Сам император и всё его семейство были отправлены в ссылку в небольшой особняк близь озера Прианон. Вранооку не было нужды беспокоиться о его будущем, а вот новые правители вновь созданных королевств, разумеется, пристально следили, чтобы у его бывшего величества Гриварона не возникло желание реставрировать династию и империю.
К сожалению, спустя всего два года низложенный император был отравлен. Умер не только он сам, но также и императрица, а также двое из трёх их детей. Лишь младшей дочери по счастливой случайности не оказалось в тот роковой день за столом. Впрочем, бедная девушка недолго сумела обманывать судьбу — она была убита спустя несколько месяцев после того, как похоронила родителей и братьев. Увы, у августейшей семьи были слишком влиятельные враги, не желавшие утратить так внезапно упавшую им в руки власть.
Впрочем, уже тогда было ясно, что для того, чтобы удержать эту власть, недостаточно просто убить несчастную императорскую семью. Сами провинции, или же королевства, принялись трещать по швам. В каждом городе империи были люди вроде Бодена, которые не хотели менять шило на мыло, а императора — на местного самозваного королька. Тот же Тавер, к примеру, уже весной 1968 года Руны Кветь объявил о том, что отныне он является вольным городом, и что «королевству» Палатий придётся с этим считаться.
Увы, всего через четыре года после падения Кидуи на территории бывшей империи шло уже по меньшей мере полторы дюжины более или менее локальных конфликтов, сливаясь в совокупности в одну страшную гражданскую войну, и с каждым годом она лишь набирала обороты.
Итог всего этого нам хорошо известен. Несколько раз империя делала попытки подняться, и всякий раз — безуспешные, приводившие лишь к новым мощным волнам насилия. В конце концов бывшие провинции раздробились на десятки доменов, которые возглавили наиболее сильные и жестокие из представителей местной знати. Домены эти появлялись, росли, дробились и исчезали так быстро, что в конце концов люди переставали понимать — кому же принадлежат земли, на которых они растят хлеб.
Кровь, огонь и запустение пришли на земли севернее саррассанских границ. Потомки дадут этому страшному времени имя — Смутные дни. Тёмные времена, в которые, словно в пучину, погрузились истерзанные территории Кидуанской империи. Это казалось невероятным, но население этих земель сделало колоссальный шаг назад в своём развитии. Позабылись многие достижения науки, культуры, магии. Всё пришло в упадок, и потребовалось много столетий, чтобы начался наконец обратный процесс.
Многие великие города империи погибли и оказались погребены в веках. Не избежала этой участи и великая Кидуа, так и не оправившаяся от набега варваров. Жители оставляли умирающий город — кто-то переселялся в более удачливый Кинай, остальные же искали счастья в иных местах. В конце концов, всего через каких-нибудь десять лет древняя столица оказалась почти необитаемой, сделавшись пристанищем нищих и прочего отребья, пока наконец власти Киная не решили окончательно избавиться от этого очага постоянных проблем, принявшись методично разрушать город.
Так пал Белый Дуб, простоявший более трёх тысяч семисот лет. Он оставил после себя обломки, из которых позднее вырастут новые государства. Он оставил язык, на котором и спустя тысячелетия будет разговаривать больше половины населения Паэтты. Он оставил крохи знаний, отголоски культуры, благодаря которым будущие поколения народов начнут новое восхождение уже не с чистого листа.
***
От яркого солнца после почти абсолютной темноты храма у Линда слезились глаза. Он, пошатываясь, выбрался наружу, растерянно глядя на Логанда.
— Что это значит? — хрипло проговорил он. — Почему ты здесь?
— Чтобы освободить тебя, болван, зачем же ещё? — натужно хмыкнул Логанд, хотя было видно, что он очень рад тому, что разыскал друга.
— Но как?..
— Ты, как всегда, задаёшь слишком много вопросов, — неловко глядя куда-то вбок, бросил Логанд. — Какая тебе разница? Главное, что ты свободен! Отправляйся сейчас к Дырочке — я уже предупредил его, и он пакует вещи. Сегодня же вы сможете убраться отсюда. Погоди, ты ранен?.. — встревоженно воскликнул он, заметив кровь на штанине Линда.
