Увы, в последнее время звезда рода Пантатегов, кажется, безнадёжно закатывалась за горизонт. Всё началось с того, что сразу двое дядей Вилиодия и Пеллионоры были арестованы лет двенадцать назад. Один из них позже умер в тюрьме, а судьба второго была неизвестна до сих пор. Вероятно, он всё так же гнил заживо в каком-нибудь сыром каземате, если смерть ещё не сжалилась над ним.
По счастью, злая судьба миновала третьего, старшего брата, который, в отличие от двух младших, отправившихся искать счастья в столицу, остался в родовом гнезде, чтобы присматривать за ним. Во всяком случае, герцог Гериорд Пантатег не был арестован, хотя вполне могло бы случиться и так.
Однако же по приказу короля земли «мятежных» братьев были отчуждены в пользу короны, причём при межевании королевские чиновники не слишком-то аккуратничали, а герцог Гериорд находился не в том положении, чтобы одёргивать их. В результате едва ли не лучшие пахотные земли и строевые леса были потеряны. То, что осталось, на две трети было покрыто древними чащобами, глухими и непроходимыми.
С тех пор благосостояние древнего рода пошатнулось. Доходы от оброка сократились более чем вдвое. Герцог Гериорд пробовал заняться торговлей лесом, но и здесь не преуспел – затраты были слишком высоки, а барыш оказался ничтожен. Всё-таки потомственный аристократ был не слишком-то хорошим торговцем, и в конце концов он просто бросил всё, пока ещё не успел загнать семью в долговую яму.
Но все прошлые неудачи померкли перед ужасом, накрывшим род Пантатегов семь месяцев назад. Ни Вилиодий, ни Пеллионора так и не поняли – что же произошло. Стояла середина лета, и семейство жило в летнем особняке на берегу живописного лесного озера – мрачноватого, но обладающего своеобразным шармом. И однажды ночью случился страшный пожар. Что загорелось – так и осталось неясным, но правое крыло имения выгорело просто до углей. Крыло, в котором находилась спальня родителей.
Брат и сестра успели выбраться из задымленного дома. Успели выбраться и большинство слуг, поскольку их комнаты, в основном, находились как раз в левом крыле, так же как и спальни господских детей. В пожаре погибло всего восемь человек, но двое из этих восьмерых были герцог и герцогиня Пантатеги.
И вскоре на осиротевших детей, внезапно унаследовавших громкий титул и огромные долги, накинулись кредиторы. Не обладая достаточным опытом, Вилиодий допустил несколько промахов, поставивших их на грань существования. Пытаясь отсрочить выплаты кредитов, он выдал несколько закладных, в том числе и на родовой замок Пантатегов. Увы, но отсрочка дала им лишь несколько лишних месяцев. Она не могла сотворить чуда и отыскать те средства, что требовались, чтобы успокоить кредиторов.
Вскоре стало ясно, что юный герцог допустил роковую ошибку. Считанные месяцы оставались до того, чтобы замок перешёл в руки новых владельцев. И тогда новые герцог и герцогиня Пантатеги наконец решились.
Они оба боялись ехать ко двору, помня, что случилось там с их дядями. Но Вилиодий понимал, что если им удастся занять место, подобающее их происхождению, те мелкие дворянчики и ростовщики, что сейчас выжимали из них последние соки, враз потеряют весь свой пыл. Пеллионоре едва исполнилось пятнадцать, но в те времена даже благородные девицы иногда выходили замуж в эти годы, а среди простолюдинок вполне можно было встретить и двенадцатилетних невест. Брак с богатым и родовитым придворным мог бы спасти финансовое положение их семьи.
Брат честно поговорил обо всём этом с сестрой, и та, хотя и пролила немало слёз, но согласилась, что другого выхода нет. Собрав остатки денег и взяв с собой единственного слугу, который одновременно должен был служить и кучером, герцог и герцогиня выехали из родового гнезда, надеясь, что однажды они ещё смогут вернуться сюда.
