Он уже сейчас был человеком-легендой, к тому же одной из тех легенд, которые предпочитают рассказывать шёпотом. Его уважали, но уважение это было густо замешано на почти мистическом страхе. Порой это становилось проблемой – на заседаниях королевского Совета докладчики то и дело терялись и замолкали под гипнотическим взглядом колдуна, если им вдруг на мгновение казалось, что тот чем-то недоволен. Иногда это досадно парализовало работу.
К счастью для всех, политика в последнее время всё меньше интересовала Каладиуса, ведь он достиг в ней максимальных высот. Хотя была одна мысль, которая время от времени посещала великого мага. Иногда он задумывался, что по праву мог бы стать императором, и это было бы не так уж сложно сделать, имея его влияние. Правда, империи до сих пор так и не существовало – даже Палатий, вроде бы остающийся формально под протекторатом Латиона, существовал сейчас вполне независимо.
Дело, скорее, было в другом. Каладиус не был уверен до конца, что хотел бы быть императором. Да, это подняло бы его на новые высоты, это правда, но, сказать по правде, то, чем он был сейчас, не очень отличалось от этого. Он был могущественен – самый могущественный человек в королевстве, и при этом связанный гораздо меньшими условностями, чем король. Он мог бы править, сидя на троне, но гораздо удобнее было править, находясь где угодно.
Поэтому великий маг иногда позволял себе развлечься мыслями о возможности будущего получения короны, но никогда не думал об этом всерьёз. Возможно, однажды ему станет совсем скучно в этой жизни, и вот тогда…
Пока же Каладиус, на время оставив политические игры, вплотную занялся наукой. Он достиг уже больших успехов в области создания артефактов на основе драгоценных камней, а также металлов. Заполучив когда-то давно мангиловый меч, который и по сей день горделиво висел в великолепных ножнах над его ложем, он задумался над возможностями этого волшебного металла.
Люди издавна использовали мангил для магии. Было известно, что он многократно превосходит любой из металлов по возможностям зачарования. Однако же мангил был невероятно дорог – его привозили с риском для жизни из копей, находящихся на восточном побережье Эллора.
Мастера кузнечного дела давно пытались получить сплавы на основе мангила, и достигли в этом некоторых успехов, но результат неизменно оказывался гораздо хуже ожидаемого. Магический металл словно отторгал другие, менее благородные материалы. И вот уже много лет Каладиус работал над этой проблемой, понимая, какие перспективы откроются человечеству, если его изыскания увенчаются успехом.
Но гораздо сильнее его сейчас интересовали пределы собственных возможностей. Пока выходило так, что он, похоже, был единственным из известных ему магов, умеющих видеть структуру возмущения. Он уже хорошо поднаторел использовать это для разрушения, но великого мага всё больше интересовало – а можно ли созидать с помощью этого дара?
В теории всё выглядело достаточно просто – вместо того, чтобы разрывать условные нити, их нужно сплести. Но на практике всё оказалось куда как сложнее. Само плетение было совершенно новым для него видом деятельности, поэтому долгое время Каладиус никак не мог совладать с этой задачей. Он буквально изводил себя долгими медитациями, подолгу проводя в этом «мире возмущения», после чего иной раз отлёживался два-три дня, но всё же в течение нескольких лет никаких результатов это не давало.
И вот, наконец, великому магу удалось то, о чём он мечтал. Две нити, видимые лишь ему, соединились в единое целое, подчиняясь его воле. Однако ликование было недолгим – вернувшись сознанием в реальный мир, Каладиус не увидел ровным счётом ничего. Очевидно, что он что-то создал, но либо это что-то оказалось слишком нестабильным, либо же оно существовало и теперь, но было невидимо и неосязаемо в материальном мире.
Стало совершенно ясно, что волшебник замыслил поистине невозможное. Ему нужно было понять, чем является каждая из сплетаемых нитей, а затем сплести их верным образом. Наверное, вновь сплести платье, распущенное на нити и разбросанное по всему дворцу, так, чтобы каждая нитка вновь нашла своё место, было бы куда проще, чем то, что задумал Каладиус. Однако не в характере великого мага было отступать.
