— Надо перевернуть его, — надрываясь, прохрипел Давин.

Перевернуть бьющегося в судорогах Увилла было нелегко, но они справились.

— Я позову слуг, — тяжело дыша, крикнул Дафф.

— Пока не надо. Я знаю, что делать. Позовёшь их, когда приступ ослабеет. Пока держи ему руки.

Сам же Давин пытался удерживать голову. Он вглядывался в его лицо, пытаясь поймать момент, когда Увилл начнёт задыхаться. С неба вновь посыпался мелкий колючий снег. Ветер подхватил позёмку и швырнул её в лицо Давину, который стоял на коленях в нескольких шагах от кургана Лауры и беззвучно плакал.

***

Увилл безвылазно находился в комнате, которую выделил для него Дафф. Давин решил дожидаться двадцать четвёртого дня со смерти Лауры. Арионниты отмечали этот день — считалось, что ровно столько требуется душе, чтобы полностью перейти Белый Мост и ступить на Белый Путь. И Давин хотел не пропустить хотя бы это событие.

Кроме того, к этому дню ожидался приезд и некоторых других лордов, которые желали почтить память леди Савалан. По крайней мере, обещали быть правители пяти-шести центральных доменов, и это был лишний повод увидеться с некоторыми из них, чтобы обсудить текущие дела.

Как уже было сказано выше, Увилл всё это время был взаперти и неохотно впускал даже Давина. Что же касается остальных, то он не отпирал дверь даже Камилле, несмотря на все внушения и возмущения отца. Увилл выглядел очень слабым — быть может, он лишь притворялся, чтобы его оставили в покое, а может действительно минувший припадок оказался тяжелее предыдущих.

Давин же близко познакомился не только с Камиллой, но и с детьми Даффа — Желдой, которая была года на полтора-два младше Солейн, а также Боргом, мальчиком лет четырнадцати-пятнадцати, который должен был, судя по всему, стать наследником домена Колиона. Камилла очаровала немолодого лорда — он буквально видел и угадывал Лауру в каждой чёрточке её лица, в каждом движении, в звуках голоса.

Несмотря на то, что Давин всегда убеждал всех, и в первую очередь самого себя, что он никогда не был влюблён в Лауру, вероятно, это всё же было не так. Вот и сейчас он не мог избавиться от очарования девушки, годящейся ему в дочери. Его сердце трепетало всякий раз, когда он видел её и говорил с ней. Камилла же — тихая, скромная, всегда печальная — охотно проводила время в компании лорда Олтендейла.

Девушка с горечью рассказывала о том, что случилось с матерью. Вопреки всему, что рисовал в своём воображении Увилл, Лаура, похоже, прожила вполне счастливую жизнь с Даффом. Заболела она ещё осенью, и поначалу ничего не предвещало такого трагического конца. Лекари исключили алую лихорадку, сказав, что это — не более чем обычная простуда. Однако вскоре усилившийся кашель и неспадающий жар дали понять, что дело обстоит куда серьёзнее. Через какое-то время стало понятно, что у Лауры воспаление лёгких.

Медики делали всё, что могли, но спасти пациентку не сумели. Она угасла на глазах мужа и детей. В какой-то момент она просто не смогла больше дышать и умерла. Камилла, рассказывая об этом, не могла удержаться от слёз, и её трудно было в этом упрекнуть.

Давин подозревал, что она не была очень уж счастлива здесь, в Колионе. Кажется, Дафф не слишком-то жаловал падчерицу. Хотя, возможно, несчастная девушка просто очень тяжело переживала потерю матери, хотя и старалась этого не показывать. Так или иначе, а их общение, похоже, исцеляюще действовало на обоих.

Желда и Борг тоже были вполне милыми молодыми людьми. Девушка также была довольно похожа на Лауру, но скорее внешне, чем по характеру. Давину казалось, что она себе на уме, и, похоже, их отношения с Камиллой не очень ладились. Борг же хотя внешне и не походил на Увилла, был очень похож на него повадками. Так же, как и Камилла, несчастные дети тяжело переживали своё сиротство, но в отличие от неё они не спешили наладить контакт со сводным братом. Впрочем, в этом, вполне вероятно, было куда больше вины самого Увилла.

