— Это ваше дело, — повторил Шервард. — Но мне хочется сказать тебе, что вы плохо цените то, что у вас уже есть. Ты не жил на островах, а я жил. И мне кажется, ты не захотел бы так жить.

— Странная речь человека, приехавшего сюда, чтобы поднять мятеж против империи, — хмыкнул Боден. — Если у нас всё так хорошо, а у вас — плохо, так какого же демона вы собираетесь всё это разрушить? И главное — для чего тогда мне способствовать этому?

— Я только хотел сказать, что нужно быть осторожным, — ответил юноша. — Если хочешь наводить порядок во дворе, не нужно начинать с того, чтобы поломать дом. Выброси мусор и старые вещи — то, что уже не служит тебе больше. А то, что служит — оставь и пользуйся дальше.

— Никто не станет ломать дом, не волнуйся. Наши цели сходятся — независимость для Палатия. Мои цели далеки от возвышенных и предельно просты, Шервард. Мне нужно жить так, как я сам хочу — торговать с теми, с кем захочу, получать справедливый барыш и не делиться им с целой толпой дармоедов в Кидуе! Как только я пойму, что никто не мешает мне жить и зарабатывать — моя война тут же закончится.

— Цель Враноока — мир для всех. Я хочу, чтобы Баркхатти никак не отличался от Шевара. Когда я переплываю Серое море, мне всегда кажется, что я оказался в сказке. Это не только вина империи, а также вина моего народа. Они не хотят меняться. Но Враноок соединит наши миры. Реввиал будет похож на Тавер. Вот чего я хочу.

— Разумно, — кивнул Боден. — Мы оба хотим жить на своей земле, и жить хорошо. Как по мне — это отличная цель!

Шервард не спорил, но он всё-таки не был целиком согласен с Боденом. Похоже, и ушлый торговец ждал от этого похода не совсем того же, чего ждал он сам. Всё-таки удивительно, каких разных людей с разными мыслями и разными чаяниями собрал под свои знамёна Враноок! Интересно, а что будет после того, как Кидуа рухнет? Действительно ли наступит тот долгожданный мир, о котором столько раз мечтал юноша? Не перегрызётся ли Боден с давешним кормчим драккара, или и вовсе с жителями какой-нибудь деревушки выше по Труону?

Но пока, разумеется, все эти мысли не имели большого смысла. Прежде чем думать о том, как всё будет устроено после победы, неплохо было бы победить. И разговор двух мужчин довольно быстро соскользнул на сугубо военные темы. Боден сообщил о том, какую работу он проводил в отсутствие Шерварда среди горожан.

Если купец не привирал (а Шервард, вроде бы, прежде не замечал за ним такого), то дела были просто отличными. Как старые брёвна, которые снаружи выглядят крепкими, но внутри уже обратились в пережёванную личинками труху, так и империя, похоже, держалась лишь на беспочвенной вере в её непоколебимость. Оказывается, в Тавере было полным-полно недовольных политикой империи, особенно среди людей, любящих и умеющих считать деньги.

Минувшей зимой, пусть чуть менее драматично, но снова повторилась та же история с вывозом зерна. Торговцы жаловались на всё новые пошлины и подати, которые росли, будто тесто у хорошей хозяйки. Тот же Боден, например, совсем не случайно зацепил Труон. Таверские купцы уже много лет слали ходатайства в столицу, прося разрешения расширить свою торговлю на южные территории, но неизменно получали отказ. Даже крупные дельцы вроде самого Бодена, которые имели торговые связи по всему северу, сталкивались с проблемами, стоило им сунуться немного южнее того же Шинтана.

А таверские чиновники негодовали из-за несправедливой фискальной политики империи. Таверский порт, разумеется, был важным узлом в сети торговых путей, опутывающей Паэтту с севера до юга и с востока до запада. Здесь всегда было много судов, а портовые склады пропускали через себя уйму всевозможных товаров. И при этом город практически не имел никаких преференций с этого — те жалкие крохи, что падали в городскую казну, не шли ни в какое сравнение с потоками золота и серебра, исчезавшими в закромах Кидуи.

Простому люду, быть может, было и всё равно, какой флаг полощется на крыше городской ратуши, но их настроения, их мнение и даже их патриотические чувства были прямым следствием того, что думали представители городских элит, в том числе и Боден. Истории вроде прошлогодней распаляли их недовольство империей, и не нужно было прилагать слишком много стараний, чтобы раздуть пламя из этих углей.

