— Ничего страшного, — беспечно отмахнулся Гардон. — Когда потомки станут слагать саги об этом, у них не должно сложиться мнения, что победа далась нам слишком легко!

— Я рад, что вы не унываете! — словно в порыве чувств Увилл встал и принялся пожимать руки своим вассалам, что, разумеется, весьма их тронуло. — В компании таких храбрецов я нисколько не сомневаюсь в успехе! А теперь оставьте меня, я хочу поговорить с сестрой. Будьте готовы к отъезду. Мы здесь не задержимся.

Раскланявшись, присутствующие в комнате мужчины вышли, оставив Увилла наедине с единственной женщиной.

— Мне нужно будет отправиться с тобой на север? — с плохо скрытой печалью спросила Камилла.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт, сестрица. Ты ведь — тоже наследница домена Колиона. Если лорды не заартачатся, то у нас будет неплохой шанс сделать тебя леди домена. Но, говоря по правде, было бы лучше, если бы они не согласились на подобное и настояли на кандидатуре этого щенка Борга. Для моих планов это было бы предпочтительней.

— Но тогда как быть мне? Борг ни за что не согласится, чтобы я жила в Колионе!

— Вот поэтому я и хотел бы, чтобы ты осталась в Танне, Камилла.

— Что? — девушка побледнела и задрожала от одной только мысли, что ей придётся остаться здесь, где она каждый день будет видеть осуждающий взгляд лорда Давина.

— Если для тебя это будет слишком уж невыносимо — что ж, ты сможешь уехать, сестрица. Но посуди сама — находясь здесь, ты свяжешь Давина по рукам и ногам. Может статься, он простит нам наше невольное убийство, поняв, что оно было сделано для всеобщего блага. Также я не теряю надежды однажды жениться на Солейн. Если кто-то и может повлиять в этом вопросе на Давина, то это ты. А вдруг ты сумеешь убедить его присоединиться ко мне? Лишь тебе под силу подобное чудо, Камилла!

— Я не смогу показаться ему на глаза, Увилл… — пролепетала девушка, и на глаза её вновь навернулись слёзы.

— На первых порах не будет ничего страшного, если ты всю вину будешь валить на меня, сестра. Старый пень охотно поверит в это, — усмехнулся Увилл. — Ты можешь сказать ему, что я дурно обращался с тобой всё это время, что я силой принудил тебя к тому, чтобы дать яд Даффу. Ты можешь говорить всё, что угодно. Для начала будет довольно уже того, что ты войдёшь к нему в доверие и останешься в его доме. А тогда уж со временем мы сумеем переубедить его.

— Мне кажется, я не смогу…

— Это не так, Камилла. Ты — истинный потомок Тионитов! Ты крепка, словно сталь клинка, и так же пряма и благородна! И нет в этом мире ничего, что было бы тебе не по силам! Пойми, сестрица, каждый из нас должен выполнить свою часть дела, и тогда результат будет поистине прекрасен!

— Я… сделаю это, Увилл… — задыхаясь от сдерживаемых рыданий, выдохнула Камилла. — Я верю тебе, мой брат… и мой король!..

— Благодарю, сестра, — Увилл взял её за руку и легонько поцеловал кончики пальцев. — Каждый из нас должен принести свою жертву, а иначе, как сказал Гардон, потомки сочтут, что мы не достойны легенд!

Камилла сделала слабую попытку улыбнуться этой незамысловатой шутке, которая, впрочем, в известном смысле звучала довольно мрачно.

— Так вы уедете немедленно? — грустно спросила она, уже ощущая себя покинутой.

— Нет, мы отправимся через несколько часов, — направляясь к двери, ответил Увилл. — У меня есть здесь ещё одно дело.

***

За двадцать лет Увилл выучил замок Олтендейлов до последней скрипучей половицы. Ещё будучи ребёнком, он облазил его сверху донизу, так что и сейчас мог ходить по нему с закрытыми глазами. Но главное — он знал, как можно пробраться незамеченным в любое нужное ему место. Например, в комнату Солли.

Конечно, сейчас, в разгар дня, оставаться незамеченным было сложнее, но Увиллу это, кажется, удалось. Не прошло и нескольких минут, как он оказался у дверей Солейн. Здесь ностальгические воспоминания захлестнули его с новой силой. Прошло уже два года, как он не видел возлюбленную. Нельзя сказать, что все эти годы он отчаянно страдал и терзался любовными муками. Скорее наоборот — до последнего времени он нечасто вспоминал Солли, гораздо более занятый другими делами.

