Дупло это было входом в туннель, который вывел к подножию холма — там начинались земли дамарийцев. Там-то она и встретилась с подростком из их племени. Первый раз она так испугалась, что просто убежала. Но любопытство заставило её пробраться к дамарийцам через туннель ещё раз. Паренёк снова был там. Потом он ей расскажет, что, увидев её однажды, специально стал приходить к этому месту в надежде повстречать снова. С тех пор они виделись регулярно, между ними завязалась дружба, которая со временем переросла в пылкую любовь.

— С ним я первый раз познала мужчину, — призналась Мериан. — Мы понимали, что не имеем права быть вместе, но взаимное влечение было сильнее нас.

Она рассказала, в какое отчаяние пришла, когда отец сосватал её одному состоятельному монсиру. Для неё не существовало других мужчин, кроме Н'наму.

— Люди графства говорят про дамарийцев, что это дикий варварский народ, который следует жутким традициям. Частично это правда. В каждом из них живёт демон, бередит душу страстями, но сильный мужчина может победить своего демона. За это я и полюбила Н'наму — мужественный и страстный.

Мериан молила Жюля, чтобы он не отдавал артефакт её отцу.

— Будет много горя. Я всё равно не вернусь в замок. Это моё решение, а обвинят дамарийцев. Между ними и людьми графства снова может вспыхнуть вражда.

Конечно, Жюль внял мольбам Мериан — пообещал, что не отдаст артефакт её отцу.

Яна отложила записи и удобно устроилась на кровати. Перед глазами ещё долго стояли яркие картины недалёкого прошлого. Но постепенно начал накатывать сон. Она машинально проверила, на месте ли заготовки для артефактов — волчок и камень. Они лежали себе там, где Яна их и оставила — под подушкой. Они здесь уже третью ночь. Зачем? Зачем интуиция дала подсказку держать их рядом во время сна, если всё равно ничего не происходит? Может, хоть сегодняшней ночью что-то произойдёт?

Глава 39. Без картинок и буковок

Глава 39. Без картинок и буковок

Блез ещё с вечера наметил визит в ратушу. Собирался "нежно" побеседовать с Шабролем. Видимо, мало он его припугнул — толстяк совершает ошибку за ошибкой. Позволил Вивьен отсрочить выплату долга. Разве его об этом просили?

Впрочем, новый день принёс новую пищу. Блез с самого утра отправился в ратушу, но целью был уже не Шаброль. Планировалось "нежно" поболтать с другим чиновником — главой попечительского совета города. В обязанности Готьё входило заботиться о маленьких горожанах, под его опекой школы и, самое главное, приют. Поэтому-то Блезу и был нужен именно он.

Готьё нервно привстал с кресла, когда увидел на пороге своего кабинета гостя. Блезу нравилось, как менялись в лицах люди, стоило ему проявить к ним интерес.

— Рад видеть, монсир Б-блез, — глаза Готьё забегали. — Чем могу быть п-полезен?

Страх. Их всех охватывает страх. Не важно, улыбается Блез или смотрит презрительно — люди дрожат в его присутствии.

— Я пришёл с жалобой.

— С ж-жалобой? На кого?

А вот это правильный вопрос. Блез здесь из-за Морриса. Тот стал сильной помехой — постоянно рядом с девчонкой. Поначалу Блез полагал, что ему не составит труда сломить её. Так бы и было, если бы братец не крутился неподалёку. Она чувствует в нём поддержку, поэтому такая несговорчивая.

Сколько лет Блез ждал, чтобы у лавки появился хозяин. Ею нельзя завладеть без его на то добровольного согласия. Какая удача, что лавка была завещана юной наивной девчонке — думалось, с нею не будет проблем. Вот только оказалось, что сначала нужно убрать с дороги её бывшего женишка.

Отец Блеза любил говорить: "Порою, чтобы победить врага, совсем не нужны поединки. Просто жди и наблюдай. Враг сам сделает ошибку". Вот Блез и дождался. Моррис взял под опеку убогую сироту из приюта. Пожалел? О, зря. Жалость делает человека слабым и уязвимым. Теперь не составит труда вывести Морриса из игры.

— Монсир Готьё, — Блез зашёл ему за спину. Он любил разговаривать так, чтобы собеседник не видел его лица. — Мне стало кое-что известно.