С Даффом Давин теперь общался едва ли не так же часто, как и с Камиллой. В постаревшем хозяине Колиона уже не было той насмешливости и чувства превосходства, которые так раздражали Давина прежде. Этот, новый Дафф был сломлен. И их обоих объединяла общая потеря. Поэтому в первый же вечер после приезда Давина они как следует напились, горько оплакивая Лауру. Увилл бы, конечно, был в ярости, узнай он о том, сколько времени отец проводит в беседах с Даффом, но сейчас Давину было плевать на это. Вокруг было много людей, нуждающихся в утешении не меньше, чем этот избалованный юноша. Да и, боги свидетели, ему, Давину, и самому сейчас не помешало бы утешение!

До того самого двадцать четвёртого дня, или дня ступления, как его именовали в арионнитстве, оставалась всего пара дней. Некоторые из лордов к тому времени уже прибыли. Прибыл Брад Клайн из Бейдина, Тедд Вайлон из одноимённого домена. Прибыл даже Локор Салити из Боажа, хотя он вообще редко выбирался куда-либо. Давил Савалан, братец Даффа и лорд домена Латиона, был тут ещё со времён похорон. Обещался быть надменный Брад Корти — молодой хозяин домена Варса.

Учитывая, что погода сейчас явно не располагала к путешествиям, то, что все эти люди взяли на себя труд добраться до Колиона, говорило о многом. Дафф Савалан пользовался уважением среди лордов, которое он сумел заслужить за минувшие двадцать лет. Сейчас многие из тех, кто заседал за Столом во времена юности Давина и Даффа, и кто считал их тогда просто молодыми оболтусами, уже давно были по другую сторону Белого Моста, а для нового поколения лордов оба они были политическими тяжеловесами, к которым стоило прислушиваться.

Признаться, Давин опасался, что Увилл воспользуется таким количеством зрителей и выкинет какой-нибудь финт, однако говорить с ним на эту тему боялся. Если до сих пор подобная мысль не пришла в голову этого эксцентричного юноши, Давин не хотел быть тем, кто её заронит. Оставалось лишь надеяться, что всё закончится более или менее спокойно.

Впервые за всё это время Увилл отправился к могиле матери. Один. Давин вызывался было сопровождать его, опасаясь возможного повторения приступа, но юноша решительно отказался. Он демонстративно прошёл мимо сводного брата, не ответив на его приветствие. Камилла, которая вместе с Давином сидела у камина, будто бы сжалась и уставилась в огонь, не осмелившись даже просто поднять глаза. Кажется, Увилл её пугал. Давин скрипнул зубами от злости, глядя на потерянное выражение лица девушки, и дал себе слово, что обязательно выбьет эту дурь из сына.

Увилла не было долго. Настолько, что Давин всерьёз забеспокоился и, не удержавшись, отправился на замковый погост, опасаясь, что юноша вновь лишился чувств. К его облегчению Увилла там не оказалось. Значит, он куда-то ушёл. Давин успокаивал себя, что, быть может, просто не заметил его возвращения.

Однако спустя пару часов после ухода Увилл всё же объявился. Он вошёл, бледный и вспотевший, в залу, где Давин тихонько беседовал с Камиллой.

— Где Дафф? — непонятно к кому именно обратился он.

— Должно быть, у себя, — пожал плечами Давин. — Зачем он тебе?

— Хочу кое-что спросить.

И, не вдаваясь в подробности, Увилл направился к лестнице, ведущей на верхние этажи. Давин встревоженно переглянулся с побледневшей Камиллой, а затем бросился следом. Ему хотелось быть неподалёку от Увилла, когда тот встретится с Даффом.

Встреченный дорогой слуга сопроводил Увилла к покоям хозяина. Молодой человек нервно постучал в закрытую дверь и, дождавшись приглашения, вошёл. Давин тенью следовал за ним, благо, что Увилл не возражал.

— Какие люди… — несколько желчно усмехнулся Дафф, взглянув на вошедших.

Он был явно нетрезв, и рядом с ним стояла большая бутыль, оплетённая соломой, а также здоровенная глиняная кружка — даже не бокал. И занят он был довольно странным делом — опаливал на огне свечи писчее перо. Несколько оплавленных огарков уже лежали на столе между кучками пепла, которые когда-то были бумагой. Даже не поздоровавшись, Дафф вновь вернулся к увлёкшему его занятию — он стал зачарованно наблюдать за завитками дыма, поднимавшимися над плавящимся пером. В комнате стоял довольно удушающий запах палёных перьев.