Всё-таки Кол, похоже, ходил в любимчиках у богов, поскольку лечение помогло. Он не умер от лихорадки, а рана понемногу стала заживать. Кроха, словно сиделка, не отходил от друга, каждые шесть часов меняя повязку. Он собственными руками обмазывал ткань скверно пахнущим бальзамом, и от пальцев его теперь постоянно исходила эта назойливая вонь. Однако же добродушный великан и не думал сетовать на это. Даже когда он, морщась, отправлял этими пальцами в рот кусок жаркого или краюху хлеба, ему и в голову не приходило жаловаться.
По просьбе больного Кроха несколько раз покидал комнату на пару часов. Кол надеялся, что отец навестит его, и он не ошибся. Старый призрак действительно объявлялся, неустанно ворча по поводу неуклюжести сына, едва не стоившей тому жизни. Наверное, таким образом Плинн давал понять, как он рад, что Кол не умер. Впрочем, у призраков, должно быть, свои представления о жизни и смерти. Так или иначе, но брюзжание – совсем не то, чего хотел сейчас мастер Теней, и потому он перестал отсылать напарника надолго.
Спустя две недели после того памятного вечера, когда Кол чуть не умер от боли во время чистки раны, он уже самостоятельно ходил, опираясь на довольно изящную трость. Рана заживала вполне неплохо и жизни мастера Теней уже ничто не угрожало, однако он понимал, что не в состоянии будет отправиться на Симмерские болота ещё как минимум две-три недели, и это его весьма тревожило.
Что если сейчас объявится Солана? Что если она тут же помчится на болота творить волшбу, к которой готовилась всю свою жизнь? Обойдётся ли она без него? Разумеется, обойдётся. А потом?.. Вернувшись с победой, вспомнит ли она о человеке, который был всего лишь орудием, инструментом её мести?..
Слегка успокаивало лишь одно – война ещё не началась. Впрочем, Кобри не сильно обманул мастера Теней в своих обещаниях. Прошло чуть больше трёх недель после неудачного покушения на короля Сарвона, о котором до сих пор неустанно говорили и на улицах, и в модных гостиных, когда первый советник пришёл навестить больного и сообщить, что указ о начале войны подписан королём и Палатой Гильдий.
Палатий, похоже, всерьёз решил покончить наконец с мятежными фанатиками. Палата расщедрилась на умопомрачительные полмиллиона тоинов[160], на которые надлежало закупить оружие, провиант и всё остальное, без чего не может обойтись армия. Чего греха таить – все понимали, что значительная часть этих средств может пойти на привычную некогда практику, а именно – покупку наёмников. Да, Латион отказался вступать в эту войну на общих основаниях, но обычно королевство довольно охотно продавало жизни и здоровье своих легионеров.
Был объявлен дополнительный набор в армию – палатийцы, похоже, решили смести поклонников демона-озера одним мощным ударом. Конечно, столь масштабная подготовка не могла пройти за день или даже неделю, и непосредственно вторжение то и дело затягивалось, но Кола это не слишком-то беспокоило, ведь Соланы всё ещё не было. А он с каждым днём ощущал себя всё увереннее, и уже мог ходить безо всякой опоры, хотя и заметно прихрамывая.
***
Война началась с поразительных успехов. Во всяком случае, именно так высказался в своей весьма воинственной речи его величество король Сарвон, открывая одно из заседаний Палаты Гильдий. По мнению августейшего монарха, таковыми успехами несомненно можно было считать взятие под контроль юго-восточной области Палатия, которая в своё время была оккупирована симмерианцами.
Впрочем, в реальности всё выглядело куда менее героически. В большинстве своём всё это были едва заселённые, сильно заболоченные территории, на которых не было городов, а крупной считалась деревня в десять-двенадцать дворов. И здесь не было даже следа так называемой «армии Симмерской республики». Да и, откровенно говоря, даже если бы эта самая республика сунула оружие в руки каждому своему обитателю, включая дряхлых старцев и грудных младенцев, вряд ли в получившейся армии можно было бы насчитать больше двух тысяч клинков.
