В общем, от всей фигуры Каладиуса так и веяло таинственностью и даже, можно сказать, легендарностью. Вероятно, Келдон очень красочно передал все те небылицы, которые услыхал ранее от великого мага, а также, вполне возможно, приукрасил многие из них. И теперь придворные взирали на идущего мимо них человека, словно на какого-то героя древнего эпоса, внезапно сошедшего на землю.
Его величество король Тренгон, пожилой мужчина с довольно неопрятной внешностью и подрасплывшейся с годами фигурой, нетерпеливо поджидал неспешно идущего волшебника, так сильно накренившись вперёд на своём троне, что, казалось, он вот-вот клюнет носом вниз и упадёт на ведущие к престолу ступени. Он буквально пожирал глазами чёрную долговязую фигуру.
Рядом с троном стояло несколько человек. Одного из них Каладиус знал, поскольку это был принц Келдон собственной персоной. Его высочество радушно улыбался, и на мгновение великому магу показалось, что принц торжествует, словно купаясь в лучах славы древнего волшебника. Лишь протокол и этикет не давали великому князю сбежать со ступеней навстречу этому человеку-легенде.
Физиономии остальных были не в пример кислее. Особенно скуксился седовласый старик с длинными сальными волосами, схваченными в небрежный пучок. По нескольким мангиловым украшениям на его груди и пальцах было несложно догадаться, кто он. Но даже будь он совершенно нагим и безо всяких украшений, Каладиус сразу понял бы, что этот старец – главный придворный маг Анцидиус. Слишком уж красноречивыми были та высокомерная неприязнь пополам с глубоко запрятанным страхом, что он прочёл на его лице.
Ещё одним хмурым человеком у трона был, судя по всему, первый министр королевства Тишон. Но этот, похоже, просто всегда был в дурном настроении, словно каждое утро завтракал битыми бутылками. Он, по крайней мере, в отличие от Анцидиуса, не видел в приближающемся волшебнике угрозу своему положению.
Третьим из этой компании был, судя по всему, младший сын короля, принц Дейвон. Он был разительно похож на старшего брата, и если бы не густая каштановая борода, доходящая едва ли не до груди, их, наверное, вполне можно было бы перепутать, хотя Келдон был на несколько лет старше. Принц Дейвон единственный из всех выглядел едва ли не равнодушным к происходящему. Впрочем, как позднее узнает Каладиус, младший брат Келдона обычно бывал равнодушным вообще ко всему.
Ну и четвертым был человек в арионнитских одеждах, стоящий чуть особняком. Не нужно было иметь много ума, чтобы понять, что это – верховный жрец Арионна Каихи. Эти странные служители культа, достигая определённых высот в своей иерархии, имели привычку принимать какие-то совершенно непроизносимые имена. Несмотря на то, что в Латионе официально были разрешены все три конфессии, на практике арионнитство всё равно оставалось доминирующим – ассианство по-прежнему было узкой, едва ли не профессиональной религией и не имело столь грандиозной структуры, а от протокреаторианства, хоть и признанного на государственном уровне, большая часть населения по-прежнему старалась держаться подальше.
Каладиус приблизился к престолу без какого-либо подобострастия. Он подошёл спокойно – так, словно делал это ежедневно. Поклонился королю – опять же, не выказывая излишнего раболепия, со сдержанным достоинством. После этого он дружески улыбнулся принцу Келдону. Что же касается прочих – они удостоились лишь небольшого поклона, глубокого ровно настолько, чтобы не казаться простым кивком и не выглядеть пренебрежительно. Маг заметил, как при этом нервно дёрнулась щека мессира Анцидиуса.
– Я счастлив наконец видеть вас, мессир Каладиус! – провозгласил король, благодушным кивком отвечая на поклон. – Клянусь, мой сын уже прожужжал мне вами все уши!
– Его высочество был бесконечно добр ко мне, ваше величество, – в голосе Каладиуса едва слышалась лёгкая усмешка, так что никто из присутствующих не счёл эти слова самоуничижительными. – Я тоже, в свою очередь, счастлив предстать перед вами.
– Отдельно хочу поблагодарить за то, что спасли моего сына, мессир. Тем самым вы избавили королевство от множества ненужных хлопот и проблем.
