После Боажа Давин стал всё чаще думать о смерти. Не о какой-то неопределённой смерти от болезни или старости, а о гибели на поле битвы. Что если он погибнет, так и не сказав Камилле всего, что должен?.. Что будет тогда? Увидятся ли они по ту сторону Белого Моста, и если да, то будут ли тогда иметь значение те чувства, что он испытывал к ней?..
В такие мгновения Давину хотелось, наплевав на всё, бежать к Камилле и тут же просить её руки. Но едва лишь эта мысль выкристаллизовывалась в его мозгу, она тут же словно обжигала его холодом жуткого страха потери. Что если он принимает желаемое за действительное? Что если в ответ на его признания Камилла, испугавшись, тут же уедет? Переживёт ли он это? И потому Давин вновь прятал свои чувства подальше, убеждая себя, что ещё не время.
День охоты выдался просто чудесным — солнечным и слегка морозным. Давин и Камилла в сопровождении четверых слуг отправились к болотам. Егерь говорил, что из-за внезапного тепла уже начали токовать тетерева, да и другой дичи было полно.
Давин наслаждался этим днём. Покуда слуги готовили дом к приёму жильцов, они с Камиллой, хохоча, носились, зарываясь в снег едва ли не по пояс. Сейчас он чувствовал себя молодым и полным сил. Позабылась больная спина, желудочные боли и одышка. Он носился за раскрасневшейся Камиллой будто мальчишка. Естественно, что ни о какой дичи речи идти не могло — он подстрелил лишь куропатку и ранил зайца-беляка, но тот, пятная снег кровью, умчался, истошно вереща.
По счастью, его слуга оказался куда более удачливым охотником, так что, когда они под вечер, промокшие, озябшие, но счастливые вернулись в хорошо протопленный домик, жаркое уже шкворчало на огне. Давин и Камилла отправились по своим комнатам переодеваться, а затем направились в так называемую трофейную комнату, чтобы поужинать.
В комнате было сумрачно, и сполохи пламени очага плясали на чучелах животных, а потому Давин заметил фигуру в тёмном углу лишь тогда, когда незнакомец заговорил:
— Здравствуй, отец. И ты здравствуй, сестра.
— Увилл? — вскричал Давин, машинально хватая рукой воздух там, где должна была быть рукоять меча. Камилла же воскликнула от ужаса и, похоже, едва не лишилась чувств, бессильно припав к стене. — Как ты сюда попал?
— Если ты думаешь, что я, подобно Арионну, могу проходить сквозь стены, то ошибаешься, отец, — усмехнулся Увилл, не выходя из тени и даже не шевелясь. — Я попал сюда тем же путём, что и вы — через дверь.
— Но кто впустил тебя? — Давин всё ещё не мог прийти в себя от изумления.
— Если ты подозреваешь слуг, то напрасно. Надеюсь ты не забыл, что я бывал здесь десятки раз. Я знаю, где находятся ключи.
— Но как ты узнал, что я буду здесь? — Давин понемногу приводил мысли в порядок и теперь пытался сообразить, что ему делать дальше — броситься ли на Увилла самому, или позвать слуг.
— Я давно хотел встретиться с тобой, и потому уже около двух недель жил в Танне, буквально в нескольких минутах ходьбы от замка. Кроме того, должен тебя огорчить — среди твоих людей есть те, что преданы мне.
При этих словах Давин невольно покосился на дрожащую Камиллу, но тут же отвернулся и покраснел от досады, надеясь, что она ничего не заметила.
— Нет, это не моя сестра предупредила меня, — усмехнулся Увилл, должно быть, заметивший этот взгляд исподтишка, или же просто догадавшийся о том, что творится в голове названного отца.
— Я так и не думал! — огрызнулся Давин, со злостью заметив, как дёрнулась Камилла при словах брата.
— Хорошо, — было видно, что Увилл пожал плечами, словно говоря: «Я, конечно, знаю, что ты лжёшь, но мне плевать». — Благодарю, что не поднимаешь шум. Я пришёл поговорить с тобой.
— О чём нам говорить? — буркнул Давин.
— О будущем, отец, — наконец выходя из тени, произнёс Увилл.
— Не называй меня так! — ощерился Давин. — Ты давно потерял это право!
— Хорошо, пусть так, — легко согласился Увилл, усаживаясь за стол. — Извини, что невольно беру на себя роль хозяина, но, быть может, вам будет лучше присесть?
