В общем, каждый, с кем разговаривал Конотор, считал своим долгом отметить высокое положение потенциального тестя принца, весьма лестно и даже льстиво превознося и его самого, и добродетели его дочери, но все эти подхалимы неизменно замолкали, едва лишь речь заходила о старшем брате графа Тиомея.

Теперь, спустя несколько дней после лодочной прогулки, тоска и отчаяние немного отпустили юного принца, и на их смену пришло горячее желание завоевать Тиану, добиться её расположения. Она ясно дала понять, что главным препятствием, стоящим между ними, является его отец. Конечно, у Конотора и в мыслях не было свергнуть его, но он не мог не думать о том, насколько проще стала бы его жизнь, не стань отца.

Он против собственной воли то и дело думал о том, что сказала Тиана. Действительно, жизнь его, или, по крайней мере, свобода действительно не могли быть в полной безопасности. Болезненная подозрительность отца была очевидна даже ему. Эта навязчивая боязнь отравления, эта бесчисленная дворцовая охрана, а также таинственная служба безопасности, шпионы которой, как говорили, были повсюду.

Конотор припомнил, что как-то в детстве они всем августейшим семейством отправились на охоту. Пока взрослые гонялись за косулями, королева-мать и дети, которым было по шесть-семь лет, расположились в шатре на прекрасной поляне. И кормилица Силии отыскала неподалёку кустики земляники – целую россыпь спелых душистых ягод.

Восторженные дети бросились собирать ягоды и есть их. Затем Силия набрала целую горсть земляники и отнесла её матери. Королева, в те времена уже столь же печальная, как и теперь, вопреки своему обычному состоянию улыбнулась и с удовольствием съела чуть помятые, истекающие соком ягоды прямо с детской ладошки.

Смеясь от восторга, маленькая принцесса набрала ещё ягод в блюдце, которое ей подали слуги. Когда с охоты вернулся отец, она протянула ему это блюдце, едва он слез с лошади. Но король Конотор даже не прикоснулся к ягодам. Он велел своему конюшему взять блюдце, но так и не решился съесть оттуда хотя бы одну ягодку. Семилетний мальчик тогда едва не заплакал, увидев лицо сестры. Силию словно ударили, и хотя она не сказала ни слова упрёка, было видно, как сильно её задела выходка отца, тем более, что она вряд ли понимала её смысл.

Да, принц Конотор вырос в этой атмосфере постоянного страха и подозрений. В каком-то смысле она стала для него нормой, и он не замечал её, как не замечают запаха застарелого пота солдаты в казарме. И лишь благодаря Тиане он внезапно осознал весь ужас и всё уродство положения, в котором оказался королевский двор.

***

После позднего ужина принц Конотор уже сбросил камзол и ботинки, и теперь возился со шнуровкой штанов, когда в комнату, тихонько постучав, вошёл Санли – его личный дворецкий, единственный из слуг, кто мог позволить себе войти вот так, не дожидаясь приглашения. И коль уж старик позволил себе подобное, можно было сделать вывод, что повод у него для этого был весьма значимый. И действительно, даже в полумраке спальни юноша углядел, что лицо старого слуги как-то слишком уж вытянулось.

– Чего тебе, Санли? – стараясь, чтобы голос не задрожал, спросил принц. – Я уже ложусь, не обождёт ли это до завтра?

– Простите, ваше высочество, но только что явился гвардеец. Вас вызывает его величество.

На мгновение Конотора словно парализовало. Даже дыхание как будто остановилось. В последний раз они разговаривали с отцом… три недели назад, или уже четыре?.. Причём это случилось, когда они ненароком встретились в фехтовальном зале. Жирный король иногда приходил туда, чтобы «привести себя в форму», как он сам говаривал. За всю свою жизнь он считанное количество раз ходил к отцу потому, что тот его вызывал. Конотор-старший был неважным отцом, и не любил тратить время на пестование потомства.