— Ч-что?

Готьё не решился развернуться. Блез не моргая смотрел на его затылок. Люди не догадываются, что затылок — самое уязвимое их место. Именно там рождается страх, который сковывает тело и леденит душу.

— Произошло нечто вопиющее. Одна из Матушек приюта отдала воспитанницу под опеку страшному человеку. Разве это допустимо, чтобы любой проходимец мог забрать себе ребёнка?

— Нет-нет, — проблеял Готьё. — Конечно, нет. Только попечительский совет своим решением может позволить кому-либо взять под опеку сироту из приюта. Я сурово накажу Матушку.

— Матушка не виновата, — Блез положил руку на плечо Готьё, и тот вздрогнул. — Полагаю, она согласилась на этот необдуманный поступок под влиянием магии того страшного человека, о котором я говорю.

— Но кто он?

— Моррис Буаселье. Думаю, вы достаточно слышали об этом человеке, чтобы осознать, насколько он опасен для ребёнка.

— С-слышал.

— Едва он забрал сироту из приюта, сразу же подверг риску — поселил в артефакторной лавке. Только безумец или злодей способен на такое. Мало того, что лавка проклята, так ещё, насколько мне известно, там поселились бродяги и отщепенцы. Разве может глава попечительского совета закрывать глаза на подобное?

— Н-не может.

— Только представьте, как будут возмущены горожане, если узнают, что вы позволили столь опасному человеку опекунство. Особенно те, кто ещё помнит тот страшный случай, который произошёл по вине Морриса, когда он был юн.

Это случилось до того, как семья братца вместе с ним переехала из Трэ-Скавеля в столицу. Они, в общем-то, и сбежали отсюда из-за того, что слухи о произошедшем поползли по городу. Именно тогда знающие люди и заподозрили связь Морриса с дамарийцами. Никто точно не знал, что это за связь, но поговаривали, что его обратили. Родители постарались замести следы, поэтому доказать, что именно он был причастен к тому жуткому происшествию, не удалось, но всё равно с тех пор за ним тянутся слухи о его страшной тайне.

— Думаете, город забыл о событиях тринадцатилетней давности?

— Н-нет.

— Тогда позаботьтесь, чтобы сироту немедленно вернули в приют.

Никакие заготовки для артефактов, оставленные под подушкой, не помешали крепкому здоровому сну Яны. Когда она открыла глаза, удивилась, как много солнечного света льётся в комнату — стало понятно, что уже позднее утро. Вот Яна спать мастак.

Первым делом она отыскала глазами Жанетт. Та уже проснулась. Сидела в кресле и листала книгу — записи Жюля.

— Муазиль Вивьен, вы проснулись? — обрадовалась она. — А я сидела тихо, как мышка. Боялась вас разбудить.

Яну умилило, как малышка оберегала её сон.

— А чем же ты занималась? — Яна поднялась с кровати и начала приводить себя в порядок.

— Я спустилась вниз. Сначала ваш кузен заплёл мне косички, и пока заплетал, научил песенке про кота… Кузя — чёрный коооооот, в лавке он живёёёёёёт… а потом дядюшка Бонифас меня накормил. Он сказал, что знает четырнадцать способов сварить ребёнку кашу.

Дядюшка Бонифас — прозвучало трогательно. Кто-то уже успел втереться малышке в доверие.

— А потом я снова вернулась сюда. И чтобы не шуметь, стала смотреть картинки к сказке, которую вы мне вчера читали. Но тут нет картинок. Тут даже буковок нет. А у нас в приюте книги с буковками.

— Как же так? Буковки должны быть, — улыбнулась Яна.

Странно, что Жанетт их не видит.

— Тут только пустые листы, — продолжала удивляться малышка.

Яна подошла к креслу и взглянула на открытую страницу. Всё, как обычно — не совсем ровные строчки уже знакомого дядюшкиного почерка.

— Вот буковки, — Яна провела пальцем по одной из строчек. — Видишь?

— Нет, — Жанетт покачала головой.

Они обе призадумались. Яне успела прийти в голову тревожная мысль, что у малышки проблемы со зрением. Близорукость? Дальтонизм? У взрослых так всегда: чуть что — сразу думают о плохом, не то что дети. Жанетт рассуждала просто, поэтому и выдала мудрую догадку: