Однако, это не отменяло того факта, что местный феодал, этот сеньор Барвир, был, судя по всему, не лучшим хозяином простонародью. Удивительно, но тот факт, что отряд прибыл из соседнего домена, странным образом не пугал, а скорее успокаивал чернь. Особенно когда Увилл начинал свои проповеди.

В каждой деревне жалобы селян были одними и теми же. Поборы, поборы и ещё раз поборы. Интересно, знал ли Пилад Диввилион, что происходило на его земле? Зародилась ли эта инициатива в его поражённом маразмом мозгу, или же, ощущая слабость и безволие сеньора, вассалы пошли вразнос?

Всё чаще Увилл задумывался о несовершенстве этой системы, которую часто восхвалял Давин. Слишком уж сильно здесь всё зависело от воли и авторитета конкретного лорда, а также от своеволия и наглости конкретных вассалов. Точно так же он когда-то потерял свои вотчинные земли, поэтому в некотором смысле он вполне понимал этих несчастных людей, отдающих ненасытным помещикам последние гроши.

Будь сейчас времена империи, о которой Увилл знал, правда, лишь из тех двух героических романов, что купил ему Давин, ничего подобного бы произойти не могло. Во всяком случае, это следовало из книг. В те времена мудрые и всесильные императоры не струсили бы вступить в противоборство с выскочками вроде Даффа, а простолюдины могли рассчитывать на защиту от алчности своих феодалов. Ведь над всей великой империей властвовал один человек и один закон.

Нам сейчас нужно оговориться, что книги, прочитанные Увиллом, были написаны, конечно же, не во времена империи, а значительно позже. С тех времён сохранилось прискорбно мало письменных источников, поэтому огромное количество знаний было утеряно. Так и Увилл не имел ни малейшего представления о том, как всё было устроено в Кидуанской империи на самом деле. Изменчивая народная память в значительной мере идеализировала те крохи знаний, что дошли с тех времён, и сейчас, из тёмной эпохи феодальной раздробленности прошлое выглядело величественно и романтично.

И нужно сказать, что ум Увилла был целиком захвачен этими прекрасными идеалами, имеющих почти столь же мало общего с реальностью, как и те сказки, что рассказывали вечерами внучатам беззубые старухи. Он верил, что подобная вертикальная монархическая структура спасла бы и простых работяг, и лордов вроде него.

Наконец проехали те самые пресловутые Терёшки. Там Увилл ещё раз расспросил жителей о пути к замку и всё-таки попросил мужика, охотно рассказывающего дорогу, отправиться с ним. Кое-какая мелочь, что была в его карманах, быстро избавила смерда от сомнений.

— Токмо я на лошади-то отродясь не сидел, ваша милость… — жалобно пробормотал он, когда ему подвели коня, ранее перевозившего Барека.

— Не беда. Ты, — махнул он рукой одному из всадников небольшого роста и сухощавому. — Он поедет с тобой.

Кое-как мужичок забрался в седло, а недовольный воин был вынужден теперь сидеть позади него прямо на крупе. Кроме того, судя по тому, как он морщился, от простолюдина довольно резко несло.

— Нет, так не пойдёт, — критически окинув взглядом эту картину, покачал головой Увилл. — Слезай-ка, приятель. Ежели хочешь подзаработать — научишься и ездить верхом. Нет — найдём другого провожатого. Мы пока поедем небыстро, так что успеешь освоиться.

Нужно было видеть то счастье, которым озарилось лицо воина! Селянин же, кряхтя, слез на землю и, смеша не только всадников, но и односельчан, с горем пополам взобрался в седло. Он вцепился не только в уздечку, но и, для верности, в гриву смирной лошадки. Увидев, что проводник более-менее расположился в седле, Увилл пустил своего скакуна небыстрым шагом. Отряд последовал за ним.

Наконец добрались до «отвилки», о которой говорил тот старик Брах в неизвестной деревне. Пожалуй, не будь с ними провожатого, они могли бы и засомневаться в том, что это именно та, нужная. Места тут были не слишком многолюдные, так что и дороги не были слишком уж наезженными. Теперь до замка Барвира оставалось лиг шесть или семь.

На пути их ожидали ещё четыре деревни, три из которых стояли прямо вдоль дороги, а одна — чуть в стороне. Ближайшая к замку отстояла от него чуть больше чем на милю. Здесь Увилл остановился.

