— Гляди-ка, да у тебя усы пробиваются! — попристальнее вглядевшись, с радостным удивлением воскликнул Давин.

— Мне почти пятнадцать, — как можно небрежнее напомнил явно польщённый Увилл.

— Вилли! — взвизгнула от восторга вбежавшая в кабинет девчушка лет шести на вид.

Худенькая, невысокая, русые волосы, которые, наверное, с возрастом потемнеют, как у Кары… Но Солейн не была дочерью Кары. Глядя на её довольно милое личико, Давин раз за разом невольно думал: а не так ли выглядела та самая безвестно сгинувшая Нара, лицо которой он прочно позабыл?

— Солли! — бросаясь навстречу девочке, Увилл раскрыл свои объятия, и сводная сестричка впорхнула в них, словно пичужка.

— Почему тебя так долго не было??? — Солейн пыталась придать голосу побольше обиды, но это плохо получалось, поскольку она была слишком счастлива.

И тут же:

— А что ты мне привёз?

— Извини, Солли, я ничего не привёз. Я был на войне.

— Ну тогда я с тобой не дружу больше! — надула губки девочка, пытаясь выскользнуть из объятий брата.

— Завтра же мы отправимся в город, и я куплю тебе всё, что пожелаешь! — пообещал Увилл.

— Я хочу красные сапожки! — тут же заулыбалась девочка. — Сафьяновые, с позолоченными шнурками вот тут, — и она пальчиком показала, где должны быть эти самые позолоченные шнурки.

— Будут тебе сапожки, — целуя пухленькую щёчку, усмехнулся Увилл.

— От тебя плохо пахнет, — не церемонясь, выдала Солейн, слезая с рук мальчика обратно на пол.

— Я не мылся несколько недель, — рассмеялся Увилл. — Не беспокойся, сегодня же исправлюсь!

— Иди поиграй, дочка, — нежно проговорил Давин, в свою очередь целуя Солли. — Мы с Увиллом будем разговаривать о скучных вещах.

— Смотри, от него пахнет даже хуже, чем обычно от тебя! — предупредила девочка и Давин расхохотался.

— Ничего страшного, солнышко. Мужчина и не должен пахнуть цветами. Запах пота, лошади и пыли — это всё благородные запахи. Они украшают воина.

— А девочек украшают красные сапожки! — строго погрозив пальчиком Увиллу, ответила Солейн.

— Я помню, Солли, — успокоил он её.

Удовлетворённо кивнув, Солейн убежала, оставив отца и сына одних.

— Ну давай, рассказывай, как всё было, — жестом приглашая сына за стол, проговорил Давин. — Есть хочешь?

— Ещё бы! — воскликнул тот.

Увилл долго и обстоятельно рассказывал обо всём, что произошло в этом походе. Позже Давин решил расспросить и Коллента, чтобы сопоставить две версии, потому что временами ему казалось, что мальчик попросту привирает и преувеличивает свои заслуги, хотя он знал, что за Увиллом подобного раньше не водилось. Но слишком уж невероятно звучали некоторые подробности.

Принесли еду. Увилл много ел, и зачастую говорил с набитым ртом, но Давину было не до манер. Он внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, и не мог отделаться от некоторого чувства растерянности. Он словно бы прозевал что-то важное, словно проснулся спустя много лет и увидел, что дети, которых помнил младенцами, стали взрослыми людьми. Так и здесь — всего каких-нибудь два месяца назад Увилл для Давина был ребёнком, пусть и необычным, а теперь же он видел перед собой взрослого мужчину.

— Хорошо, что ты всё-таки не поддался соблазну и не продолжил войну, — проговорил наконец он, одобрительно кивая. — Ты поступил правильно и мудро. Нам сейчас ни к чему война с Диллаем, даже если Пилад и слаб. В конечном итоге это ничего не изменило бы, но принесло невзгоды людям.

— Может быть, лучше однажды заплатить невзгодами за лучшее будущее? — чуть задумчиво произнёс Увилл. — Сеньоры вроде Барвира не должны управлять людьми. Да и такие как Пилад или его сын Чести — редкостный кретин, как мне говорили. Тебе не кажется, отец, что лорды вроде тебя куда лучше справились бы с управлением и принесли бы людям куда больше добрых дней?