Давин глядел на слабоосвещённое лицо Увилла, которого не видел уже более семи лет. В этом лице ещё угадывались черты того мальчишки, с которым они неоднократно бывали в этом домике с ночёвками, и это было неожиданно больно. Этот, новый Увилл словно захватил того мальчишку в плен и держал теперь, словно заложника.
И всё же магнетизм Увилла никуда не делся. Несмотря на ненависть и боль, которые чувствовал Давин, он беспрекословно подчинился. Они с Камиллой сели за стол, где, источая аппетитные ароматы, томилось жаркое.
— Как давно мы не виделись… — покачал головой Увилл, не сводя гипнотического взгляда с приёмного отца.
— Давай к делу, Увилл! — борясь с наваждением, бросил Давин. — Мы бы хотели ещё поужинать.
— Так отужинаем, как в старые времена! — улыбнулся Увилл. — Преломим хлеб, словно мы всё ещё отец и сын!
— Мы не отец и сын! — хмуро напомнил Давин, но всё же потянулся за мясом, не столько потому, что был очень уж голоден, а чтобы чем-то занять себя во время этого разговора, обещавшего быть не особенно приятным.
— Пусть так, — кивнул Увилл и также подхватил кусок с блюда. — Но я по-прежнему люблю и уважаю тебя.
— Ты довольно странно выражаешь свою любовь, не находишь?
— Но я пришёл к тебе сегодня, к единственному из всех лордов. Поверь, я не сделал бы этого, если бы всё ещё не считал тебя в глубине души своим отцом! Камилла, а ты почему не ешь? Мясо просто восхитительно!
Вроде бы Увилл ничего не приказывал девушке, но та, заметно вздрогнув, покорно взяла кусочек мяса и, откусив, механически принялась жевать, упорно не поднимая глаз на собеседников. И вновь Давина резануло по сердцу от этой покорности. Что же такого Увилл сотворил с ней, что она его так боится?..
— Не думаю, что мне будет интересно то, что ты скажешь, — неприветливо произнёс Давин, наскоро проглатывая кусок.
— И всё же я предпочёл бы поговорить. Чтобы не корить себя после за упущенную возможность.
— Я сам не знаю, что мешает мне схватить тебя и отдать на суд Стола… — процедил Давин, угрожающе глядя на сына.
— Умоляю тебя, — отмахнулся тот. — Ты не сделаешь этого! Да и, будем откровенны, тебе со мной не справиться. Должен признаться, ты сильно постарел с тех пор, как мы виделись в последний раз. И на слуг я бы не рассчитывал — им со мной не совладать.
И Увилл небрежно положил руку на рукоять своего меча с нелепым и помпезным навершием в виде короны. Впрочем, он был прав — Давин не стал бы применять силу. Он и правда не справился бы с худым, но жилистым Увиллом, но главное — он не хотел рисковать безопасностью Камиллы. Случись заварушка — и она могла бы пострадать.
— Ладно, говори что хотел, — тяжело кивнул Давин. — Хотя я и так знаю, что ты скажешь.
— Пожалуй, — согласился Увилл. — Но я всё же скажу. Я предлагаю тебе примкнуть ко мне, отец.
— Примкнуть к тебе? — насмешливо повторил Давин. — А кто ты? Самозванец, объявивший себя королём? Глупее этого может выглядеть лишь примкнувший к самозванцу, объявившему себя королём!
— По-моему, под Боажем глупо выглядели вы, а не я! — потемнел лицом Увилл. — И раньше, в Колионе, когда вы с криками бросились вон из города. Кстати, благодарю тебя за идею — как видишь, я воспользовался ею с умом! Но я пришёл сюда не для взаимных оскорблений. Что бы ты ни говорил, но в глубине души ты знаешь, что эпоха Стола подходит к концу. Я — сила, с которой вам не совладать. Но я предлагаю тебе примкнуть ко мне не поэтому. Просто время раздробленности закончилось. Прошли сотни лет со времён Смуты, а в мире ничего не изменилось! Всё это время мы топчемся на месте, никуда не развиваясь. Мы презрительно продолжаем именовать палатийцев варварами, не замечая, что и сами мы — такие же варвары!
Увилл говорил, всё разгорячаясь. Он даже отбросил кость, на которой оставалось ещё много мяса. Глаза его привычно загорелись, и перед Давином на миг возник тот самый мечтательный мальчишка, которого он знал когда-то.