***

Каррис был наркоманом, и это отметил бы уже всякий, кто его увидел. От нюхальщиков кашаха он отличался лишь более адекватным поведением. Дурная трава вообще, в отличие от того же кашаха, обычно умиротворяла людей, делая их счастливее, пусть счастье это и было всего лишь наркотической иллюзией. Те, кто сидел на кашахе, обычно бывали очень агрессивны, или же тупели почти до скотского состояния.

Однако же пристрастие Карриса влияло на него весьма пагубно. Он очень осунулся, в том числе и оттого, что стал мало и нерегулярно есть. Большую часть дня он проводил в наркотическом дурмане, в мире эйфорических грёз. Это не значит, что он лежал в постели, уставившись в потолок. Напротив, он зачастую ощущал необычайный прилив энергии, хватался за книги. Однако через какое-то время неизменно был вынужден признать, что смысл написанного постоянно ускользает от него, а те немногие крохи, что проникали в сознание, вскоре забывались. Причём каждый раз мага не покидало ощущение, что он понял нечто важное, но не смог это удержать.

Дни превратились в одну сплошную череду, разделяемую лишь приёмами отвара. Каррис лишь приблизительно мог определить количество прошедших дней по объёму содержимого бутыли. Но это нисколько не беспокоило – напротив, юноша упорно затыкал все бреши в стене, воздвигнутой дурной травой. Иногда в нём начинали шевелиться мысли прежнего Карриса, призывающие что-то делать со сложившимся положением, но этот, новый Каррис давил из безжалостно, словно личинок. Падать было так легко, и так приятно!

Иной раз молодой маг говорил себе, что ему просто необходим отдых. Что сейчас ему важно справиться с болью физической и духовной, а потом он, отдохнувший и обновлённый, вновь вернётся к своей нелёгкой жизни, к своему пути. Он отмахивался подобными отговорками всякий раз, когда у него возникали проблески сознания. Он не ставил каких-то конкретных сроков, не проводил определённой черты, словно боясь поймать себя самого на лжи. Главное – убеждал он себя – однажды я остановлюсь.

Прошло несколько недель. Каррис уже дважды ходил, чтобы возобновить запас зелья. Он всё больше терял связь с реальностью, и это могло вскоре привести к серьёзным проблемам. Кажется, владельцы его апартаментов становились всё обеспокоенней в отношении своего жильца, хотя тот по-прежнему исправно платил за обе комнаты, несмотря на то, что одна из них пустовала. Его терпели, потому что он не дебоширил, да и вообще был практически незаметен. Однако его образ жизни совершенно не соответствовал представлениям об образе жизни жильцов подобных апартаментов, так что то, когда его попросят на выход, оставалось лишь вопросом времени.

Каррис всё ещё не испытывал недостатка в средствах. Каладиус, привыкший жить на широкую ногу, хранил весьма приличный запас денег в квартире, да и сам бывший ученик мага накопил неплохой капитал. Увы, отныне доступ к кажущемуся неисчерпаемым счёту Каладиуса был закрыт, но в ближайшие месяцы это не должно было стать проблемой. Даже при таком образе жизни Каррис вполне безбедно мог бы существовать полгода, а то и больше.

Но вопрос денег совершенно не волновал молодого человека. Его уже хорошо знали в переулке, благо трудно было спутать его ошпаренное лицо с каким-то другим. И он был весьма желанным клиентом, поскольку никогда не считал деньги. Было совершенно очевидным, что и мерзкая старуха, и все её подельники неплохо наваривались на каждом визите Карриса.

Так прошла большая часть лета. Каррис медленно умирал, но находился в блаженном неведении относительно этого. Некому было схватить его за руку, некому было отхлестать его по щекам и окунуть в бочку с водой. Однажды, спустя примерно пару недель после расставания, к нему наведался мэтр Шабриан. Слуга доложил волшебнику о визите лекаря, но тот, ненадолго задумавшись, велел передать, что его нет дома. Вероятно, медикус расспрашивал слугу о состоянии жильца, а потому обо всём догадался. Так или иначе, но больше он уже не возвращался.

