Сам Каладиус, который провёл зиму в Белли в обществе Традиуса, испытывал смешанные чувства. С одной стороны, эта зимовка действительно пошла ему на пользу. Ужасы дурной травы, кажется, остались далеко позади. Тихая провинциальность Белли, подобно чистой воде, смыла всю грязь столичных искушений. К своему удивлению, маг пристрастился к вину, но не в том смысле, как это обычно случается с завсегдатаями кабаков. Традиус оказался хорошим учителем, и теперь Каладиус весьма тонко разбирался в купажах и букетах, цвете и вязкости благородного напитка.
Удивительное дело, но уникальные вина, чаще всего из Пунта, доставлялись магу-легионеру латионской армии палатийскими купцами, которые безо всякого зазрения совести вели бойкую торговлю с вражескими войсками, вынужденными зимовать на оккупированной территории. Кроме пунтийских, оба лакомки не гнушались и саррассанскими винами, а также куда более экзотическими латионским и даже кидуанским. Каладиус охотно принял правила своего наставника, и пил исключительно красные вина, тягу к которым после сохранил на всю жизнь.
В общем, в этом смысле всё у Каладиуса шло хорошо, и он в полной мере поправил за эту зиму как душевное, так и физическое здоровье. Иногда он даже думал, что ему, как северянину, не совсем впору были южные жаркие края, и что его организм, долгое время хиревший от жаркого солнца, ожил, вновь оказавшись в привычных с детства местах.
Однако, Каладиус понимал, что его планы рушатся вместе с этой войной. Ждать новой можно было неопределённое время, а тем временем, например, иметь сомнительное удовольствие нести службу где-нибудь у границ Санна посреди комариных болот. Ему нужна была эта война, причём не просто какая-то вялая возня – ему нужны были крупные сражения, штурмы городов, масштабные магические атаки. В общем, ему нужна была вторая Война трёх королей, участником которой он якобы являлся.
С тех пор, как пошли разговоры о перемирии, и штаб стал нехотя и вяло собираться в скорый путь, Каладиус вынашивал идею. Она пришла к нему случайно, и сперва он отмахнулся от неё едва ли не со страхом. Но идея не исчезала, и через какое-то время он свыкся с ней, а вскоре уже начал обдумывать, находя её вполне заслуживающей внимания.
Если о костре не заботиться – он рано или поздно погаснет. Но если вовремя подбросить сухого хвороста – он разгорится вновь, ещё ярче чем прежде. Другими словами, чтобы предотвратить перемирие, нужна провокация. Должно случиться нечто такое, что убедит даже самых ярых миротворцев в невозможности примириться. Причём провокация, направленная против Палатия, скорее всего не принесёт результатов – палатийцы просто сделают вид, что ничего не заметили. А это значит, что спровоцировать нужно Латион.
Вскоре Каладиус тратил уже почти всю массу имеющегося у него свободного времени на то, чтобы разработать план этой провокации. Очевидно, что просто подкупить кучку палатийцев, чтобы они организовали нападение на легионеров, не получится – бедняг просто поубивают, но этот инцидент не будет иметь далеко идущих последствий. Здесь необходимо покушение на самого легата, а также, в идеале, и на всё руководство легиона.
Однако Каладиус не был чудовищем, и поэтому не рассматривал всерьёз убийство людей, с которыми у него были вполне приятельские отношения. Да и будь это просто стихийное народное восстание – делу оно не поможет. Шинтан открестится от подобных действий, осудит их и согласится с наказанием любой жестокости в отношении восставших.
Было бы неплохо организовать вылазку на территорию Латиона, сжечь там пару-другую деревень. Но, во-первых, до границы было порядка десяти лиг, а во-вторых никто бы не поверил в то, что палатийцы, да ещё и на пороге перемирия, способны на подобный шаг. Да и главное – где взять тех, кто пойдёт и будет жечь?
Всё-таки идея с покушением оставалась наиболее рабочей. Признаться, Каладиус всё больше задумывался о том, чтобы каким-либо образом организовать покушение на легата Понтса. Можно было, конечно, инсценировать его, но тогда пришлось бы посвятить в свои мысли слишком много людей, каждый из которых мог бы пресечь всё это простым доносом.
