– Думаю, это не просто дурацкие условности, мессир, – скептически качнул головой Каррис. – За всю историю Ордена подобного прецедента ещё не было.
– Не было, так будет! – с великолепной самоуверенностью воскликнул маг. – Да где же мой ужин, во имя всех преисподен?
Каррис промолчал. Весь этот авантюризм начинал порядком действовать ему на нервы. Складывалось впечатление, что мессир отчаялся придумать хороший план их полной легализации, а потому хватается за самые абсурдные прожекты, лишь бы показать свою важность. Юноша подозревал, что с того самого дня, как Каладиус выдал его услуги за свои, он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Он становился посохом, который когда-то был необходим путнику, поскольку его нога была повреждена, но теперь она стала здорова, и надобность в посохе отпадала.
Увы, в такие минуты Каладиус при всей своей важной заносчивости, при всей напыщенности и напускном самодовольстве становился необычайно смешон и жалок. И это было плохо, потому что окончательно рушило устоявшуюся парадигму «учитель-ученик». Маг стремительно терял то уважение и даже благоговение, которое когда-то испытывал к нему его воспитанник. Наверное, он сам это чувствовал, поэтому и совершал такие вот нелепые поступки.
– О, а вот и ужин! – воскликнул Каладиус. – Скорее тащи сюда свой поднос, приятель, а не то я сейчас проглочу тебя!
Маг жадно набросился на принесённые яства, что позволило заполнить паузу в разговоре. Каррис всё это время читал, или делал вид, что читает. Каладиус понимал, что продолжать разговор придётся ему.
– Тебе как будто не нравится мой план, мессир Каррис? – нарочито бодрым голосом наконец произнёс он.
– Вы как будто всерьёз считаете это планом, мессир? – более желчно, чем ему бы хотелось, парировал Каррис.
– Почему бы и нет? – Каладиус проглотил эту дерзость. – Если мы станем адептами одного из самых могущественных орденов мира – это раз и навсегда решит все наши проблемы. Тогда ни к чему будет и добиваться восстановления прав в Академии, по крайней мере, на какое-то время.
– В таком случае, для чего мы вообще совершали все эти путешествия? Коль уж мы всё равно уповаем на вероятность, которая близка к нулевой, то могли бы сразу направиться в Латионскую Академию и объявить себя полноправными академиками!
– Вижу, ты хороший критик, мессир Каррис! – не совладав с гневом, воскликнул Каладиус. – А что ты вообще сам сделал для того, чтобы решить проблему? У меня есть хотя бы такой план, а что есть у тебя?
– У меня есть дар! – отрезал Каррис.
Вся спесь моментально слетела с Каладиуса. Он побледнел одновременно от стыда и от гнева. Вилка бессильно звякнула, выпав из его руки, и маг раздражённо отпихнул блюдо от себя.
– Ты всегда будешь припоминать мне это, да? – с горечью спросил он, но уже не повышая голоса.
– Просто не давайте мне повода для этого, – против воли Каррис почувствовал укол раскаяния. – Я уже не тот пастушок Олни, которого вы вытащили из хлева, и вам пора это понять.
– Кажется, я уже понял, – справившись с волнением, Каладиус вновь пододвинул тарелку и безо всякого аппетита принялся жевать.
– Простите, мессир, – не потому, что хотел, а потому что был должен, произнёс Каррис через некоторое время. – Я вышел за рамки и наговорил того, чего не следовало. Вы хотели рассказать ваш план?..
– Нет никакого плана, мессир Каррис, – устало проговорил Каладиус. – Ты был прав. Я просто написал в башню Кантакалла просьбу об аудиенции, совершенно непонятно на что надеясь. Глупость всё это…
– И они удовлетворили вашу просьбу?
– Они ожидают нас послезавтра в восемь пополудни.
– Надеюсь, мессир, к тому времени вы вернёте всё ваше нахальство и красноречие, – подмигнув, Каррис попытался весело улыбнуться, но получилось довольно натянуто. – В конце концов, мы ведь ничего не теряем! Убеждать людей – ваш талант. Может быть, нам действительно повезёт!