В общем-то, всё это странное квазигосударство держалось лишь на двух столпах. Во-первых, земли вокруг Симмерских болот не выглядели особенно привлекательными, так что даже воинственные латионцы не считали целесообразным платить за них даже малой кровью своих легионов. А во-вторых, хотя об этом обычно не говорилось, люди испытывали суеверный страх перед таинственным Симмером, и это тоже способствовало осторожности.
Долгое время Симмер представлялся не более чем легендой. Поверья о том, что в таинственном озере обитает какая-то древняя и могущественная сущность, существовали очень и очень давно – со времён Кидуанской империи, а то и раньше. Но до относительно недавнего времени эта сущность проявляла себя лишь незримо – какой-то атмосферой недобрости, постепенно окутавшей Симмерские болота, да спорадической активностью болотных гоблинов, которые иногда вели себя будто одержимые каким-то духом зла.
Танийский тракт, который тысячелетиями служил торговым путём между Предгорьем и Пунтом, в какой-то момент стал быстро хиреть, и на сегодняшний день был уже практически заброшен. И ни у кого не вызывало сомнений, что виной тому стало соседство с Симмерскими болотами, хотя о существовании демона в древнем озере тогда знали лишь единицы.
Впервые о Симмере заговорили как о самостоятельной сущности лишь тогда, когда возникла легендарная Симмерская ведьма. Именно в тот момент, когда на трепещущий под ударами Тондрона Палатий обрушилась эта неведомая напасть, стало ясно, что в озере, окружённом гнилью болот, обитает нечто большее, чем просто какой-то злобный дух. Впрочем, и тогда подавляющему большинству было сложно осознать это непостижимое единство демона и озера. Демон – и есть озеро, а озеро – и есть демон, но при всём при этом озеро – есть озеро, питающее великую реку Алийю. Нужно было иметь поистине академический склад ума, чтобы осмыслить подобное.
Вот и сейчас, спустя сорок лет, в сознании большинства Симмер представлялся чем-то средним между героем страшных сказок и языческим божеством. Никто толком не знал, на что он способен, а потому наиболее впечатлительные были склонны ожидать худшего. Вероятно, именно этим во многом и была обусловлена та пассивность, с какой великие державы наблюдали укрепление так называемой Симмерской республики, не делая серьёзных попыток воспрепятствовать этому.
Пожалуй, если бы не мстительность Соланы, такая ситуация могла бы продолжаться годами, если не десятилетиями. Сам Симмер, судя по всему, был ещё недостаточно силён, чтобы реализовать свои амбиции в полной мере, хотя мощь его, очевидно, возрастала, так что перспективы у Паэтты были не самые радужные.
Однако теперь началась война, и, судя по всему, палатийские элиты были полны решимости довести её до победного конца. Разумеется, никто не простирал свои стратегические замыслы так далеко, как это делала Чёрная Герцогиня. Даже наиболее амбициозные маги цивилизованного мира и помыслить не могли о полной победе над древним демоном – по расхожему мнению это было столь же невозможно, как, например, уничтожение Бараканда. Восстановить статус кво, вернуть зарвавшегося Симмера в границы его болот – вот к чему стремились стратеги Палатия. Стереть с лица земли недоразумение, именуемое Симмерской республикой – это и есть победа в их понимании.
Пожалуй, во всём Палатие кроме Кола и Крохи лишь Сарвон и Кобри понимали, что значит «война до победы», о которой без умолку твердили все, начиная с короля и заканчивая прачкой. Неизвестно, насколько монарх и его советник верили в перспективу уничтожения Симмера, но настроены оба были вполне серьёзно. Во всяком случае, Кобри, навещая идущего на поправку мастера Теней, с большим энтузиазмом говорил о мерах, предпринимаемых королевством.
Латион вполне предсказуемо выделил в помощь северному соседу три легиона, едва лишь речь зашла не о союзнических обязательствах, а о звонкой монете. Это было весомой заявкой на победу – одни лишь латионцы почти вдесятеро превосходили числом и, вероятно, в сотню раз превосходили умением жалких фанатиков. И это не говоря о палатийских полках общей численностью до двадцати пяти тысяч человек, которые также были отправлены вершить возмездие за якобы совершённые симмерианцами нападения.
