже это поле, истерзанное солдатней, на самом деле выглядело более счастливым, чем многие поля, которые встречались путешественникам ранее, поскольку это поле было убрано. Нет тоскливей картины, чем поваленные, подгнивающие стебли с чернеющими колосьями на них. Жутка была участь людей, что не собрали урожай, который растили до этого с такой любовью и трудолюбием.

Именно на такой философский лад настраивала картина, представшая перед шестью мужчинами и одной девушкой, оказавшимися в эту позднюю осеннюю пору на найрском тракте.

– Ну что ж, дамы и господа, – провозгласил Каладиус – Добро пожаловать в нормальную жизнь. За этим полем – прежний Пунт, нетоптаный дорийцами и неиспятнанный синивицей.

К этому моменту рыдван находился в дороге уже почти два дня. Истекали последние дни месяца дождей, а чем севернее забирали путешественники, тем явственней становилось дыхание поздней осени. Ночами было очень холодно, да и днём было холодно и сыро. Утром и к вечеру изо рта уже клубился белый парок.

Прошлую ночь переночевали в полузапустелом селении. Большинство жителей её не были убиты синивицей, в эту деревню она и вовсе не забралась. Но на волне общей паники часть колонов просто ушла на север от греха подальше. Оставшиеся жители говорили, что остальные вот-вот вернутся. Тем не менее, многие хаты были пусты или полупусты, так что с ночлегом проблем не возникло, тем более, что наши друзья весьма щедро расплатились за постой.

К исходу нынешнего дня, давно проехав границу карантина, кавалькада въехала в большое селение, дворов на сто пятьдесят. Естественно, сыскался там весьма приличный постоялый двор, где охотно приняли столь важных и богатых путешественников. Друзья сняли сразу четыре комнаты – три комнаты на двоих и одну – для Мэйлинн. Варан тут же вызвался в пару к Пашшану – после недели, проведённой вместе, мастер Теней, очевидно, проникся большой симпатией к молчаливому баинину, видимо, тот напоминал ему о другом молчуне. Кол и Бин, конечно же, решили ночевать вместе. Ну а Каладиус и Палаш, давно проникшиеся друг к другу уважением и симпатией, получили третью комнату.

Расположившись, друзья спустились в большую общую столовую. Поздний вечер собрал здесь довольно много народу, среди которых хватало и местных обывателей, и проезжих, в числе которых были и торговцы, и мастеровые, и даже парочка юристов. В зале было оживлённо и весело. Носились три молодые официантки с пышными формами, разнося подносы с едой и выпивкой. Постояльцы сидели группами, громко разговаривая и смеясь.

Поскольку наши герои всего несколько дней назад вырвались из полумёртвого Лоннэя, они ожидали, что все разговоры сейчас во всех гостиницах, трактирах, корчмах и кабаках королевства ведутся на одну тему – тему чудовищного мора, поразившего юг Пунта. Каково же было их изумление, когда стало ясно, что здесь говорят о чём угодно, только не о судьбе столицы. Точнее, город всплывал в разговорах несколько раз. Один торговец жаловался, что пришлось сбывать товар частями по пути, потому как дорога в Лоннэй закрыта. Тема была вяло подхвачена собеседниками, но очень скоро всё свелось к тому, что из-за набега лошадников вновь на время, скорее всего, взлетят налоги.

Также ещё пару раз всплыла тема минувшей войны с Дорией, но и тут разговор вёлся как-то вскользь. И лишь раз один из приезжих упомянул о синивице, что, мол, вроде как на юге есть заболевшие – и всё. Наши друзья, слушавшие всё это, не могли прийти в себя от шока – ведь всего в нескольких часах езды от этой гостиницы проходила граница карантина. Всего в сутках езды отсюда стояли вымершие деревеньки. Можно ещё понять местных колонов – большинство из них за всю жизнь едва ли отъезжали от родной деревни больше чем на две-три лиги, но вот то, что творилось в головах торговцев, объяснить было сложнее.

Судя по всему, государственная пропаганда сработала очень чётко. Король Аллан весьма не хотел, чтобы весь масштаб трагедии стал известен далеко за пределами поражённой территории. Опять же, учитывая неблаговидность его поступка, король, вполне вероятно, ожидал мятежа в покинутой столице, поэтому сейчас крайне важно было подготовить плацдарм для возможной информационной войны. Если лоннэйцы всё же взбунтуются, всегда можно будет преподать этот бунт как некую блажь зажравшихся столичных жителей. Такая позиция будет весьма близка провинциальному селянину или горожанину. Только так можно будет избежать настоящей революции. Именно поэтому королевская армия поставила непробиваемый заслон между северным и южным Пунтом, через который на север не проникали почти никакие вести. Вместо объективной информации о том, что творилось, упорно распространялась полуправда, где весьма искусно были сплетены факты (набеги дорийцев, появление синивицы, отъезд короля) и откровенная ложь, чаще всего выражающаяся в недомолвках и приуменьшениях: да, набеги были, но не больше, чем обычно; да, синивица действительно есть, но случаи заражения единичны, а королевские медикусы вполне успешно борются с заразой; да, король уехал, но это была заранее запланированная поездка в связи с капитальным ремонтом главного королевского дворца.