Падение же Карриса всё ускорялось. Теперь бутыль, которой раньше хватило бы на пару недель, заканчивалась меньше чем за неделю. Маг всё больше терял связь с реальностью, погружаясь во всё новые глубины разверзающейся перед ним бездны. Кажется, ему уже никто не мог бы помочь…

***

Перина промялась под весом – кто-то бесцеремонно плюхнулся на кровать. Лежащий на ней Каррис нехотя приоткрыл глаз – боль усиливалась, и нужно было бы уже принять новую порцию лекарства, но совершенно не хотелось шевелиться. Да, так и есть – на кровати кто-то сидел. В комнате было ещё достаточно светло – лучи заходящего солнца пробивались между небрежно задёрнутыми шторами, однако затуманенный наркотиком взгляд с трудом фокусировался на странном объекте.

– Очнулся? – насмешливо произнёс странный объект до боли знакомым голосом.

– Это вы? – Каррис довольно вяло попытался приподняться, но в нынешнем состоянии он столь же вяло отреагировал бы и на ушат кипятка.

– А кто же ещё? – всё с той же усмешкой отвечал гость.

– Что вы тут делаете?..

– Вообще-то это моя постель. Так что это мне следовало спросить тебя о том же.

– У меня галлюцинация… – Каррис плотно зажмурился, стиснув зубы, а затем вновь открыл глаза. Человек по-прежнему сидел на кровати на расстоянии чуть больше вытянутой руки.

– С чего вдруг такой вывод? – был ли гость галлюцинацией или нет, но он откровенно потешался над несчастным наркоманом.

– Вы мертвы…

– Похоже, ты слил остатки мозгов в нужник, мессир Каррис, коль позабыл главный закон Сферы – мёртвое не может воскреснуть. Я здесь, следовательно, я не мёртв.

– Это галлюцинация, – вновь повторил Каррис, пытаясь, главным образом, убедить себя самого. – Я просто перебрал с настоем. Вы не можете быть здесь, ведь я убил вас.

– А может быть, ты ошибся? – ухмыльнулся Каладиус. – А что если ты по ошибке убил себя, а не меня?

Каррис не понял, что произошло. Возможно, он моргнул, хотя ему казалось, что глаза его всё ещё расширены от удивления и беспокойства. Однако же тот, кто ещё мгновение назад был Каладиусом, вдруг словно превратился в его собственное отражение. Одежда не изменилась, но лицо теперь было определённо его собственным. От этого внезапно подступила тошнота.

– Так-то, мессир Каррис. Или лучше обращаться к тебе «мессир Каладиус», а? И коль уж ты такой непревзойдённый логик, то ответь: кто же из нас умер, если Каладиус жив?

– Мне просто нужно проснуться… – жалобно пробормотал Каррис, чувствуя, что по лбу струится холодный пот. – Это галлюцинация.

– Что ты ухватился за это слово, как тонущий за ветку? – поморщился Каладиус. – Почему бы вместо этого не поболтать со своим учителем, не предложить ему вина? Хотя откуда у тебя взяться вину?.. – брезгливо выпятил губу маг, глядя на мутноватую бутыль, четверть которой была заполнена настоем. – И всё-таки я плохо учил тебя, мессир Каррис. Похоже, ты забыл, что ещё в нашу первую встречу я предостерегал тебя от дурной травы.

– Это моё обезболивающее средство, – в голосе Карриса внезапно прозвучали оправдывающиеся нотки.

– Тебе не кажется, что ты несколько злоупотребил им, если у тебя, по твоим же собственным словам, уже начались галлюцинации?

– Как только раны заживут, я прекращу. А пока же мне слишком больно без снадобья.

– Прошло уже больше трёх месяцев, – фыркнул Каладиус. – Ожоги давно затянулись. Вся твоя боль – лишь в твоей голове. Она лишь оправдание для этого, – и он небрежно кивнул на бутыль с настоем.

– Вам-то какое дело? – неловко огрызнулся Каррис.

– Ты – всё, что осталось от меня, сопляк, и ты ещё спрашиваешь, какое мне до всего этого дело? – всё насмешливое благодушие как ветром сдуло с потемневшего лица мессира. – Да мне хочется выдавить пальцами твои глаза, когда я вижу, во что ты превратился! Помнишь, мессир Каррис, как мы мечтали стать величайшими магами мира? Как хотели держать в своих руках нити судеб целых народов? Так вот, даже в тот день, когда тебя пороли розгами во дворе моего кузена за пару украденных куриц, ты не был так далёк от этого как теперь! Потому что тогда ты был всего лишь деревенским пастушком, а теперь ты – просто ничтожество!