Келдон усмехнулся, услышав подобную реплику, но, похоже, совершенно не обиделся. Видимо, подобные высказывания были вполне в характере короля.
– Я счастлив, что оказал вашему величеству эту услугу! – вновь поклонился Каладиус. – И счастлив, что сохранил жизнь наследника трона.
– Однако же мессир Анцидиус утверждает, что подобное невозможно, – с какой-то змеиной улыбкой вдруг произнёс Тренгон.
Каладиус понятия не имел, что тут творилось до его появления, но вполне предполагал, что давно уже превратился в больную мозоль придворного мага, и что король, не обладавший особенным великодушием, похоже, не упускал случая лишний раз задеть старика. Вот и сейчас эта фраза была сказана не от наивности – кажется, Тренгон собирался стравить двух великих магов. Он заметил, как блеснули от гнева глаза Анцидиуса, и как он побледнел от досады.
Каладиус воспринял это как своеобразную проверку. Он мечтал о главных ролях при дворе. Он мечтал быть верховным магом. И он понимал, что одного желания здесь мало. Подобно матёрому одинокому волку, забравшемуся на территорию другой стаи, ему нужно было показать свои клыки и доказать, что он способен стать вожаком.
– Полагаю, ваше величество, что многие могут сказать, что управлять в одиночку таким великим королевством как Латион тоже невозможно, однако же вот вы тут, и вполне успешно с этим справляетесь, – Каладиусу произнёс эти слова, граничащие с дерзостью, совершенно спокойно и доброжелательно, глядя прямо в лицо короля.
Придворный маг дёрнулся, словно от пощёчины. Он не вспыхнул от гнева, как это сделало бы большинство людей. Вместо этого он смертельно побледнел и что-то тихо прошипел, оскалив довольно неплохие для его возраста зубы. Король же, взглянув на Анцидиуса и оценив его реакцию, добродушно захохотал.
– Клянусь честью, отлично сказано, мессир! Вижу, вы за словом в карман не лезете! Не каждый в подобной ситуации поведёт себя столь самоуверенно. Поверьте, мессир Анцидиус – страшный враг! Иногда он даже меня так буравит своими чёрными глазищами, что я потом велю слугам внимательно оглядеть кафтан – не появилась ли на нём пара новых дыр!
– Ваше величество, я прожил на свете достаточно долго, чтобы перестать бояться сильных мира сего, – спокойно проговорил Каладиус, понимая, что сейчас он ступает по лезвию ножа. – Однажды, когда я был в Саррассе, я наблюдал торжественный выезд императора. Собралось множество людей, улицы были заполнены так, что солдатам приходилось отталкивать людей щитами и древками копий. Император ехал верхом на великолепнейшем саррассанском скакуне, который один стоил как целый корабль. Богатейшая сбруя, великолепный наряд самого монарха… И рядом шёл человек, который осторожно придерживал императора, чтобы тот не свалился с седла. Потому что правителю Саррассы едва исполнилось два года, и хотя стремена укоротили под его ножки, он всё равно держался неуверенно на крупе рослого скакуна. Знаете, ваше величество, как звали этого юного монарха? Синтилла, отец прадеда нынешнего императора Саррассы.
Это был очень сильный ход, и Каладиус давно к нему готовился. И сейчас он радовался, что ему так быстро представилась возможность ввернуть эту историю. Он прочитал когда-то давно о мальчике-принце, которому пришлось стать императором после того, как оба его родителя внезапно умерли, и вот теперь эта история пригодилась. Каладиус уже не боялся, что его поймают на лжи. Он понял, что если врать вдохновенно и не скупиться на мелкие детали – люди будут верить в это безоговорочно.
Этот рассказ произвёл впечатление. Большинство из тех, кто находился в тронной зале, похоже, только сейчас осознали, насколько древним был этот человек. В этом была проблема больших чисел – их трудно понять. Скажите небогатому человеку, что кто-то владеет тысячами латоров[94] – и они удивятся этому, но совершенно абстрактно. Но скажите, что у него столько денег, что он может в течение месяца скупать за раз все товары на городском рынке – и вы увидите благоговение в его взоре.