— Эти рассуждения могут далеко завести тебя, сын, — покачал головой Давин. — Когда у лордов появляются подобные мысли, это обычно заканчивается кровопролитием. И кто как не ты должен бы понимать это? Ведь такой вот умник вроде тебя присвоил себе твою вотчину.

— Если бы у нас был император, он защищал бы своих вассалов от подобного произвола! — Увилл покраснел. Напоминания о Даффе всегда цепляли его за живое.

— У нас есть Стол, — отрезал Давин. — И, как ты помнишь, он не помог.

— Конечно, — едко усмехнулся мальчик, уже начиная злиться. — Потому что Стол — сборище трусов, каждый из которых радеет только о собственных интересах. Им всем плевать на то, что будет с остальными, лишь бы беда не коснулась их самих.

— Но точно так же поступал бы и император! — возразил Давин. — У императора были бы родственники, друзья, любимчики, которые делали бы всё, что заблагорассудится, а расплачивались бы за это такие как ты и я! В эгоизме Стола кроится стабильность системы — никто не заинтересован в повторении Смуты[111]! Именно поэтому в критические моменты лорды обязательно сплачиваются и оказывают нужное влияние!

— Мой случай, стало быть, критическим не был! — зло бросил Увилл.

— А что в нём критического? — жёстко ответил Давин. — Подумай, что лучше для Стола — допустить спорный переход домена в руки другого лорда, или же оставить управление шестилетнему мальчику, надеясь, что его вассалы не пойдут вразнос?

— Если так сделал один, сделает и другой! Разве это не нарушит систему?

— Лет двадцать назад лорд домена Шетира посягнул на Рогон. Примерно так, как хотел сделать ты, только не ограничиваясь простым захватом приграничных земель. В Рогоне тогда правил молодой лорд, но очень болезненный. Не помню, как его звали — он умер спустя год или два после этих событий, тем более, что тогда я был совсем ребёнком. Так вот лорд домена Шетира предъявил права на Рогон. И знаешь, что было дальше? Западные домены, а также некоторые из центральных объявили Шетиру войну. И там сменилась династия. Так что поверь мне, когда надо, Стол умеет защищать стабильность системы.

— Интересно, сколько дней они заседали, прежде чем принять такое решение? — скривился Увилл. — Император бы решил вопрос в одну минуту.

— Власть, безраздельно находящаяся в одних руках, неизбежно порождает тиранов! Как ты не можешь этого понять, Увилл? Ты, начитавшись книжек, грезишь великой империей и её благородными и мудрыми императорами! А представь на мгновение, что Дафф был бы императором? Или Чести Диввилион? Чувствовал бы ты себя спокойно, зная, что сила и закон в руках кого-то вроде этого твоего Барвира?

— Странно, что, рассуждая подобным образом, ты однажды дал мне в руки настоящий меч взамен деревянного, отец! А что, если я бы им порезался? А что, если отсёк бы себе голову?

— Тебе кажется, что ты уже повзрослел и всё понял, Увилл, — по мере того, как распалялся юноша, Давин, напротив, становился спокойнее и взвешенней. — Я помню, что было в моей голове в этом возрасте. Я был уверен, что я куда умнее своего отца и всё вижу в правильном свете. У тебя светлый ум, Увилл, но пока ещё маловато опыта.

— Не говори со мной как с ребёнком! — воскликнул тот. — Не думай, что ум и опыт можно нажить лишь с годами! Ты сам говорил, что в детстве не читал ничего, кроме арионнитских книжек! Не обязательно пережить что-то самому, чтобы знать, что так правильно! Времена империи были лучшим временем нашей истории! Кто бы мог тогда представить, что одна часть империи может пойти войной на другую? Что местные сатрапы будут чинить самодурство, игнорируя право и волю своего монарха?

— А тебе не кажется, что довольно опрометчиво изучать историю по книжонкам для слезливых барышень? — Давин предупреждающе поднял руку, видя, что Увилл хочет его перебить. — История государств — это история войн, крови и страданий. Рушатся государства — льётся кровь. Создаются государства — льётся кровь! Спроси у простых людей — хотят ли они, чтобы их сеньоры устраивали свары? Ведь погибают на поле брани, как правило, вовсе не лорды, и даже не их вассалы. Погибают простолюдины. И если ты хочешь быть хорошим лордом, ты не должен забывать этого!