По лицам сидевших рядом с Каладиусом Стеннеля и Глинье, а также маршала Тоболя, исполняющего обязанности министра войны, было понятно, что все они уже безоговорочно приняли сторону великого мага, а это значило, что остальные члены Совета могли либо последовать примеру Савильнита и обречь себя на опалу, либо же проявить мудрость и подчиниться многократно превосходящей их силе.

– Есть ли ещё возражения у членов Совета? – как ни в чём не бывало осведомился Каладиус.

Кто-то понуро промолчал, кто-то поспешил замотать головой, но ни у кого больше не хватило духу перечить великому магу.

– Прошу поднять руку тех, кто считает герцога Вилиодия Пантатега достойным стать королём Латиона, – поднимая свою руку вверх, проговорил Каладиус.

***

Находящийся в кромешной тьме Конотор, слышал теперь, кажется, каждый шорох, причём большинство из них он предпочёл бы не слышать никогда. Крысы возились в гнилой соломе на полу, и поэтому король сидел, подтянув под себя ноги, на грубой деревянной лежанке. Впрочем, грызунам это было нипочём – время от времени он чувствовал, как по нему пробегают эти наглые животные, занятые своей крысиной жизнью.

Эти стены наверняка уже сбились со счёта, какое количество людей, осуждённых по приказу Конотора, перебывало здесь. Каждый из этих несчастных, наверное, умер бы с улыбкой на устах, сумей он предугадать, что их гонитель будет однажды сидеть на том же топчане, на котором они коротали свои последние дни. В одной из таких камер в своё время пребывал и его сын, и лишь теперь Конотор хоть примерно мог представить, что тот мог испытывать. И это ещё притом, что короля даже не пытали. По крайней мере, пока.

Сейчас несчастный узник настолько устал бояться, что его охватило какое-то отупение. То и дело короля охватывало чувство нереальности происходящего, ведь во всё это было практически невозможно поверить. Столько лет он боялся покушений, но никогда не думал, что оно будет таким. Он боялся яда, боялся кинжала, на худой конец – верёвки, наброшенной на шею. Но то, что его могут заточить в казематы, не могло привидеться ему и в горячечном бреду.

Король совершенно потерял ощущение времени. Ему казалось, что прошло уже несколько часов, и что там, где-то далеко вверху уже вовсю светит солнце. На самом деле с момента, когда его бросили в эту камеру, прошло чуть больше часа.

Вновь послышался знакомый уже грохот сапог – Конотор узнал бы этот звук теперь где угодно. Это были те самые громилы, что приволокли его сюда. Короля вновь забила крупная дрожь, он даже прикусил до крови губу – настолько ходила ходуном его нижняя челюсть. Единственные, кто остались безмятежными, так это крысы – они продолжали деловито сновать в соломе, абсолютно безразличные ко всем звукам.

Конотор сидел в камере, которая отделялась от коридора лишь толстой решёткой без стен. Здешние казематы не использовались для долгого содержания узников – чаще их помещали сюда либо до того, как перевести в обычную тюрьму, либо уже после, накануне казни. И вот он заметил отсвет на противоположной стене – слабый, но сейчас, после времени, проведённого в кромешной тьме, он казался почти ослепительным.

Именно поэтому, когда к его камере подошли люди, он некоторое время не мог разглядеть их, щурясь и моргая слезящимися глазами. Два огромных силуэта он определил сразу, а вот третий, небольшой и щуплый, был в тени. Но король сразу же узнал голос, едва человек заговорил.

– Отоприте дверь и дайте мне фонарь, – повелительно обратился верховный маг к громилам.

– Мессир! Слава богам! – воскликнул Конотор, и слёзы благодарности хлынули из его глаз. Он действительно в первый момент подумал, что волшебник пришёл сюда, чтобы его освободить. – Наконец вы нашли меня!

– Ну найти вас было нетрудно, ваше величество, учитывая, что это я приказал доставить вас сюда, – войдя в камеру, Каладиус брезгливо пнул крысу, что прошмыгнула у его ног.

– Что? – в ужасе вскричал Конотор, внезапно осознав всю глубину своей трагедии. – Так это вы?

