Словно в подтверждение этих слов из сумрака возка возникла фигура Увилла. Бледный как полотно, он расширившимися глазами глядел на сестру. Видимо, она произвела на него то же впечатление, что и ранее на Давина. Застыв как изваяние, он пожирал глазами Камиллу.
— Увилл! — воскликнула та и бросилась навстречу брату.
Однако юноша в ужасе отпрянул, едва не споткнувшись на подножке возка.
— Не валяй дурака, Увилл! — строго одёрнул его Давин, видя огорчение на лице молодой девушки. — Простите его, сударыня. В большей степени это моя вина. Я не привил ему должных манер и оттого он вырос таким невоспитанным увальнем. Увилл, поздоровайся с сестрой!
— Здравствуйте… сударыня… — пролепетал юноша.
Видимо, потрясение, которое он испытал, было слишком шокирующим для него. Увилла заметно трясло. Очевидно, он не был готов увидеть свою мать — ведь он видел её в последний раз как раз приблизительно в том же возрасте, в каком сейчас была Камилла.
Сама девушка, которая, кажется, собиралась вначале броситься в объятия обретённого брата, теперь растерянно стояла, не зная, как поступить. На нелепое приветствие она ответила почти столь же нелепым в данной ситуации книксеном. И это разозлило Давина. До сих пор он жалел Увилла, потерявшего мать, но теперь перед ним была совсем юная девушка, едва старше его дочери, и она тоже потеряла мать! И потому Увилл сейчас вёл себя как бесчувственный чурбан. Нет, как эгоистичный бесчувственный чурбан!
— Не глупи, парень, обними свою сестру! — довольно грубо буркнул Давин, подталкивая Увилла в объятия Камиллы.
Наверное, за всю свою историю мир не видел ещё более странных объятий. Увилл выглядел так, будто обнимал раскалённый железный столб или куст терновника. Камилла не знала, куда деть свои руки, словно обнимала арионнитского первосвященника. Кажется, лучше бы они вовсе не обнимались.
— Вы, должно быть, устали с дороги, — как только стало возможно, Камилла отстранилась от своего странного брата, который по-прежнему выглядел как человек, по чьей груди ползают ядовитые змеи.
— Вовсе нет, ведь не мы же тянули этот возок, — неуклюже пошутил Давин, и ответная улыбка девушки была не менее натянутой. — Мы хотели бы посетить место погребения вашей матери, миледи. Увы, мы и так потеряли слишком много времени.
— Я распоряжусь, чтобы ваши вещи отнесли в комнаты, что для вас подготовлены, — медленно кивнула Камилла. — И провожу вас.
— Не стоит, — вдруг сдавленно произнёс Увилл. — Я помню, где находится погост.
— Что ж… — девушка сперва смешалась, но всё же оправилась и от этого. — Тогда увидимся позже…
Поклонившись обоим, она неловко повернулась и ушла обратно в дом.
— Ты кретин! — едва закрылась дверь, рявкнул Давин, прожигая взглядом Увилла. — Что за сопли ты тут распустил? Как ты мог обидеть эту девочку, дубина?
Увилл лишь глядел на отца и молчал. Взгляд его вновь был каким-то блуждающим и отстранённым, но дрожь по-прежнему била его.
— Не у одного тебя умерла мать, Увилл! — взяв себя в руки, чуть спокойнее продолжил Давин. — Камилле куда тяжелее чем тебе, ведь Лаура умерла у неё на руках! Имей хоть каплю сочувствия к ней! Вы — семья! Она теперь — всё, что у тебя осталось! И я не позволю тебе изводить её! Ты измучил своими обидами Лауру, но эта девочка ни в чём не виновата! Не смей больше так поступать с ней!
— Ты ничего не понимаешь, отец… — плохо слушающимися губами прошептал Увилл. Теперь Давин заметил у него нервный тик — дёргающееся веко левого глаза, а дрожь всё больше начинала напоминать судороги.
— Давай-ка лучше пойдём в дом, парень, — встревоженно проговорил Давин, опасаясь, что у Увилла начнётся припадок. — Сходим к могиле позже, когда ты отдохнёшь и успокоишься.
— Мы пойдём сейчас, — как и многим людям, впадающим в крайности, Увиллу была свойственна какая-то экзальтированная жертвенность, весьма похожая на мазохизм. Однако даже жертвенность эта была эгоистичной — он словно наказывал Давина своими мучениями.
Зная, что спорить с ним бесполезно, Давин кивнул и направился к погосту, расположенному вдоль крепостной стены позади дома. Он примерно помнил это место ещё с похорон Торвина. Боги, как давно это было!..