В общем, после долгого и обстоятельного разговора, прерываемого время от времени, когда кто-то из посетителей подходил к столу, чтобы поздороваться с Шервардом или Боденом и перекинуться с ними словечком, юный лазутчик оказался более чем доволен тем, что узнал. Похоже, что даже если прямо завтра в таверский порт войдёт флот Враноока, город встретит его едва ли не с распростёртыми объятиями.

А главное — купец обещал, что и с легионом не возникнет проблем. Да, его верхушка состояла из кидуанцев, но большинство легионеров были выходцами из Тавера и его окрестностей. Боден ручался, что они не поднимут оружие на своих земляков, а следовательно — и на появившихся келлийцев. Конечно, будет некоторое количество глупцов или героев, что попытаются исполнить приказ командования или последовать зову долга, но их будет немного. И не составит никакого труда разоружить их, либо же, в крайнем случае — избавиться от них так же, как и от командиров.

Итак, Тавер, судя по всему, был готов к началу вторжения и ждал лишь сигнала. Жаль, что сам Шервард не мог дать более точных указаний Бодену, и даже не мог сказать точно — когда же прибудет северный флот. Мы знаем, что островитяне не особенно утруждали себя более или менее аккуратным измерением времени, и потому сейчас даже сам Враноок, скорее всего, не назвал бы конкретного дня, когда всё начнётся.

А значит, нужно было просто ждать. И быть готовыми.

***

Разумеется, Брум не сумел дождаться, покуда Шервард сам пожалует в таверну. Едва лишь услыхав от мэтра Хеймеля радостную новость, он, позабыв даже, для чего приехал в Тавер, тут же бросился в знакомую гостиницу. И, разумеется, Динди тенью последовала за ним, а лицо её выражало совершенно детский восторг, так что сейчас они с Риззель были невероятно похожи друг на друга.

Северянин, конечно, уже не спал — он и сам как раз собирался выходить, словно его сердце предчувствовало скорую встречу. Услыхав нетерпеливый стук в дверь, он едва не задохнулся от счастья, сразу поняв, кто это. Он отпер дверь и, едва лишь приоткрыв её, услыхал радостный заливистый смех малютки Риззель — та, едва завидев своего Шеву, как она звала юношу, не умея выговорить его имя полностью, бросилась к нему.

Теперь девочка уже ходила сама, и потому ничто, даже не полностью ещё открытая дверь, не могли помешать ей. Она прошмыгнула в комнату и тут же оказалась на руках Шерварда. Тот, хохоча, прижал малютку к груди, а та, в свою очередь, так обвила его ручками и ножками, словно решила больше никогда не отрываться от Шевы.

Следом с той же детской непосредственностью в комнату влетела Динди. И тоже прильнула к юноше, нежно обнимая его.

— Осторожней, девочки! — рассмеялся Бруматт.

Он степенно вошёл и остановился в шаге от друга, давая возможность сестре и племяннице в полной мере выразить свою радость. И впрямь — у Шерварда не было сейчас свободной руки, чтобы обменяться рукопожатием. На нём висела Риззель, а Динди прижималась к нему так, словно хотела врасти в долгожданного островитянина.

Эта трогательная сцена продлилась долго, но Бруматт даже не думал торопить своих «девочек». Он был счастлив, глядя на воссоединившуюся троицу. В конце концов сперва Динди, а затем и Риззель освободили Шерварда, и тогда оба друга наконец сумели обменяться крепким рукопожатием.

— Наконец ты приехал! — Бруматт даже не подумал упрекнуть северянина в том, что тот задержался почти на год.

— Я не смог раньше, — виновато улыбнулся Шервард. — У меня были дела.

— Главное, что теперь ты здесь! Да, Динди?

Девушка тепло улыбнулась и с непосредственностью ребёнка легонько потёрлась щекой о рукав Шерварда. Он, глядя в эти лучившиеся счастьем глаза, с радостью отметил, что, кажется, не разучился понимать её «язык». И он видел, что Динди действительно очень рада его приезду. Более того, ему показалось, что в глубине её глаз теплилось нечто большее, чем простая дружеская привязанность.