Наконец экипаж подъехал к довольно большому особняку, который выглядел вполне респектабельно, а Олни так и вовсе назвал бы его роскошным, да и то лишь потому, что не подобрал бы более превосходного слова. Оказалось, что именно в этом доме Клай снял две смежные комнаты во втором этаже. На какое-то время он должен был стать жилищем для мага и его ученика.
Едва зайдя в свою комнату, Олни остановился, потрясённо глядя на свою будущую обитель. Никогда прежде он не видел такой роскоши. До сих пор роскошным ему казался дом сеньора Шейнвила, но теперь же он понимал, насколько ошибался. Конечно же, на вкус того же Клайдия особняк был неплох, но не более того – вполне сносен для того, чтобы жить в нём, и уж куда лучше безвкусных деревенских хором провинциального кузена.
Надо отметить, что в комнате Олни (как, впрочем, и во всех других комнатах, которые предназначались для сдачи внаём) был достаточно большой камин с великолепной кованой решёткой, в котором ласково плескалось яркое оранжевое пламя. Уже одно это было бы способно привести деревенского мальчика в неописуемый восторг. Но здесь кроме камина была ещё и кровать достаточно широкая для того, чтобы долговязый парень вполне мог бы спать и поперёк её.
Но главное – здесь был настоящий платяной шкаф. Даже в имении Шейнвила для хранения нарядов использовали громадные оббитые железом сундуки, а здесь был шкаф. Олни пожалел, что у него всего один комплект одежды, и ему пока просто нечего держать в этом великолепном лоснящемся предмете интерьера, таком огромном, что в нём можно было бы ночевать.
Пол был паркетным и до того начищенным, что Олни не смел и ступить по нему, боясь испортить своими кургузыми башмаками чистоту и невинность этого великолепия. Клай, стоя рядом, наслаждался тем впечатлением, которое комната произвела на его подопечного, и одновременно посмеивался над его деревенской неуклюжестью.
Да, Олни был счастлив. Правда, его восторг на некоторое время стушевался перед воспоминаниями о недавно умершей маме, когда он представил, как была бы она горда и счастлива, увидь своего сына посреди всего этого великолепия. Но долго сохранять минорность в подобных условиях было невозможно, тем более, что меньше чем через четверть часа в дверь постучал изящно одетый слуга с подносом в руках.
Отменно отужинав, Олни наскоро обмылся в специально отведённой для этого комнате, где стояла бадья, которую по требованию жильцов слуги наполняли горячей водой – он счёл кощунством немытым лечь на эти белоснежные простыни с тонким голубоватым узором из полевых цветов. И то верно – с пренебрегающего обычно гигиеной парня сошло столько грязей, что после несчастные служанки дважды надраивали лохань, чтобы отчистить её от коричневатого налёта.
– Завтра поутру отправимся к портному, – объявил Клай, заглянув перед сном к Олни. – Нужно одеть тебя во что-то приличное, не можешь же ты продолжать позорить меня своим видом! Постарайся забыть своё происхождение – отныне люди будут видеть тебя таким, каким ты им себя преподнесёшь. Заодно и поглядим, научил ли я тебя чему-нибудь…
Олни, хотя и не считал, что его внешний вид способен кого-то опозорить, возражать, разумеется, не стал. Он уже ест как барин, спит как барин. Если он ещё и одет будет как барин – он станет барином! Парень был достаточно самоуверен, чтобы быть уверенным в том, что в достаточной мере освоил уроки мессира.
Пока же он с блаженным стоном рухнул на свою безграничную постель, утонув в мягкой перине, словно в поляне одуванчиков. В камине весело потрескивали дрова, нагревая воздух и наполняя его приятным лёгким запахом дымка, так не похожим на тяжёлый чад от их домашнего очага. Мысли о домашнем очаге вновь вернули его воспоминания к маме, но он не успел даже как следует огорчиться, поскольку спустя несколько мгновений уже захрапел.
***
– Вполне неплохо, – оценивающе оглядев принарядившегося Олни, одобрительно кивнул Клай. – С десяти шагов и не скажешь, что ты родился в хлеву!
