***

Камилла ощущала себя натянутым луком. Натянутым давно, до боли, до хруста. Никакой охотник, никакой воин не рискнёт держать лук в таком состоянии сколько-нибудь долго — лишь мгновение перед выстрелом. Но только не Увилл… Он любил причинять боль…

Камилла не могла не забывать, для чего брат оставил её у лорда Давина. Она — шпион. Смешно даже надеяться, что для Увилла было важно что-либо другое — будь то её личное счастье или беспокойство за её безопасность. И все эти два с лишним года она жила, почти непрестанно помня, что она — шпион. Иногда ей удавалось забывать об этом — когда она оставалась наедине с лордом Давином, и он смотрел на неё так, что внутри загоралось пламя. Но, увы, затем воспоминания возвращались и причиняли удвоенную боль.

Иногда ей казалось, что она ненавидит Увилла. За что он обрёк её на такое мучение? Неужели и он испытывает к ней лишь ненависть, коль уж она осталась последней из тех, кто, по его мнению, предал его в детстве? Или же, напротив, она ему безразлична, словно вещь, случайно оставленная где-то. Лорд Давин говорил, что для него все люди — лишь вещи… Интересно, сколько раз за эти два года он вообще вспомнил о её существовании?

Но какое-то необъяснимое, противоречащее здравому смыслу чувство глубокой привязанности продолжало теребить ей душу. Камилла отдавала себе отчёт в том, какое странное, гипнотическое влияние оказывает на неё брат. Должно быть, такую же противоречивую гамму чувств испытывает постоянно битая хозяином собака. Она скулит от ужаса, когда хозяин берётся за батог, но совершенно искренне готова лизать бьющую её руку.

За два года Увилл ни разу не напомнил о себе. Не напоминали о себе и его таинственные посланцы. Камилла не знала даже — находятся ли они всё ещё в Танне, или уже отбыли обратно к своему хозяину. Несколько раз она ненароком встречалась с тем страшным краснолицым поваром, что передал ей записку. Всякий раз он лишь почтительно кланялся девушке, но та содрогалась так, словно он вручал ей пузырёк с ядом для лорда Давина.

Кстати, Камилла совершенно серьёзно опасалась подобного исхода. Сколько раз она подскакивала ночью в постели, когда ей снилось, как она льёт отраву в чашу Давина! Особый ужас этих снов был в том, что сам лорд Давин при этом, не отрываясь, наблюдал за ней, следил, как желтоватые капли, срываясь, одна за другой падают в кроваво-красное вино. И затем он медленно, не отрывая от неё взгляда, тянул бокал к губам. В этот момент Камилла начинала страшно кричать и просыпалась, обливаясь холодным потом.

Для себя она уже давно всё решила. Ежели у Увилла достанет подлости попросить её о подобном, она не только не станет соучастницей преступления, но и попытается ему противодействовать. И вот тогда уж она окончательно разорвёт все связи с братом! Но, несмотря на кажущуюся твёрдость принятого решения, сны продолжали с завидной регулярностью мучить несчастную девушку.

Когда Камилла узнала о помолвке Солейн с сыном одного из баронов, то первой же мыслью, промелькнувшей в её голове, была мысль об Увилле. Этой новостью с ней поделился лорд Давин — Солли была куда более скрытной со своей невольной подругой. Разумеется, Камилла обрадовалась за Солейн — какая девушка не мечтает выйти замуж, тем более за человека вроде Дайрона, с которым она уже успела познакомиться, и который произвёл на неё благоприятное впечатление.

Не меньше она была рада и за лорда Давина — тот, похоже, был вполне доволен будущим зятем, да и неопределённость положения дочери наконец-то должна была перестать беспокоить его. Разумеется, раз были счастливы эти двое, то была счастлива и она, но…

Всё же первая её мысль была об Увилле. О том, как он отнесётся к тому, что девушка, которую он вроде бы любил, и в значительной степени из-за которой отправил Камиллу к Давину, внезапно выходит замуж. И мысль, пришедшая следом — он должен об этом узнать.