Однако же Солейн неизбывно жила где-то в дальнем уголке его души. В редкие минуты откровенности с самим собой Увилл вообще сомневался — любил ли он наречённую по-настоящему. Говорят, что истинная любовь лишь распаляется на расстоянии. У него всё было не так. Через какое-то время после отъезда из Танна Увилл понял, что непозволительно редко думает о покинутой невесте. Поначалу он списывал это на все те треволнения, что перепали на его долю, но со временем жизнь его стала спокойней и освободила больше времени для прочих мыслей. Но и тогда Солейн нечасто всплывала в его сознании.

Сейчас, после летних событий, чувства вроде бы вернулись, но, положа руку на сердце, Увилл сомневался — а те ли это чувства? Иногда ему казалось, что Солейн — лишь очередная цель, которой он должен достичь во что бы то ни стало, лишь ещё одна ступень, ведущая к величию.

Однако, как бы то ни было, сейчас его сердце трепетало так, что, казалось, вот-вот готово было выскочить из груди. Глядя на эту дверь, за которой он провёл столько счастливых часов, Увилл словно бы на время вновь вернулся на пять лет назад, когда сердце его ещё не было столь очерствлено жаждой мести. И всё же долго торчать тут не следовало — кто-то из слуг мог заметить незваного гостя. Поэтому Увилл тихонько постучал тем условным стуком, о котором они с Солли условились ещё в детстве.

Ему показалось, что он услышал лёгкий вскрик изумления через массивную дверь, однако же прошло некоторое время, а она так и оставалась закрытой. Возможно, возглас Солейн был лишь игрой его воображения, и она просто не услышала лёгкого стука? С некоторой досадой Увилл постучал чуть громче.

Дверь не открывалась. Однако Солли должна была быть в комнате — в это время дня, да ещё и при таком стечении гостей она вряд ли сейчас бывала где-либо ещё! Неужели она не откроет?

Опасаясь, что его могут увидеть, Увилл прислонился к двери спиной, частично скрывшись в неглубокой нише. На всякий случай он надавил на дверь, но та была заперта. Неужели ему придётся уйти, так и не достигнув своей цели?

Продолжая вжиматься в доски, он вновь постучал — уже обычным, а не условным стуком. И на этот раз явно услыхал движение по ту сторону двери. Солейн была в своей комнате! Более того, она, похоже, стояла прямо у двери.

— Солли, прошу, открой! — тихонько произнёс Увилл, и в голосе его слышалась мольба и едва ли не отчаяние. — Пожалуйста…

И девичье сердце не выдержало. Лязгнул отодвигаемый засов, и Увилл едва успел отпрянуть от двери, прежде чем она отворилась. На пороге стояла хрупкая женская фигурка, при виде которой сердце молодого человека забилось с невероятной силой.

— Солли!.. — выдохнул он, чувствуя, что уснувшая было любовь вспыхнула с новой силой.

— Что тебе нужно, Увилл? — лицо девушки было одновременно скорбным и строгим, а в глазах тускло светилась боль, набухая слезами под нижними веками.

— Увидеть тебя, любимая! И поговорить.

— О чём нам говорить?

— О, мне многое нужно сказать тебе, Солли! Только, во имя всех богов, впусти меня! В любой момент может пройти кто-то из дворни, и тогда всё пропало…

Несколько секунд Солейн неподвижно стояла, словно не могла решить, как поступить дальше, но затем, поморщившись будто от внезапной боли, всё же сделала шаг назад, впуская бывшего жениха.

— Благодарю тебя, любимая! — горячо воскликнул Увилл, быстро вбегая внутрь и закрывая за собой дверь. Лишь теперь он мог выдохнуть с облегчением.

— Не называй меня так, Увилл! — гневно ответила Солейн, отступая, поскольку молодой человек сделал было движение, чтобы обнять её.

— Почему же, Солли? — Увилла словно не смутил этот холодный приём. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя больше жизни!

— Больше жизни? — презрительно качнула головой девушка. — В мире есть тысячи вещей, которые ты любишь больше меня, Увилл! Потому что иначе ты не бросил бы меня ради своей бессмысленной мести!