Вокруг была темнота, и Каррис не сразу понял, где он находится и что произошло. Однако память вернулась довольно быстро, а вместе с нею и странные и довольно неприятные ощущения на лице. Он попытался осторожно открыть глаза, но ничего не вышло – веки были словно приклеены.

– Благодарю, Чандри, – второй голос был низким и приятным баритоном. – Вы слышите меня, мессир? Подайте знак, если слышите.

Ни открыть глаз, ни разлепить губ Каррис не мог. Вместо этого он слегка мотнул головой в сторону, откуда слышался голос.

– Прекрасно! Не беспокойтесь, вскоре чувствительность вернётся. Вы находились под лошадиной дозой наркотика, когда вас привезли ко мне, так что придётся немного потерпеть. Через несколько минут контроль над телом вернётся. Я оставлю вас, но вскоре вернусь. С вами пока побудет Чандри.

Послышались удаляющиеся шаги, а затем мягко хлопнула дверь. Судя по всему, в комнате оставалась ещё некая Чандри, но ни один звук не выдавал её присутствия. И это было к лучшему. Каррису нужно было собраться с мыслями, собрать волю. Ему предстояло впервые выйти на сцену в театре, в котором зритель, если не получится его убедить, не освистает и не покинет зал, а пожалуй что и убьёт незадачливого артиста.

Медикус с приятным голосом оказался прав – через некоторое время тело стало понемногу напоминать о себе. Онемение проходило, сменяясь лёгким покалыванием. Сколько же он пролежал так? Тело порядком затекло. Увы, но вместе с контролем возвращалась и боль, и не только в онемевших членах. То, что поначалу казалось неприятными ощущениями на лице, теперь понемногу превращалось в жжение.

Судя по всему, в какой-то момент он застонал, потому что тут же услышал участливый голос:

– Потерпите немного, мессир, мэтр Шабриан сейчас вернётся. Он облегчит вашу боль.

И действительно, через две-три минуты дверь вновь хлопнула.

– Ну как наш больной? – бодро поинтересовался тот, кого назвали мэтром Шабрианом.

– Страдает, мэтр.

– Ну это хорошо! Значит, он как минимум жив. Страдание – есть жизнь, не так ли, мессир?

Каррис предпочёл бы вместо подобных сентенций глоток-другой настоя дурной травы. Но для начала было бы неплохо открыть глаза. Он уже несколько раз пытался это сделать, но безуспешно.

– Вы, должно быть, пытаетесь открыть глаза? Это будет затруднительно. Боюсь, веки склеились из-за выделений. Подождите немого, мы постараемся исправить это досадное недоразумение. Чандри!

Помощница медикуса, похоже, была отлично вышколена, так что ему не требовалось даже пояснять, что ей надлежит делать.

– Сейчас я осторожно протру ваши глаза, мессир. К счастью, они совершенно не пострадали. У вас преотменнейшая реакция, мессир! Вы вовремя успели защитить глаза рукой, а не то дело было бы совсем плохо.

Каррис ощутил тёплые, мягкие и влажные прикосновения к глазницам. Мэтр Шабриан легчайшими прикосновениями мягкого тампона, смоченного, вероятно, в тёплой воде, проводил по векам. Наконец одно веко слегка приоткрылось, но маг почти ничего не успел разглядеть кроме комочка корпии, порхающего у глаз. Единственное, что он отметил – то, что комната была достаточно ярко освещена, но не солнечным светом, а свечами. Выходит, либо на дворе была ночь, либо окна были плотно зашторены. Вскоре поддалось и второе веко, а ещё через минуту глаза наконец-то смогли раскрыться.

– Ну вот, так уже гораздо лучше, не правда ли, мессир? – теперь Каррис видел смуглого крупного мужчину с широким пухлым лицом и короткой щетиной волос на голове. – Зрение – бесценнейший дар богов, я не устаю это повторять! И теперь, когда вы можете меня видеть, позвольте представиться. Зовут меня мэтром Шабрианом. А вы, насколько я понял, небезызвестный мэтр Каладиус? Я наводил о вас справки, уж простите.

Боль становилась всё сильнее, поэтому Каррис был не расположен к беседе. Кроме того, губы его по-прежнему были сомкнуты, и любая попытка хоть немного разомкнуть их вызывала лишь новую боль.

