– Уверен, что такое тоже случается, ваше величество.

И вновь маг очень точно подобрал слово «случается».

– Ну его к дьяволам, этот народ! – буркнул король, окончательно приходя в дурное расположение духа. – Все эти горлопаны заслуживают розг, коль вместо своего короля славят провинциального дворянчика-юнца.

– Полноте, ваше величество! Вы, право же, слишком много внимания уделяете этим ничего не значащим эпизодам! Что вам до этих забулдыг? Похоже, я напрасно заговорил об этом и испортил вам настроение…

– Да уж, вы столь же неважный рассказчик, как и игрок, мессир, – с досадой ответил Конотор.

И действительно – теперь уже было очевидно, что волшебник безнадёжно проигрывал эту партию. Впрочем, это было неважно, поскольку в своей главной игре он, похоже, добился определённых успехов. Поэтому, проиграв всего через четверть часа после этого разговора, Каладиус, прикинувшись расстроенным, поспешил откланяться. Впрочем, мрачный и неразговорчивый король даже и не подумал просить его остаться.

***

Теперь Каладиус должен был бывать во дворце каждый день. Это было утомительно, но необходимо, поскольку сейчас он был похож на трудолюбивого фермера, посадившего нежное и капризное растение, за которым требовался постоянный уход. И с радостным удовлетворением творца он вскоре отметил, что его вчерашний труд не пропал напрасно. Король весь день был хмур, а главное, волшебник заметил тот взгляд, которым его величество одарил вошедшего Вилиодия. Он очень хорошо знал этот взгляд, свидетельствующий, что в короле просыпаются какие-то подозрения.

Обождав для верности два дня, великий маг вновь явился на личную аудиенцию к королю – как первый министр, он имел на это право практически в любое время. Формальным поводом стало хлебное снабжение города – прошлое лето выдалось неурожайным, и королевские закрома были почти пусты. Сейчас Латион закупал большое количество хлеба у Пунта, и его доставляли Труоном из Палатия. Однако зерна всё равно не хватало, поэтому положение в городе было довольно безрадостным.

Каладиус начал разговор с предложения обратиться к Саррассе. Действительно, империя могла продать немало хлеба, который несложно было доставить в город, и это могло бы стать решением проблемы. Однако, в свою очередь вставал финансовый вопрос – из-за разорения множества хозяйств налоги, собранные в предыдущем году, были на треть меньше запланированных. В казне заканчивались деньги так же, как в амбарах заканчивалось зерно.

Вообще, несмотря на должность первого министра, которую Каладиус замещал уже несколько столетий, он обычно не занимался подобными делами, оставляя их на долю советников и министров короля. Однако сейчас он вполне мог сослаться на то, что положение становилось чрезвычайным и требовало внимания даже такого человека как он.

Как обычно при такого рода разговорах, король довольно быстро впал в мрачность. Он раздражённо говорил о плохо собираемых налогах, о неэффективной работе своих министров, роптал на Асса, посылающего королевству одно испытание за другим. Он видел виноватых в каждом, кроме самого себя. Каладиус со скрытым удовлетворением наблюдал, как Конотор всё больше раздражается, и в какой-то момент решил, что тот уже готов для очередного хода в задуманной магом игре.

– Довольно о делах, ваше величество! – словно пытаясь успокоить короля, улыбнулся Каладиус. – Для того, чтобы говорить об этом предметно, нам всё равно надобно будет собрать Королевский совет, а пока мы лишь злимся да зарабатываем себе изжогу. Давайте лучше поговорим о чём-нибудь приятном. Я так понимаю, вы уже сделали официальное предложение госпоже Пеллионоре? Мои поздравления!

– О чём вы? – удивлённо взглянул на него Конотор. – Я не делал никакого предложения. С чего вы взяли?

– Да?.. – великий маг очень натурально изобразил сконфуженность. – Простите, я полагал… Просто утром я слыхал, как одна из горничных, говоря о герцогине, назвала её «её величеством». Вот я и решил…

– Которая из них? – волшебник услыхал, как скрипнули зубы короля.