***
Каррис был вовсе не рад возвращению в Золотой Шатёр. Сейчас, когда жара не была уже такой одуряющей, запахи тоже, казалось, несколько стушевались, но всё же столица империи по-прежнему была отталкивающе отвратительной. Однако по мере подъёма на холм Койфар ситуация менялась – дома становились всё опрятнее, улицы – чище, а прохожие всё больше походили на людей, а не мертвецов, вылезших из собственных могил.
Наконец они достигли высокой свежевыбеленной стены, которая отделяла Нижний город от Верхнего. Дальше лежали кварталы, селиться в которых было дано лишь избранным, а ещё выше, на вершине громадного холма, расстилалась Сады Императора – дворцовый комплекс, в котором жил правитель Саррассы и его приближённые.
Привратная стража сурово потребовала пропуск, без которого попасть в Верхний город не представлялось возможным. К счастью, у Каладиуса подобные пропуска были, так что для них отворили небольшую калитку, проделанную в массивной створке ворот.
Здесь был уже совсем другой мир. Вонь нищих кварталов не доносилась сюда, а лёгкий бриз приносил свежий запах моря. Дома словно состязались в помпезности и дороговизне, что далеко не всегда шло на пользу общему восприятию. В отличие от улиц Нижнего города здесь было почти безлюдно, несмотря на то что жара уже спала, а осеннее вечернее небо было уже почти совсем чёрным. Повсюду горели масляные фонари, источающие благодаря цветным стёклам свет всех радужных тонов.
– Никогда не скажешь, что это – тот же город, что и внизу… – тихонько пробормотал Каррис, озираясь. – Во всех городах есть бедные и богатые кварталы, но нигде нет такой чёткой границы и таких разительных отличий. Как люди подобное терпят? Императору следовало бы обеспокоиться возможностью бунта…
– Полно, мессир Каррис! – шикнул на него Каладиус. – Эти речи не для кварталов Койфара! Впрочем, не могу не заметить, что Саррасса выстояла даже тогда, когда рухнула Кидуанская империя. Ты идёшь, мессир Каррис, по улицам одного из древнейших городов мира! Так что сама история доказывает твою неправоту.
– Но как такое возможно? Как может столько тысячелетий существовать общество, столь радикально расколотое?
– Всё очень просто, друг мой. Всё благополучие империи зиждется, пожалуй, всего на трёх вещах – традициях, той стене, что разделяет Верхний и Нижний город, а также на вечном поиске внешнего врага.
– Что вы имеете в виду, мессир?
– Ну конечно! Почтение к императору и его свите, принятие древних законов, благословляющих неравенство – это традиции, впитываемые жителями Шатра с молоком матери. Стена ограничивает Верхний город, отделяя тех, кто здесь от тех, кто там, а также тех, кто там от тех, кто здесь. Те, что за стеной, не видят всего этого великолепия, они настолько свыклись со своей реальностью, что считают её нормальной. Те, кто здесь, так редко видят гной и грязь внизу, что почти забывают, что всё это существует. Покуда эти миры не смешиваются – им ничто не угрожает.
– А что за внешний враг, ведь Империя уже давно ни с кем не воюет?
– Воевать и готовиться к войне – совершенно разные вещи, причём одно с другим особенно и не связано. Спроси любого на улицах города – чего они боятся больше всего? Думаешь, кто-то назовёт голод, болезни или преступность? Уверен, что все они скажут, что опасаются лишь войны с Латионом. Да-да, именно с Латионом, который в это время и думать не думает о Саррассе, занимаясь своей вознёй на севере. Но кому какое до этого дело? Иметь хорошего внешнего врага – главное счастье любого правителя. Ведь им можно оправдать всё – нищету, жестокость законов. Единственное, что может заставить сплотиться бездомного нищего из нижних кварталов и богача с Койфара – желание сделать всё, чтобы не позволить коварному северному соседу захватить древние исконные земли. Беднота никогда не станет выражать недовольство, зная, что лишь этого ждёт хитрый враг. Нет, мессир Каррис, покуда у Саррассы есть хотя бы один сосед – её устоям ничего не угрожает!
За такими вот разговорами они постепенно добрались до врат Садов Императора, не боясь заблудиться, ибо все дороги на Койфаре, подобно лучам, стекались к его вершине. У ворот Садов были уже более придирчивые привратники, но в конце концов и они пропустили посетителей внутрь дворцового комплекса. Впереди на фоне чернеющего неба маячила высоченная башня Кантакалла – резиденция Ордена чернокнижников.