И тут на помощь пришёл случай, а может быть – воля самого Асса. Легат Понтс, собрав штаб, а также иных важных персон, в число которых, конечно же, входил и Каладиус, сообщил, что в Белли направляется сам великий князь Келдон – принц Латиона и наследник престола. Его величество король Тренгон отправил сына для заключения мира с Латионом.
В этом была явная насмешка – принц Келдон был одним из самых воинственных людей в королевстве и не случайно замещал должность министра войны. Время от времени он буквально сбегал из Латиона и приезжал на передовую. И тогда его охране, а также командующим легионами и прочим ответственным лицам приходилось прилагать немало сил, чтобы не допустить наследника трона к участию в битве.
Естественно, что он не раз и не два наведывался во Второй легион, который, как мы знаем, обычно бывал на передовой. Принц Келдон хорошо знал не только легата Понтса, но и центурионов рангом ниже. Вообще принца любили в войсках – он был одним из немногих, кто действительно уважал ремесло воина и тех, кто этим ремеслом занимался. Тот же Понтс вполне мог бы похвастать тем, что их отношения с Келдоном можно назвать дружескими. Но, разумеется, он никогда не стал бы делать этого прилюдно.
Принц Келдон направлялся в городок Терренау, находящийся примерно на одинаковом удалении и от Шинтана, и от границы с Латионом. Именно это место было выбрано правителем Палатия для переговоров. Но, тем не менее, великий князь сделал довольно большой крюк, чтобы проведать Второй легион, один из немногих, что сейчас всё ещё пребывали на территории Палатия.
Наверное, следует пояснить также и то, почему на эту миссию, которая, казалось бы, куда больше подходит дипломатам, был направлен именно принц Келдон. Причина тут крылась в взбалмошности характера короля Тренгона. Этот человек, обладая вполне очевидными достоинствами, при этом имел довольно существенный недостаток, делающий его не самым лучшим правителем. Он был самодуром, причём самодурство это отчасти проистекало из его весьма высокого мнения о своих достоинствах, а отчасти – из некоторой инфантильности, присущей многим деспотическим натурам.
Тренгон не терпел возражений, не терпел превосходства других и не терпел постоянства и рутины. Его голова буквально фонтанировала идеями, большинство из которых умирали, едва появившись на свет, но некоторые выживали и иногда давали плоды, правда, не всегда добрые. Однако же беда его величества была в том, что любой прожект, даже самый яркий, очень скоро наскучивал ему.
Именно так король потерял интерес и к очередной войне с Палатием, за которую сперва взялся довольно рьяно. Однако же, как мы уже знаем из жалоб Традиуса, с прошлого года внимание его величества привлекла затея сделать Латион крупнейшим поставщиком строевого леса на Паэтте, а потому все ресурсы королевства сейчас были брошены на запад страны.
Вполне возможно, из этого в ближайшей перспективе могли вырасти конфликты с Санном и Коррэем, а быть может даже и с самой Кидуей, поэтому король Тренгон, так ничего и не добившись от северного соседа, решил заключить перемирие, чтобы не пришлось сразу воевать на нескольких фронтах.
И вот именно эта взбалмошность короля привела к тому, что принц Келдон был направлен в качестве посла мира. Министр войны упорно возражал против заключения перемирия, что предсказуемо вывело Тренгона из себя. И как всякий тиран, не обладавший широтой души, он решил, что будет одновременно и забавно и поучительно, если именно его сын, принц Келдон, главный противник примирения, и будет тем, кто поставит свою подпись под текстом о перемирии.
Причём король Тренгон, совершенно не терпевший возражений, бывал непредсказуем и жесток в подобных случаях, и судьба принца-наследника могла бы измениться в один миг. Именно поэтому тот не стал оспаривать решения своего повелителя. Скрипя зубами от бессильной злобы, Келдон отправился в путь. Возможно, именно поэтому он решил провести денёк в компании таких же вояк как он сам.