Увилл неверным шагом следовал за ним. Давин не оборачивался, но слышал, как тот тяжело дышит. Возможно, припадок всё же случится. Может, оно и к лучшему…
Редкие встречные слуги кланялись двум господам, бредущим вдоль недавно побеленной стены дома. Интересно, понимали ли они — кто перед ними? Вряд ли… Должно быть, в последние дни здесь было полно гостей, так что одним больше, одним меньше…
Вот оно, это место. Давин не мог узнать — какой из этих невысоких, занесённых снегом курганов укрывает Торвина, но место последнего пристанища Лауры узнал сразу же. Свежая земля, которую тщательно раздробили, чтобы она не валялась замороженными глыбами, была аккуратно насыпана в холмик высотой около четырёх футов. Всё пространство вокруг было вытоптано и покрыто остатками земли. Простолюдины, чьи могилы были гораздо меньше в размерах, традиционно ставили в изголовье камень в виде рога единорога, на котором часто вырезалось имя усопшего. Здесь же был только этот торжественный курган, и лишь немногие знали, кого он упокоил под своими сводами.
Давин услышал, что Увилл позади запнулся. Он быстро обернулся, но юноша удержался на ногах. Он, не отрываясь, глядел на тёмный, покрытый снежной крошкой холм, медленно подходя к нему, будто во сне. В широко распахнутых глазах стояли слёзы, а голова начала подёргиваться. Выдержит ли он? Пожалуй, стоило настоять на том, чтобы остаться и отдохнуть. Но теперь уж поздно. Оставалось только надеяться, что психика Увилла справится на этот раз.
Подойдя к кургану, Давин склонился и коснулся пальцами подмёрзшей, присыпанной мелким снежком земли в последнем прощании. Может и к лучшему, что он не успел. Не успел увидеть Лауру постаревшей со скованным смертью лицом. Для него она навсегда останется в памяти такой, какой он видел её двадцать лет назад. Такой, какой была теперь её дочь Камилла.
Боковым зрением Давин увидел, что Увилл подошёл и встал рядом. Его пошатывало, и Давин поспешил обнять сына за плечи. Тот растерянно глядел на курган, и губы его шевелились, что-то шепча. Время от времени этот шёпот прерывался судорожными всхлипами, и тогда всё тело Увилла содрогалось. Давин прижал юношу к себе так крепко, как мог и, кажется, смог расслышать то, что шёпотом повторял Увилл. «Я приехал, мама». И ещё: «Прости меня».
— Камилла сказала, что вы прибыли, — раздался голос позади, и юноша вздрогнул, словно от удара плетью.
— Я скорблю о твоей утрате, Дафф, — поворачиваясь, произнёс Давин. Ему пришлось отпустить Увилла.
— Благодарю, — сухо кивнул лорд Колиона.
Его лицо осунулось и выглядело каким-то серым, словно присыпанным пеплом. Дафф всегда был худощав, а теперь же он и вовсе напоминал скелет. А ведь он действительно любил Лауру, понял вдруг Давин. И он сейчас страдает не меньше других.
— Пошёл прочь! — злобно прошипел Увилл, брызжа слюной.
— Сейчас не время, Увилл! — резко одёрнул его Давин, стискивая предплечье юноши стальной хваткой.
— Это всё ты! — кривясь от ненависти, продолжал Увилл. — Ты во всём виноват! Ты не смеешь приходить сюда!
— Ты сошёл с ума, юноша! — злость оживила помертвевшее лицо Даффа. — Ты прогоняешь меня от могилы моей жены и матери моих детей? Уж если кому и не стоит тут быть, так это тебе! Ты отравил жизнь своей матери!
— Дафф, не нужно! — Давин бросился между ними, будто опасался, что они сейчас вцепятся друг в друга.
— Я… я… я… — Увилл, задыхаясь, повторял одно слово, словно колесо, делающее оборот за оборотом. Было видно, что он силился, но не мог сказать ничего кроме этого, равно как и не мог остановиться. — Я… я…
— Дафф, помоги! — крикнул Давин, бросаясь к сыну.
Тот уже падал лицом вниз. Его голова дёргалась так, будто кто-то резко таскал его за волосы. Это был припадок. Дафф, подскочивший мгновением позже, подхватил валящегося юношу под руку с другой стороны, но даже они, двое сильных мужчин, не сумели удержать Увилла. Он ткнулся лицом в застывшую истоптанную множеством ног землю, рассекая кожу на лбу и щеках, забивая рот перемешанной со снегом грязью.