Освоив технику плетения двух нитей, которая, увы, не давала каких бы то ни было значимых результатов, Каладиус стал пытаться сплетать три и более нитей возмущения, благо, что это, в общем-то, не отличалось особенной сложностью. Вскоре он уже сплетал какие-то конструкции из полудюжины, а после и из дюжины нитей. Увы, до сих пор он так и не сумел узреть плоды своих трудов. Кажется, даже самые простые вещи этого мира, вроде пылинки или дождевой капли, состояли из десятков, если не сотен таких нитей.
Когда Каладиус уничтожал предметы, разрывая узелки, это не было так заметно. По сути, он словно перерезал узел ножом, и тогда уж было совершенно неважно – сколько нитей здесь связаны. Поэтому теперь данное открытие стало для него настоящим разочарованием.
Однако в течение нескольких лет великий маг продолжал попытки. Хотя он и действовал вслепую, но всё же пытался каким-то образом классифицировать и систематизировать полученные знания. Однако это было столь же трудно, как попытаться научиться различать песчинки в пустыне, да ещё и понимать, какая песчинка для чего нужна.
Наконец Каладиус довёл количество связываемых нитей до трёх-четырёх десятков. Теперь он иногда получал на выходе нечто, чему не мог дать определение. Это была какая-то субстанция, которая чем-то напоминала слизь, но слизью не была. Она выглядела как нечто не из этого мира, и, как ни пытался великий маг найти ей какое-то применение, у него ничего не выходило.
Однако эта слизь дала ему некоторое понимание назначения определённых нитей, и он стал работать более целенаправленно. Наконец в один прекрасный день он получил нечто, чему было определение в материальном мире, а именно – взрыв.
По счастью, Каладиус почти машинально успел выставить магический щит, так что взрыв не нанёс ему никакого вреда, чего нельзя было сказать о его личных покоях. После этого почти две недели волшебник был вынужден проживать во временных комнатах, покуда слуги приводили в порядок его собственные апартаменты.
С этих пор великий маг никогда не проводил свои эксперименты без ассистента – волшебника, который постоянно удерживал магическую защиту. Кроме того, он велел выделить ему огромные комнаты в подвале для занятий. Это оказалось нелишней предосторожностью, поскольку инциденты время от времени имели склонность повторяться.
Вскоре Каладиус понял, что ему вполне по силам создавать простейшие стихии вроде огня. Казалось бы, это был отличный повод для радости, ведь теперь изысканиям великого мага могло найтись практическое применение, однако он не спешил торжествовать. Стихийная магия – самая простая и доступная даже для новичков. Чтобы управлять стихиями, не требовалось каких-то сложных манипуляций, и уж подавно не нужно было проникать в саму суть возмущения. Однако Каладиус не отчаивался. Сами по себе эти открытия, быть может, были и не столь важны, но в качестве основы для дальнейших изысканий были совершенно бесценны.
Так и вышло, что в последние годы Каладиус почти позабыл о том, что он являлся первым министром, полностью сосредоточившись на магических науках. Однако же события, произошедшие в описываемое нами время, заставили его вспомнить об этом.
***
В отношении его величества Тредда Бездетного, правнука короля Келдона, вполне можно было бы говорить о неком страшном проклятии, преследующем его всю жизнь. Из четверых детей короля Тредда никто не дожил даже до совершеннолетия. Единственный наследник трона умер от алой лихорадки, будучи ребёнком четырёх лет от роду, а дочери погибли от причин, которые мы назовём роковыми, чтобы не называть нелепыми.
Две старшие принцессы утонули, когда лошадь, впряжённая в карету, внезапно понесла и, пробив деревянные перила хлипкого мостика, обрушилась вместе с экипажем в реку. Девочки не сумели даже выбраться из кареты. Младшая же дочь, в которой многие видели, несмотря на отсутствие подобной традиции, наследницу латионского престола, умная и ласковая девушка, в двенадцать лет выпала из окна, пытаясь поймать листы с её рисунками, которые подхватил ветер.