– Помилуйте, ваше величество, почём я знаю? – всплеснул руками Каладиус. – Для меня они все одинаковы. Да к тому же она, похоже, не единственная. Один из стражников отправил другого в крыло герцогини, именовав его «покоями королевы».

– Да что тут вообще происходит? – Конотор в ярости сжал кулаки. – Кажется, теперь последняя кухарка у нас может провозглашать королей и королев! Что дальше? Может быть, они также запросто и меня лишат этого звания? Объявят королём этого сопляка Вилиодия?

– Почему бы и нет? – маг сделал вид, что счёл слова короля шуткой и решил ему подыграть. – Герцог Вилиодий весьма популярен при дворе. Вся молодёжь вьётся вокруг него, словно мухи. А нам с вами остались лишь старики. Так что собственная свита у него уж точно есть!

Каладиус говорил это нарочито насмешливым тоном, чтобы это выглядело лишь как шутка, но он прекрасно знал, что Конотор – последний человек на земле, который способен оценить такие шутки по достоинству. Он тыкал палкой в осиное гнездо, но точно знал – что и для чего делает.

– Послушать вас, мессир, так он уже – почти король! – глухо проворчал Конотор, что означало, что он уже взбешён до крайности.

– Увы, ваше величество, молодость не признаёт старость, – философски пожал плечами маг. – Мы с вами для всех этих фанфаронов – лишь пыльные экспонаты, объекты для насмешек. Мы, по их мнению, всё делаем нескладно. Другое дело изящный молодой человек, обладающий несомненными достоинствами. Для них он – король почище нас с вами.

– Вы несёте вздор, мессир! – рявкнул Конотор, уже не владея собой.

Мало кто в последние лет триста смел так разговаривать с верховным магом, но Каладиус спустил королю его тон, ведь то, насколько забылся Конотор, было лучшим доказательством того, что волшебник всё делает правильно.

– Простите, ваше величество, – с покаянным видом поклонился маг. – Пожалуй, я слишком редко бываю при дворе, и отвык от придворных манер. Я стал слишком часто портить вам настроение. Думаю, мне будет лучше удалиться сейчас.

И не дожидаясь ответа короля, волшебник вышел.

***

Каладиус знал, что король непременно обратится к главе службы безопасности дворца, которую после скоропостижной смерти Рента Бабера возглавил некто Стеннель. Это уже был, если можно так выразиться, человек Каладиуса. Именно великий маг рекомендовал его Конотору, и этот самый Стеннель, будучи довольно мерзким типом, был, во всяком случае, безгранично предан первому министру. Он был одним из немногих, кто знал истинную судьбу Рента Бабера, и потому весьма не хотел огорчать легендарного волшебника.

Ещё накануне Каладиус встретился со Стеннелем и дал ему некоторые указания. И тот их блестяще исполнил, когда, спустя четверть часа после ухода верховного мага от короля, последний потребовал срочно вызвать к нему главу службы безопасности.

– Верно ли, что дворцовая челядь уже называет герцогиню Пантатег королевой? – без обиняков и предисловий начал Конотор. В том же стиле он обычно общался с Рентом Бабером, и не видел причин что-то менять после смены главы своей шпионской службы.

– Да, ваше величество, такие случаи имели место, – Стеннель действительно во многом был похож на Бабера за исключением самого главного – он служил в первую очередь Каладиусу, затем – себе, а уж после – королю. У Бабера король был на втором месте.

– Много?

– Между собой у многих это уже вошло в обиход, ваше величество.

– Так какого дьявола вы бездействуете? – взревел Конотор. – Или вы тоже уже считаете её своей королевой?

– Если ваше величество прикажет, я подготовлю списки…

– К свиньям собачьим ваши списки, Стеннель! Просто прекратите это! А что сама герцогиня? Как она относится к этому?

– В обращении к герцогине её обычно титулуют «ваша светлость». Впрочем, раз или два горничные случайно употребляли обращение «ваше величество».