И всё же, как бы ни страшил Линда отец — его не было поблизости. В отличие от Кимми и её семейства. У них как раз было вполне достаточно времени, чтобы вселить в гвардейца побольше уверенности. И в конце концов Линду начало казаться, что он действительно готов бросить вызов отцу.
Начал он с того, что дал своё твёрдое обещание будущему тестю, что свадьба непременно состоится не позднее будущей осени. Эту задержку он объяснял, впрочем, не назревающим конфликтом с отцом, а необходимостью подготовки к столь значимому событию. Жалование лейтенанта городской стражи было неплохим, да и мошна отца Кимми, даже несмотря на некоторый ущерб, понесённый в ходе Белой Смуты, была полнёхонька. Однако же для того, чтобы сыграть ту свадьбу, что любила описывать Кимми, требовалось действительно много денег. Девушка, даром что была простолюдинкой, похоже, видела себя уже едва ли не представительницей высшего света столицы.
Таким образом, Линд выиграл для себя немного времени, но, говоря откровенно, ума не мог приложить — как ему теперь правильно этим временем распорядиться. Ехать в имение к барону, чтобы в личном разговоре вымолить его отцовское благословение, юноша не мог из-за службы. Точнее, он, вероятно, вполне сумел бы выправить себе две-три недели отпуска, чего могло бы хватить на поездку туда-обратно, но Линд боялся столкнуться с проблемой лицом к лицу. Увы, в данном случае он выбрал несколько странную выжидательную позицию, словно надеялся на какое-то чудо, которое разрешит всё само собой, без его участия.
Впрочем, Кимми с семейством делали всё, чтобы укрепить его дух, и это, как мы знаем, принесло свои плоды. В конце концов Линд решил просто «не замечать» недовольства отца точно так же, как он прошлым летом решил не замечать существования дочери. Он не стал ничего сообщать барону Ворладу — тот всё равно ни за что не приехал бы на подобную свадьбу, так к чему злить его лишний раз? Кто знает — может так случиться, что отец и до конца жизни не узнает о том, что его отпрыск женат!
Кроме того, Линду уже исполнился двадцать один год, так что теперь отец при всём желании не мог повлиять на его решения иначе, чем собственным авторитетом. Молодой человек с полным правом мог жениться и вообще делать всё, что ему вздумается.
Таким образом, Линд уже вполне серьёзно начал готовиться к предстоящей свадьбе, что, впрочем, оказалось делом совсем не обременительным. Точнее, конкретно от него требовались лишь деньги и формальное одобрение того, что успевала нафантазировать себе Кимми. Однако это не слишком-то огорчало юношу — как и всех молодых женихов, его пугала необходимость заниматься планированием свадьбы, и он охотно делегировал эту обязанность своей невесте.
Кроме явных успехов в личной жизни он вполне преуспел и в карьере. Молодой лейтенант (самый молодой лейтенант городской стражи Кидуи) был на весьма хорошем счету у начальства, и дело тут было не только в его голубых кровях. Он действительно был хорош в этом, что признавали даже самые придирчивые из критиков — его собственные подчинённые. Похоже, что за минувший год они даже подзабыли самого Логанда.
К слову о Логанде. Вопреки надежде Линда, он так и не объявился ни минувшей осенью, ни зимой. Никто не видел бывшего лейтенанта с тех самых пор, как он покинул Кидую в прошлом году, и никто не имел ни малейшей весточки о нём — хотя бы даже простой сплетни. К сожалению, Логанд Свард словно сгинул на бескрайних просторах империи, и, признаться, уверенность Линда в том, что он ещё увидит приятеля однажды, заметно пошатнулась.
Но, говоря по правде, голова юноши сейчас была забита таким множеством разнообразных вещей, что он вспоминал о Логанде совсем нечасто, и ему некогда было сожалеть о нём. Он думал о Кимми, о предстоящей свадьбе, о службе, и мысли о пропавшем друге были лишь небольшими мрачными пятнышками на общем вполне лучезарном фоне.
В общем-то, было и ещё кое-что, заставлявшее хмуриться время от времени обычно жизнерадостного Линда. Как он ни старался, но не смог полностью позабыть о существовании Динди и её (её, а не их) дочери. Каждый раз это воспоминание неприятно хватало его за внутренности, оставляя болезненное послевкусие.