– Вы были плохим королём, милорд, – прислонившись спиной к решётке, проговорил великий маг. – Латион нуждается в лучшем.

– Я уже подписал отречение, мессир, – Конотор не до конца понимал, для чего Калдаиус взял на себя труд спуститься в эти вонючие подземелья, и от этого ему делалось ещё страшнее. – Зачем же вы пришли? Чего вы ещё хотите?..

– Ну уж точно не затем, чтобы поглумиться или позлорадствовать, – ответил маг. – Я давно уже пережил те времена, когда хочется ставить ногу на грудь поверженного врага.

– Но разве я был вам врагом, мессир?.. Я всегда почитал вас, я любил вас как родного отца!.. – залебезил низвергнутый король.

– Да, пожалуй, во всём королевстве я был единственным, чьим врагом быть вы не смели. Но это ничего не меняет. Я столетиями жил, не вмешиваясь в государственные дела, потому что они меня не заботили. Но вы довели страну до того предела, когда я больше не мог не вмешиваться.

– Почему все винят меня во всех бедах? – воскликнул Конотор. – Разве я виноват в неурожае, или в синивице?

– Люди говорят, что это – гнев божий, и я, несмотря не весь свой скептицизм, считаю, что так оно и есть. На ваших руках – кровь жены и детей. Я знаю всё, я разговаривал с Рентом Бабером незадолго до его смерти. От этого не отмыться, милорд.

– Что ж, я отрёкся, – король побоялся спорить с магом, опасаясь его разозлить. – Я уже наказан! Прошу, мессир, проявите милосердие! Разрешите мне уехать! Куда угодно, хоть в самые глухие места! Я буду жить там тихо, вы никогда более не услышите обо мне, клянусь! Или поселите меня в одном из моих замков на севере. Пусть меня охраняют как преступника, но я хотя бы буду видеть небо и солнце! Прошу, смилуйтесь! Не бросайте меня в каменный мешок вроде этого!

– О, сколь мало вы знаете о каменных мешках, милорд! – горько рассмеялся Каладиус. – Поверьте, в сравнении с той ямой, в которой умер ваш брат, здесь – почти что королевские покои! Но не беспокойтесь – такая участь вам не грозит.

– Благодарю вас, мессир! Я знал, что вы не потерпите бессмысленной жестокости!.. – Конотор даже сделал странное движение, будто хотел броситься к магу и целовать ему руки.

– Всё верно, ваше величество, – мрачно кивнул Каладиус. – Я не могу допустить бессмысленной жестокости. Я не могу допустить, чтобы Латион разорвала надвое гражданская война.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Конотор, уловив в тоне великого мага странные пугающие нотки.

– Как бы ни был хорош новый король, и как бы ни был плох прошлый, всё равно найдётся кучка фанатиков или авантюристов, которые захотят из личных ли интересов, из корысти или же политических амбиций реставрировать рухнувшую династию. Простите, милорд, но ваше существование ставит под угрозу не только жизнь очень многих людей, но и благополучие королевства в целом.

– Что вы хотите сказать, мессир?.. – Конотор почувствовал, как по его ногам потекла тёплая жидкость. – Вы пришли, чтобы убить меня?..

– Если вас это успокоит, милорд, то я не испытываю большой радости от этого. Но такова необходимость.

Сказав это, Каладиус шагнул в сторону, позволяя двум бугаям войти в небольшую камеру. В руках одного из них Конотор заметил что-то, похожее на верёвку. На самом деле это был длинный шёлковый пояс, какой часто носили кавалеристские офицеры.

– Прошу!.. Пощады!.. – завопил король, отпрянув к стене и закрываясь руками. – Пожалуйста, мессир!..

Каладиус бесстрастно смотрел на происходящее. Его работа была закончена, и он вполне мог уйти, но он чувствовал, что обязан быть здесь до конца. И не потому, что ему хотелось увидеть, как умрёт этот ненавистный человек. Это был своего рода его последний долг угасающей династии. И великий маг был полон решимости отдать его сполна.

– Фу, да он обоссался!.. – брезгливо отдёргивая руку, воскликнул один из убийц.

– Да он всё равно обоссался бы, когда станем душить, – возразил другой. – Поглядишь, он ещё и в штаны навалит!