Эта мысль ужаснула Камиллу больше первой. Увилл был страшен в гневе, и сложно даже представить, что он сделает. Быть может, было бы лучше, если бы он так и оставался в неведении — лучше не только для лорда Давина и Солейн, но также и для самого Увилла.

Но Камилла ощущала себя натянутым луком… Всё это время она находилась в Танне именно ради такого случая. Она прекрасно понимала, что Увилл никогда не простит ей, если она не предупредит его о готовящейся свадьбе. Впрочем, не менее ясно было и то, что лорд Давин никогда не простит ей обратного, если, конечно, узнает о предательстве.

Все эти мысли скопом ударили бедную девушку в первые же мгновения после того, как Давин по секрету поведал ей радостную новость. Она смертельно побледнела и едва нашла в себе силы улыбнуться и пролепетать несколько слов. Давин, чьи мысли сейчас были заняты совсем другим, едва ли заметил эту странность, хотя обычно его живо интересовало всё, что было связано с Камиллой.

По счастью, Давин почти сразу же покинул девушку, занятый какими-то своими делами, потому что в противном случае ей пришлось бы непросто. Она никак не могла взять себя в руки, раздираемая на части двумя противоположными стремлениями.

Камилла провела два ужасных дня. Давину она сказалась больной, чтобы иметь возможность не выходить из комнаты. Там она металась из угла в угол, словно движение могло помочь думать. Камилла понимала, что какое бы решение она ни приняла, её участь не станет от этого легче. Но всё же ей нужно было что-то решить.

— Он убьёт её… — вдруг проговорила она, сидя на своей постели, обхватив голову руками. — Если она выйдет замуж, он просто её убьёт…

Камилла ни на секунду не сомневалась, что Увилл способен на такое. И даже не из ревности — быть может, за эти два года он действительно уже позабыл свою невесту. Он убьёт её, не в силах перенести, что та, которую он считал своей, принадлежит теперь кому-то другому. Его самолюбие не перенесёт такого удара.

И Камилла вдруг со всей страстью обречённой поверила, что единственный способ спасти Солейн — это сорвать свадьбу. Эта мысль была спасительной для измученного разума девушки — теперь она уже была не предательницей, ударившей в спину человека, который её боготворит, но спасительницей, сохранившей жизнь его единственной дочери.

Камилла прекрасно понимала, что случится, когда Увилл узнает о готовящейся свадьбе. Точнее, она не могла предугадать в деталях его действия, но то, что они последуют — не сомневалась. Возможно, это будут набеги на Танн. Возможно — кто знает? — он устроит штурм города. Так или иначе, но, наверное, при этом погибнет множество невинных людей. Однако Камилла не могла беспокоиться за всех и пытаться всех спасти. Она поставила перед собой конкретную задачу — спасение Солейн. И именно эту задачу ей необходимо было выполнить.

На следующий день она зашла на кухню. Как обычно, там вовсю готовилась пища, так что стоял чад и жар, от которого у бедной девушки закружилась голова. Она едва не упала, успев опереться плечом о дверной косяк.

— Чем я могу помочь вам, госпожа? — осведомилась служанка, испуганная внезапным появлением Камиллы, которая никогда прежде не заходила сюда.

— Что? — звуки плыли вокруг Камиллы, сливаясь в размытую какофонию.

— Вам нехорошо, госпожа? — воскликнула служанка, роняя нож, испачканный рыбьей чешуёй, и бросаясь к Камилле.

— Всё в порядке… — пролепетала девушка, утирая пот. — Я просто хотела… Мне нужно…

Её мысли мешались, а язык заплетался.

— Отойди, Галла, — послышался мужской голос. — Займись делом.

Это был тот самый повар, которого она так боялась. Кажется, его звали Калло. Он, вытирая мокрые руки своим фартуком, поспешил к Камилле.

— Что угодно, госпожа? — спросил он, подавая Камилле кружку с водой.

— Я… — она машинально отхлебнула. — Мне нужно…

— Вы пришли, чтобы забрать вино для господина? — подсказал он нарочито громко, чтобы слышали служанки и поварята.

— Да, — покорно кивнула Камилла.

— О, стоит ли утруждать себя, госпожа! — воскликнул повар. — Прошу, возвращайтесь. Я пришлю вино со служанкой.