Зимняя дорога была сурова и довольно опасна, поскольку западные провинции всё ещё переживали последствия минувшего неурожая и эпидемии синивицы. Потомки одного из древнейших родов Латиона ночевали в постоялых дворах, зачастую засыпая прямо в общих комнатах на лавках у стола, чтобы сэкономить и без того скудные средства. По счастью, они выглядели столь бедно, что никто не позарился на их жалкие гроши, и путешествие обошлось без неприятных приключений, хотя они затратили вдвое больше времени против того, сколько требуется для этого хорошим лошадям и по хорошей дороге.
И вот в двенадцатый день месяца слидия[97] 1345 года руны Кветь герцог Вилиодий и его сестра въехали в так называемые Кидуанские ворота Латиона.
Говоря о том, как прекрасен Латион, Вилиодий, конечно, лукавил, дабы хоть немного поднять настроение сестры. Заметённые снегами дома в этот предсумеречный час выглядели довольно хмуро, да и кварталы Нового города явно не могли похвастаться архитектурными шедеврами. Ни сам герцог Пантатег, ни его старый слуга, зябнущий на козлах, никогда не бывали в столице, и совершенно не знали, куда податься. Было ясно одно – явиться ко двору в таком виде было совершенно неприемлемо.
– Найди какую-нибудь недорогую гостиницу, мой добрый Курро, чтобы нам переночевать, – приоткрыв дверцу кареты, обратился юноша к своему кучеру-слуге.
– Хорошо, ваша светлость, – откликнулся тот.
Вскоре экипаж остановился. Выглянув, Вилиодий заметил припорошённую снегом вывеску «Старый сапожник». Гостиница была явно не из дорогих, это было сразу понятно по её внешнему виду. Это было как раз то, что нужно, поскольку дорожный кошель брата и сестры заметно отощал за время путешествия. Курро, кряхтя, слез с козел, пытаясь разогнуть замёрзшие и онемевшие члены, и вошёл внутрь. Через минуту он вышел и, отворив дверцу кареты, церемонно до комизма произнёс:
– Ваши светлости, попрошу следовать за мной.
Несмотря даже на грусть, Пеллионора не выдержала и прыснула:
– Тебе бы быть мажордомом, Курро! Только ливреи не хватает.
– Позвольте ваш багаж, моя госпожа, – не поведя бровью, поклонился старик.
– Весь мой багаж – это узелок, который я могу нести и сама, и тебе это прекрасно известно. Возьми лучше саквояж.
Курро вновь поклонился, а затем отправился отвязывать большой саквояж, притороченный на запятках кареты. Брат и сестра тем временем вошли в гостиницу. Несмотря на бедный вид экипажа и небогатую одежду, опытный глаз трактирщика тут же распознал благородных людей, поэтому он был весьма вежлив с молодыми людьми. Им выделили небольшую одиночную комнатку, поскольку Вилиодий уже приноровился спать на полу, а старый слуга вполне неплохо устраивался и в общей комнате.
– Завтра мы отправимся ко двору, – дрожа не только от холода, но и от волнения, произнёс молодой человек, едва они остались одни.
– Ты собираешься показаться при дворе в таком виде? – воскликнула Пеллионора, разглядывая брата в тусклом свете масляной лампы. – Я не хочу, чтобы над нами потешались как над нищими провинциалами! Завтра мы отправимся, чтобы найти себе достойные наряды.
– У нас не так много денег, сестрёнка, чтобы разбрасываться ими!
– Продадим карету! Продадим лошадь! Теперь они нам уж ни к чему! Но мы должны произвести впечатление, разве нет? Хороши будут герцог и герцогиня Пантатеги, которые заявятся к королю, одетые как площадные замарашки!
Вилиодий знал, что сестру не переубедить, и уж тем более – в данном вопросе. Кроме того, он до сих пор чувствовал перед ней глубочайшую вину за происходящее – ему казалось, что он продаёт Пелли ради того, чтобы сохранить родовой замок. Поэтому больше он не спорил. Если сестра хотела принарядиться – он сделает всё для этого. Если надо будет, он продаст и отцовскую шпагу, которая сейчас лежала в том самом саквояже под грудой одежды.
На следующий же день оба они направились в лавку готового платья, которую посоветовала им жена трактирщика. Услыхав, что молодые люди собираются предстать ко двору, она направила их в Старый город, дав в провожатые своего десятилетнего сына. Отправились пешком, потому что Вилиодию очень хотелось посмотреть город.