Они стояли у мутного зеркала в платяной лавке, и Олни с трудом узнавал в неясном отражении себя. Никогда ещё он не выглядел даже вполовину так блистательно, как теперь. Вот бы в этаком виде появиться в его деревушке! Олни даже зажмурился от удовольствия, представляя себе эту сцену.
– Что ж, теперь можно отправляться к портному, – хлопнув парня по спине, объявил Клай.
– Для чего ещё портной? – приятно удивился Олни, искренне недоумевающий, что ещё могло не нравиться мессиру.
– Не можешь же ты появиться в обществе в этом, – скривился Клай. – Тебя примут за торговца лесом, или, в лучшем случае, за мелкопоместного дворянчика вроде моего кузена. Истинный дворянин никогда не купит себе наряд в лавке готового платья! Мы отыщем маэстро, который сошьёт такую одежду, которая подчеркнёт все твои достоинства и скроет многочисленные недостатки. Нам нужно спешить – я хочу, чтобы твой первый наряд был готов уже к этим выходным. Уверен, что даже в городишке вроде Токкея найдутся какие-нибудь развлечения для нас.
С Олни никогда не снимали мерку, и он понятия не имел, как это делается. Оказалось, что нужно почти три четверти часа стоять в самых нелепых позах, покуда мелкий седовласый старичок с беспокойными пальчиками ощупывал его повсюду, отмеряя что-то атласной лентой, на которой он ставил пометки. Это была весьма неприятная и нудная процедура, однако же Олни её выдержал. Правда, потом ему очень долго (едва ли не два часа) пришлось ожидать Клая, который весьма требовательно подошёл к снятию мерки, и ещё дольше потом определялся с тканями и расцветками. Но всё же стоять в примерочной было куда легче, чем мотыжить землю, поэтому юноша не выказывал никакого нетерпения или недовольства.
Ну а затем для Олни началась светская жизнь. Клай довольно быстро оброс связями, став желанным гостем в лучших домах города. Несмотря на то, что он хранил инкогнито, местное дворянство своим безошибочным провинциальным чутьём сразу распознало в нём человека весьма знатного и, что важнее, явно столичного. И это нежелание раскрыть себя не только не оскорбляло достойных горожан, но наоборот – приятно волновало их, добавляя пикантности. Они чувствовали, что за этим скрывается какая-то захватывающая история, и, не имея возможности узнать её, не могли отказать себе в удовольствии угадывать и представлять самые невероятные вещи. Клай нисколько не мешал этому, ведь всё это играло ему на руку.
Что касается Олни, то он вёл себя тише воды, ниже травы. Он беззвучной, едва заметной тенью следовал за наставником, оглушённый и ослепший от величия и сияния той среды, в которую попал. Он с удовольствием сидел бы в своей комнате, но мессир строго-настрого наказал ему всюду сопровождать его, и ослушаться юноша не смел. Однако эта робость была воспринята знатью Токкея как скромность и благовоспитанность, а поскольку это были как раз те качества, которыми редко могла похвастать современная золотая молодёжь, то можно сказать, что Олни был принят с не меньшим радушием, чем его учитель.
Как мы видим, высший свет Токкея не распознал с первого взгляда в изящно одетом и изящно выглядящем юноше деревенского пастушка – Клайдий излучал такое количество столичного лоска, что его с лихвой хватало на двоих. Конечно, не обошлось без пересудов о том, кем приходился молодой человек этому великолепному вельможе. Высказывались разные точки зрения – кто-то утверждал, что они братья, хотя, скорее всего, не единоутробные; другие склонны были подозревать, что молодой, вероятно, был незаконнорождённым сыном того, что постарше. Наиболее впечатлительные натуры и вовсе чувственным шёпотом намекали на то, что здесь имеют место чувства, далеко выходящие за рамки обычной мужской привязанности. Правда, Клай вскорости развеял эти нелепые подозрения своими любовными похождениями.
К чести нашего героя нужно отметить, что и в дальнейшем всё расширяющийся круг его знакомых так и не сумел разгадать загадку его происхождения. Во всём, что касается этикета, Клайдий оказался на удивление талантливым учителем, а поскольку и ученик попался ему подстать, то, немного освоившись, Олни всё больше входил в роль знатного и таинственного юноши, поразив немало сердец.