Дело было не в опасениях, что этот ребёнок может каким-то образом испортить ему жизнь. Линд понимал, что Динди навсегда останется на побережье Серого моря, погребённая заживо в своём унылом имении. Нет, он не боялся однажды увидеть Риззель… Пожалуй, ему было больно именно из-за того, что он её не увидит. И вовсе не потому, что он скучал по этой девочке.
Линд считал себя хорошим и порядочным человеком, и оттого тяжело переживал собственную подлость. В те моменты, когда воспоминания о Динди и ребёнке являлись к нему подобно скорбным призракам, он страдал от презрения и одновременно от жалости к себе. То, как он поступил, выглядело для совсем ещё молодого человека, не успевшего стать циником, настоящей низостью. И тот факт, что он боялся признаться в этом даже самому себе, заставлял его страдать ещё сильнее. И от этого становилось пронзительно жаль себя — жертву обстоятельств, жертву нелепой и случайной ошибки.
И отчего-то ещё неожиданно жаль было малютку. Рассказ Логанда о мёртвом малыше, похоже, здорово повлиял на Линда, и сейчас он против воли воспринимал неведомую ему Риззель как несчастную жертву. И действительно — если разобраться, то судьба ребёнка была совсем уж незавидной. Воспитываемая умалишённой матерью в богами забытом поместье, эта девочка, похоже, была обречена на унылую серую жизнь, хотя могла бы жить в столице, среди нормальных людей, не будь её папаша таким отъявленным трусливым подлецом…
Всё это время от времени терзало душу Линда, однако же он явно предпочитал эти страдания столкновению с реальностью и теми проблемами, что неизбежно обрушатся на него после этого. Его ждала, кажется, вполне приятная жизнь, и он не хотел, чтобы нечто подобное испортило её.
Амбиции у юноши были вполне нескромными. Несмотря на то, что он, кажется, всё больше с каждым днём ненавидел Кидую, он всё же подумывал о том, какие перспективы открывает перед ним служба. Учитывая то, с какой умопомрачительной скоростью он взлетел до чина лейтенанта, нетрудно было предсказать, что не столь уж далёк тот день, когда он примерит на себя погоны капитана, а дальше — кто знает? — он вполне сможет однажды занять место самого Сэндона.
Разумеется, к тому времени у него уже будет большая семья — любящая жена и несколько детишек, которым он воздаст всё, чего была лишена Риззель. Разумеется, у него будет собственный особняк в городе, а не съёмная квартира. Иногда Линд всерьёз подумывал о том, чтобы при возможности выкупить отцовский дом в Руббаре, где его семья могла бы жить вдали от ненавистной Кидуи. Но это, разумеется, в будущем — пока что у него просто не было на это средств.
Впрочем, если столичная жизнь окончательно станет ему невмоготу (а иной раз, особенно во время нечастых, хвала богам, теперь ночных патрулей, он чувствовал, что находится уже на грани при виде тошнотворной изнанки этого заплывшего жиром города), он всегда может попробовать себя на военном поприще. Теперь, как справедливо замечал отец, сделать это будет значительно проще. И тогда можно будет уехать из Кидуи хоть в Тавер, хоть ещё куда-нибудь. Но, разумеется, Линд не собирался забираться в глушь — удобства и радости городской жизни были слишком уж очевидны. А в империи было полно городов не столь развращённых и омерзительных, как столица.
В общем, мы видим, что Линд был полон самых разных мыслей, и мыслей по большей части приятных. И потому он с надеждой встретил это лето 1967 году Руны Чини.
***
Позёвывая, Линд шёл ранним утром в кордегардию. Это было то краткое время, когда город становился даже хорош. Людей на улицах ещё не было, утренняя прохлада ласково бодрила, а восходящее солнце окрашивало стены в розовое и золотое. В этот час развратная и наглая Кидуа вдруг становилась тихой и кроткой, будто послушница арионнитского монастыря. И сейчас она была даже красива, как юная неопытная шлюха, смывавшая под утро слой румян и белил, под которым оказывалась пока ещё свежая нежная кожа.