– Вижу, вам хотелось бы что-то сказать, мессир? – улыбнулся лекарь. – Погодите, не всё сразу! Я наложил на ваше лицо повязку с особой мазью моего собственного приготовления, которая должна предотвратить заражение ожога. Позже, ближе к ночи, я обновлю повязку. Тогда и скажете то, что хотели, если будет желание. А пока вам лучше бы поспать. Полагаю, вам сейчас должно быть очень больно. Простите, я не могу дать вам больше настоя бикутис батхис, и не только потому, что ваши губы плотно закрыты тканью. Просто если я вновь дам вам настоя после той дозы, что влил в вас тот коновал, ваше сердце может этого не выдержать.

Вполне возможно, Шабриан напрасно костерил того лекаря, что привёз Карриса сюда. Он ведь не мог знать, что волшебник также употребил настой перед этим. Но в любом случае для больного это означало то, что с болью придётся справляться самостоятельно. И это сильно подпортило и без того неважное настроение Карриса.

– Чандри будет неподалёку, мессир. Я оставлю здесь колокольчик. Вот он, рядом с вашей рукой. Вам достаточно лишь слегка позвонить. Отдыхайте. И постарайтесь уснуть. Сон – лучший помощник лекаря!

Уходя, Шабриан задул почти все свечи, оставив лишь одну. Оставшись в одиночестве и наедине со своими мыслями и болью, Каррис, кажется, меньше всего хотел спать. Будущее было неопределённым, и о нём, кажется, нужно было бы думать и думать, но именно эта громадность свершающегося отпугивала. Было совершенно неясно, с какой стороны подступать к этому кому, тем более, когда мысли путались от боли и наркотического дурмана.

Но этот невыветрившийся дурман, с другой стороны, замедляя бег мыслей, сводил их обратно в тяжёлую дрёму, и Каррис совершенно не хотел противиться этому. Больше всего ему сейчас хотелось уснуть, чтобы на время избавиться от боли. Он надеялся, что потом мэтр Шабриан окажется всё же достаточно гуманным, чтобы использовать те или иные обезболивающие средства.

Сон долго не шёл к измученному магу, но в конце концов всё же смилостивился над ним.

***

Следующие несколько дней обернулись настоящим кошмаром. Каррис купался в море боли, которая бывала более или менее сильной, но никогда не исчезала совсем. Она отголосками доносилась даже в тяжёлых, бредовых снах. Самое обычное движение вроде моргания причиняло страдание – всё лицо было покрыто какой-то коркой, так что малейшее движение лицевыми мышцами тревожило её и причиняло боль.

Самыми жуткими моментами были перевязки. Якобы чудодейственная мазь мэтра Шабриана смешивалась с сукровицей и гноем, и словно клеем прихватывала ткань к ране. Когда лекарь пришёл, как и обещал, для первой перевязки, то сразу объявил, что мессиру потребуется всё его мужество. Кроме мужества он предложил ещё и какой-то обезболивающий эликсир, который, якобы, не содержал сока дурной травы и был более безопасен для пациента, но проблема была в том, что для того, чтобы влить его в рот, сперва нужно было освободить губы от повязки.

Кстати, Каррис с некоторым удивлением узнал, что Чандри, помощница Шабриана, оказалась вовсе не девушкой, а тщедушным пареньком лет двенадцати. Именно его несломавшийся ещё голос и ввёл мага в заблуждение. Удивительно, но в столь юном возрасте Чандри оказался весьма ловким и умелым помощником, незаменимым для лекаря. Он нисколько не боялся ни крови, ни гноя, ни разверстых ран, равно как и тяжёлой работы. Он проводил множество процедур вместо своего наставника, и по лицу мэра Шабриана было видно, насколько тот доволен умелостью ученика.

Однако, какой бы лёгкой рукой не обладал Чандри, но безболезненно снять повязку с лица он не мог. Каррис замычал от боли, едва только небольшой краешек материи с хрустом оторвался от истерзанной кожи. А вскоре он уже орал, дёргаясь всем телом.

– Кричите, мессир, кричите! Это поможет, – приговаривал Шабриан, также понемногу срывая повязку. – Сейчас освобожу рот и тотчас дам питьё.

Но Каррису показалось, что прошла вечность, прежде чем ему в рот полилась спасительная жидкость. И ещё одна вечность прошла, прежде чем боль действительно стала отступать. Она по-прежнему была сильна, но теперь хотя бы не грозила его убить. Эта боль была на самой грани нестерпимости.