Теперь и Кол смог разглядеть то, о чём все говорили. Два грубо отёсанных нетолстых ствола были врыты по обе стороны дороги под углом так, что образовывали перекрещённую в навершии арку. И с этого перекрестия свисала грязно-синяя тряпица, более похожая на заношенную рубаху какого-нибудь пахаря, коей она, скорее всего, и являлась когда-то. Ныне же она служила грозным предупреждением, что деревня охвачена синивицей.

– Что будем делать? – спросила Мэйлинн. Она, так же, как и Кол, не усидела на козлах и теперь напряжённо вглядывалась вперёд.

– Хорошо бы объехать как-то… – предложил Варан.

– Да как тут объедешь? – возразил Каладиус. – Вряд ли тут есть какие-то объездные дороги, а коли и есть, так наш рыдван по ним не пройдёт. Ничего страшного – быстро проедем через деревню, никто и оглянуться не успеет.

– Да я больше опасаюсь не из-за них, – мотнул головой в сторону домов Варан. – Вон кто меня беспокоит, – кивок в сторону Мэйлинн. – Ведь стоит ей увидеть больного человека, а особенно ребёнка, она же бросит всё и кинется спасать.

– Эт точно! – хохотнул Кол. – Так она и сделает! Так что лучше сразу завязать ей глаза.

– Никто никого не бросится спасать! – строго, обращаясь прежде всего к лирре, произнёс Каладиус. – Раз уж установили предупредительные знаки, значит, деревня поражена весьма тяжко. Никого тут мы спасти уже не сможем. Они сами либо умрут, либо выздоровеют. Поэтому мы просто проедем мимо. Бояться нечего, разве что жители деревни накинутся на нас и начнут о нас тереться и облизывать. Кстати, – насмешливо продолжил маг. – Помнится, ещё недавно все вы горели желанием проникнуть в поражённый мором Лоннэй, а уж там-то всё будет обстоять куда хуже, нежели в этой небольшой деревеньке. Так чего же вы тогда так перепугались?

– Да а кто перепугался-то? – пренебрежительно фыркнул Кол, хотя слегка расширившиеся зрачки выдавали его волнение.

– Вот именно! – поддакнул Бин, демонстративно развернувшись и вразвалочку зашагав к рыдвану.

– Вообще-то это именно вы, мессир, подняли тревогу, – не преминул поддеть Каладиуса Варан.

– Ну тогда – вперёд, мои храбрецы! – осклабился маг, понукая своего коня.

Деревня, названия которой никто так и не вспомнил, встретила путников гробовым молчанием. На улице не было ни души, но, что более удивительно, не было видно даже самой разобыкновенной курицы, коих всегда полно на деревенских улочках. Деревня была невелика – десятка три домов, вытянувшихся вдоль тракта одной длинной улицей, постоялый двор в дальнем от путешественников конце деревни, а также даже небольшое святилище, сколоченное из досок в грубом подобии башни Арионна.

Не слишком быстро, но и не медля, отряд проехал по деревне. Несколько раз путникам казалось, что они видят какое-то движение в мутных подслеповатых окошках хат, однако же из домов так никто и не вышел. То ли большинство жителей были мертвы или обессилены болезнью, то ли ушли подальше от заражённой местности. Выехав за околицу все, даже Каладиус, облегчённо вздохнули. Какое-то время никто не прерывал повисшего молчания, все тяжко задумались о том, что ждало их впереди.

По дороге к Лоннэю друзья проехали ещё пару-тройку деревень, однако они, хвала богам, не имели страшных синих тряпок на столбах при въезде. Наверняка и в них не обошлось без заболевших, однако пандемии избежать удалось. Тем не менее, путешественники решили нигде не останавливаться и двигаться до самой столицы.

Несколько раз им встречались небольшие конные разъезды по пять человек – четверо солдат в сопровождении сержантов. Один из этих разъездов отчего-то вовсе не обратил внимание на движущуюся кавалькаду, остальные же вполне довольствовались подорожной, выписанной сердобольным лейтенантом, что крайне удивило Каладиуса.