— Немного зацепили бедро, — хмуро ответил тот. — Ничего страшного. А ты, значит, якшаешься с дикарями?
Линд говорил, не стесняясь, поскольку был уверен, что никто из северян его не поймёт.
— Жизнь заставит — и с Бауном-полукровкой[204] за один стол сядешь, — отмахнулся Логанд расхожей поговоркой. — Для тебя, дуралея, главное сейчас, что ты — свободен.
— Это же ты впустил дикарей в город через тайный ход? — процедил сквозь зубы Линд. — Что, даже отнекиваться не станешь? А ведь я это ещё прежде понял. У меня там времени навалом было, чтобы подумать, — резко мотнул он головой в сторону закрывшихся за ними ворот.
— А что же ты тогда, такой принципиальный, вышел, когда он тебя позвал? — не выдержав, бросил Брум.
Даже несмотря на всё то, что уже успело с ним случиться, сейчас Линд был действительно поражён. Чудо ещё, что он удержался на ногах. Он, всё ещё щурясь от яркого солнца, взглянул на бородатого парня, которого принял за келлийца, и ему хватило секунды, чтобы узнать в этой фигуре старого друга, хотя тот порядком изменился за это время.
— Брум?.. — оторопело произнёс Линд. — А ты здесь откуда?..
— Пришёл за тобой, — ядовито улыбнувшись, отвечал Бруматт. — Видишь, какой ты популярный сегодня — все тебя ищут!
— Ты… участвовал в походе северян?..
— А что в этом такого? — парировал Брум. — Тоже считаешь меня предателем, как и его? — он кивнул на Логанда, который, похоже, был совсем не против того, чтобы Линд переключился на кого-то другого. — Но я — не предатель, потому что никого не предавал. В отличие от тебя, кстати.
— Я тоже никого не предавал, — невольно сглотнул Линд. — Это была ошибка. Мы ведь были почти детьми, Брум…
— Пойдёмте отсюда, — неожиданно вмешался Шервард, заметивший, как недовольно глядят в их сторону охранники. — Ты нашёл всех, кого хотел?
— Будем считать, что да, — угрюмо кивнул Логанд. — Пошли.
— Погоди, — злобно произнёс Брум. — Может быть, наш непогрешимый Линд Ворлад не примет свободы из рук предателя? Может быть, он решит вернуться назад, к своим боевым товарищам?
Линд стоял, словно оплёванный, но, разумеется, он не сделал бы и шага обратно. Да, он ненавидел и презирал Логанда за то, что тот сотворил, но ведь отказ от его услуги уже ничего не изменит… Говоря по правде, три дня в душном тёмном помещении, набитом сотнями людей, могли сбить спесь с кого угодно. И потому, побледнев от злости и унижения, Линд зашагал, слегка хромая, в сторону своего дома.
— Так я и думал… — фыркнул Брум. — Такой же изнеженный барчук, как и прежде!..
— Быть может, у вас есть другие дела? — обратился Логанд к Шерварду, видя, что его приятелю скоро и свобода станет не в радость. — Вы помогли мне, спасибо. Дальше мы сами.
Шервард молча взглянул на Бруматта. Сам он, как ни странно, не ощущал какой-то особенной ненависти к этому испуганному парнишке, хотя с тех пор, как ему стала известна тайна рождения Риззель, он, казалось, готов был собственноручно убить обидчика Динди. Но то, что он видел перед собой, не было достойно его ненависти — скорее уж жалости или презрения. Однако, он не мог уйти, не дав возможности Бруматту посчитаться за все обиды. Даже если он решит сейчас убить этого сопляка — Шервард слова не скажет. А если Логанд вздумает влезть между ними — тем хуже для него!
Брум тоже взглянул на Шерварда. Он понимал, что сила — за ним. Прямо здесь находятся трое северян, которые, разумеется, справятся с этим перебежчиком, если тот вздумает вступиться за Линда. Кроме того, у самого Брума на поясе висел кинжал, а северяне и вовсе могли похвастать вполне внушительным арсеналом. Если он всё же решит убить Линда — у того не будет ни единого шанса.