Солнце уже довольно давно перевалило за полдень, но до темноты было ещё далеко. Теперь предстояло решить, что делать дальше. Надежда на то, что замок не запирается на ночь, была смехотворна. Значит, атаковать нужно днём, пока ворота открыты. На их стороне — внезапность. Увилл был убеждён, что всё получится.

Но, несмотря на юный возраст, он был уже довольно предусмотрительным человеком, поэтому прежде всего отправил к замку двух разведчиков, которые должны были увидеть всё собственными глазами и доложить более достоверную картину, чем это сделали бы косноязычные селяне.

Разведчики вернулись примерно час спустя.

— Незаметно к замку не подобраться, — доложили они. — Земля вокруг по крайней мере на четверть мили очищена от леса.

— Он хорошо охраняется?

— Никакой особенной охраны нет. Несколько стражников у ворот. На стенах никого не видно.

— Оживлённое ли движение у ворот?

— За всё время, что мы там были, никто не вошёл и не вышел.

Увилл кивнул и задумался. До сих пор у него была надежда, что к замку удастся подойти незамеченными, но стало ясно, что этот вариант исключён. С другой стороны, вряд ли замок имел хорошую охрану — если не позволить привратникам закрыть ворота, то конный отряд легко ворвётся внутрь.

— Как думаете, много ли там защитников? — после короткого раздумья спросил он.

— Замок невелик и, похоже, не слишком богат, — ответил один из разведчиков. — Не думаю, что там сейчас будет много вооружённых людей. Может быть, сотня, а может и меньше.

— Велик ли внутренний двор?

— Тесноват, — покачал головой разведчик. — Лучше будет спешиться перед воротами, иначе сами себя зажмём.

Всё это время, пока разведчики отсутствовали, отряд отдыхал у околицы деревушки Лопухи, ближайшей к замку. Как и прочие, жители Лопухов вполне прониклись речами Увилла, и потому никто из них не поспешил предупредить сеньора. Юноша на всякий случай припугнул селян и поставил людей сторожить дорогу, но это оказалось лишней мерой. Наоборот, несколько раз деревенские молодки выносили расположившимся на траве воинам то овсяного квасу, то яблок, а то и молока. Несчастные люди, похоже, всерьёз восприняли всё сказанное и теперь видели в отряде Увилла своих освободителей.

— Скажи-ка, матушка, — обратился Увилл к старушке, что степенно нарезала берёзовые веники, греясь на завалинке у ближайшей к ним избушки. — А ваши частенько бывают в замке?

— Нечасто, барин, — бабушка охотно отбросила нож и, обтерев руки о подол, поспешила к Увиллу, радуясь возможности размять спину и поболтать. — А чего нам там делать?

— Ну, может, таскаете на продажу чего? — не сдавался Увилл.

— Бывает и такое, барин, да редко, — согласилась старушка. — Чего нам продавать-то?

— Да вон хоть бы и веники твои!

— А можно было бы… — похоже, для старушки эта мысль явилась откровением, и сейчас она оглядывала пуки зелёных берёзовых прутов.

— А много у тебя их? — глаза Увилла заблестели — у него явно родилась мысль.

— Да есть сколько-то, — бабуля заинтересованно глядела на паренька. — В сарайке. Я их на зиму готовлю — коз кормить. Козы, они очень охочи до берёзовой лозы, барин.

— А телега с лошадью есть у вас в деревне?

— Как не быть, барин! У Конта-Седого есть, и у Жепыги. Ещё у Вахра, но тот больно прижимист, желудяка!..

— Отыщите мне телегу и лошадь, — приказал Увилл паре ближайших воинов. — Ну а что — продашь ли, мать, свои веники?

— Отчего не продать, коли в цене сойдёмся, барин?

— А хватит ли у тебя веников, чтобы телегу заполнить?

— Уж чего-чего, а этого добра у меня вдосталь! — усмехнулась бабка, предвкушая барыш.

Увилл машинально похлопал по карманам, хотя прекрасно знал, что не брал с собой сколько-нибудь значимой суммы помимо горстки медяков, едва ли не случайно завалявшихся по карманам. Быть может, для этой бедной старушки и эта горсть стала бы несметным сокровищем, но юноше хотелось сделать поистине красивый жест, подкрепив свой образ благодетеля.