От каждого такого разъезда друзья получали весьма удручающие новости. В столице – настоящий мор, туда никого не впускают и не выпускают. Мёртвых не успевают хоронить и просто палят на городских площадях. Король – на севере и мало чем помогает несчастным подданным. Каждая такая весть встречалась горестными вздохами и тихими проклятиями.

Наконец, когда солнце уже близилось к полудню, впереди показался Лоннэй. Над городом поднималось около десятка черных дымных столбов и то и дело звонил колокол, вероятно, принадлежавший какому-нибудь храму Первосоздателя. Всё это создавало жуткое впечатление. Казалось, город находится при смерти.

Неподалёку от городских ворот за последнее время возник стихийный палаточный лагерь. Десятки, если не сотни людей, которых карантин застал за городской чертой, тщились попасть обратно. Периодически солдаты вяло гоняли несчастных, большую часть которых составляли либо мелкие торговцы, либо городские простолюдины. Однако идти людям было некуда, поэтому через некоторое время после таких вот имитаций облав они возвращались обратно, поправляли порушенные солдатами палатки, и вновь продолжали свой нехитрый быт.

Палаточный городок был типичным лагерем беженцев – грязный, вонючий, шумный. Видно, люди находились тут не первый день, поэтому это шатёрное стойбище всё больше начинало напоминать город в миниатюре – небольшой рынок, мелкие ремесленники, и даже уже успели появиться попрошайки и мелкая криминальная шушера. Конечно, сам по себе этот городок представлял отличную питательную среду для синивицы, и, по-хорошему, его нужно было бы самыми решительным образом извести под корень, но поспешный отъезд короля и последовавшая за этим почти полная анархия не лучшим образом сказывались на моральном духе солдат. Две сотни людей из карантинного отряда, словно брошенные тут, у стен умирающего города, не слишком-то спешили всерьёз ссориться с обитателями лагеря.

Удивительно, как быстро люди способны терять человеческий облик в подобные минуты. Вероятность скорой смерти, почти полное отсутствие власти – всё это срывало покровы цивилизованности с людей, и так не слишком-то обременённых излишней культурностью. Брезгливо отвернувшись, всадники проехали мимо совсем ещё молодого мужчины, открыто испражняющегося в двух шагах от дороги прямо за крайней палаткой. Притом, что рядом с этой самой палаткой возились с какими-то обломками веток двое детей не старше пяти лет, скорее всего – дети этого самого мужчины. Неподалёку две некрасивые, рано постаревшие женщины самого неопрятного вида громко и нецензурно выясняли отношения по поводу пропавшего ночью котелка. Тракт перерезал лагерь надвое, поэтому нашему каравану пришлось проехать через всё это великолепие. Несмотря на то, что дорога была замощена, сейчас она представляла собой чавкающую под ногами навозно-грязевую жижу.

Мэйлинн и Каладиус заперлись в рыдване, посадив на козлы Пашшана. Лирра плотно закрыла оконце, стараясь изолировать себя и от предстающей картины, и от тяжёлого зловония. Всадники держались как можно плотнее к экипажу, на всякий случай демонстративно держа руки на эфесах. Все без исключения жители палаточного городка смотрели на проезжавшую кавалькаду, но грозные взгляды Кола и Варана заставляли их держаться на почтительном расстоянии.

– Поверить не могу, во что превратились эти, недавно ещё такие милые люди, – ворчал, озираясь по сторонам Кол.

– Никто из них не уверен в том, что переживёт эту осень, – откликнулся Варан. – Уж не знаю, каким чудом они ещё до сих пор не вымерли от синивицы в этом рассаднике заразы! Я больше удивлён, как это они до сих пор не смяли солдат и не открыли ворота…

– Наверное, не до такой степени ещё отчаялись, – ответил Кол. – Да и к чему им ломиться в город, в котором свирепствует болезнь?

– Да уж, – несколько жалобно протянул Бин. – У меня вот тоже всё меньше желания соваться туда.

– Я тебя отлично понимаю, дружище! – согласился Кол. – У самого поджилки трясутся.

Бин окинул друга недоверчивым взглядом. Не очень-то было похоже, что Кол настолько уж испуган. Но, тем не менее, Бин был очень благодарен товарищу за то, что поддержал и не стал насмехаться.