А это значило лишь одно… Кто-то донёс на принца за то, что тот бегал по дворцу с неуместными вопросами. Все внутренности юноши были холодными как кровь мертвеца. Именно теперь, поздним вечером, встречаться с отцом хотелось меньше всего, потому что сейчас он, разумеется, уже пьян и зол. Король был не из тех людей, что, захмелев, становятся добродушными – напротив, он чаще всего становился зол как чёрт, и стремился выплеснуть эту злость либо на слуг, либо на одну из своих наложниц. Ну а теперь, стало быть, вся эта порция достанется ему…

Однако не пойти было нельзя. Ни сказаться больным, ни спящим. Конотор знал, что бесполезно пытаться укрыться где-то, чтобы потом сказать, что его, якобы, не нашли. Во дворце было такое количество охраны и шпионов, что полное уединение нельзя было гарантировать даже в собственном отхожем месте. Да и воля принца была слишком парализована страхом, чтобы он посмел нарушить приказ отца.

Трясущимися руками он стал пытаться одеться вновь, но вскоре понял, что это бесполезно.

– Санли, помоги мне с этим чёртовым камзолом, – безвольно опуская руки, попросил он.

Встревоженный слуга мягко и осторожно застегнул все крючки. Он словно пытался вселить немного уверенности в юношу своими ласковыми, почти отческими движениями. Затем он, несмотря на артрит, встал на колени и собственноручно зашнуровал ботинки принца.

– Мне сопроводить вас в покои его величества?

– Нет, благодарю, Санли, тебе лучше остаться здесь. Тот гвардеец ещё не ушёл? – Конотор с усилием поднялся на ноги, ставшие будто ватными.

– Он ожидает у лестницы.

– Тогда он сопроводит меня. Отдыхай, добрый мой Санли…

– Я буду ждать вашего возвращения, мой принц.

***

Король сидел в замызганной сорочке. Причём она была замызгана не от долгого ношения – вероятно, он уже пролил на неё вино, или какой-то соус. Он почти спал в глубоком кресле, обмякнув в нём, словно куль с мукой. Несколько лоснящихся подбородков затекли прямо на жирную грудь. Осоловелые глаза глядели в никуда, и поначалу юноше показалось, что отец даже не заметил его появления.

– Пришёл?.. – проворчал король и заворочался, пытаясь поудобнее сесть.

– Вы звали меня, ваше величество? – за всю свою сознательную жизнь принц Конотор ни разу не осмелился обратиться к отцу на «ты».

– С чего это ты вдруг заинтересовался моим братом? – не тратя времени и слов, сразу же спросил король.

– Я… – у юноши буквально отнялся язык и оцепенели мысли. Он не мог вымолвить ни звука.

– И что это за странные вопросы: за что он был арестован? – Конотор-старший подался было вперёд, но не совладал с хмельным головокружением, и вновь откинулся назад. – Почему это тебя интересует?

Принц понимал, что нужно что-то сказать, но был словно парализован. Он лишь дрожал и чувствовал острую потребность опорожниться.

– Подойди-ка сюда, – вяло махнул рукой король, делая новую успешную попытку сесть в кресле ровно.

По-прежнему оцепеневший, молодой человек, словно под гипнозом, приблизился к отцу, остановившись в двух шагах, но тот вновь махнул рукой, призывая сына подойти ещё ближе. В конце концов юный принц остановился буквально в полушаге. Не говоря ни слова, Конотор-старший поманил его пальцем, приглашая склониться, будто желая что-то шепнуть сыну. Юноша медленно склонился, и в какой-то момент мощная рука короля взметнулась и ухватила сына за шею. Конотор резким и сильным движением притянул голову принца к своей так, что тот стукнулся о неё лбом.

– Послушай меня, гадёныш, – зашипел король, и юношу окутало зловоние из его рта. – Если ты думаешь, что твой папашка пропил последние мозги, и не видит, как ты под него копаешь, то ты здорово заблуждаешься.

Из горла юного принца вырывался лишь какой-то писк вперемешку с рыданиями. У него не хватало силы воли даже попытаться отпрянуть от этого жирного испитого лица, поэтому он так и продолжал стоять, упираясь лбом в лоснящиеся от пота волосы отца, закрыв глаза и крупно дрожа.

– Если ты думаешь, что я не могу придавить тебя прямо здесь, как вонючего клопа, то ты здорово заблуждаешься! – король всё сильнее прижимал к себе голову сына, не чувствуя боли, тогда как юноше казалось, что его череп сейчас треснет.