Получившаяся смесь южной и северной крови, крови торгашей и воинов, вероятно, образовала весьма перспективный букет, поскольку Клайдий (или просто Клай, как называли его близкие и друзья) выделялся и внешностью, и умом. А уж когда у него были обнаружены весьма неплохие задатки к магии, его будущее и вовсе, казалось бы, было уже целиком и полностью обеспечено.
Однако был в характере Клая небольшой изьян, присущий, впрочем, многим тонким натурам – он был чересчур мягок к своей персоне, позволяя себе многое и прощая себе всё. И это в значительной степени вредило ему самому.
Начнём с того, что Клай оказался не самым благодарным учеником, так что спустя всего одно лето волшебник, который взялся за его обучение, взашей прогнал наглого мальчишку, устав от его постоянных выходок и полнейшего неуважения к авторитетам. Сперва неудавшийся маг решил, что вполне справится с самообучением, но через некоторое время был вынужден признаться себе, что его способности не так великолепны, как ему казалось, и что, оставшись без наставника, он стал просто топтаться на месте.
Весьма обеспеченные родители Клайдия, хоть и грозили сперва отпрыску всеми карами небесными, в конце концов сменили гнев на милость, как и всякие родители, и, будучи уверенными в исключительности своего чада, решились на небывалый шаг – отдать Клая в Латионскую академию. Это стоило неимоверно дорого, поскольку обычной практикой для академии было то, что преподаватели сами искали себе подопечных, и тогда вступительные экзамены для них были бесплатны. В случае же с Клаем его отцу нужно было не только ежегодно в течение нескольких лет оплачивать отнюдь не дешёвое обучение и проживание, но и заплатить весьма внушительную сумму за право участвовать во вступительных испытаниях без предварительного отбора.
Неизвестно – вышло бы из этого что-нибудь, или Клай вновь сам испортил бы всё, но тут в дело вмешалась большая политика. Между Палатием и Латионом вспыхнула очередная война, все отношения вновь были разорваны (как случалось уже неоднократно), а потому о поездке в Латион можно было забыть по крайней мере на ближайший год-два. Затем, конечно, отношения будут возобновлены, но куда девать юного бедокура сейчас?
В конце концов отец, используя и связи, и деньги, пристроил Клая к ещё одному магу, для которого репутация будущего ученика оказалась менее значимой, чем туго набитый тоинами[64] мешок. Но, надо сказать, что и сам Клайдий Сарамага к тому времени уже смекнул, что быть магом при каком-нибудь богатом феодале куда выгоднее, чем идти на военную службу или быть чиновником, а потому смирил свой нрав и по мере сил старался во всём следовать наставлениям нового ментора.
Нельзя не признать, что давалось это непоседливому школяру с трудом. Наставник сетовал родителям, что из-за несносного характера мальчик не вполне может раскрыть тот потенциал, что заложен в нём. Правда, отмечал он и то, что в этом, по-видимому, виновата сама природа, а не злая воля самого Клая. Слишком уж горяч был мальчик, слишком охоч до различных удовольствий, в том числе и запретных.
В итоге Клайдий продержался у своего учителя почти четыре года. За это время, надо признать, он заметно продвинулся вперёд и, как ему показалось, теперь вполне мог продолжать работать над собой сам. Наставник горячо поддержал стремление своего ученика – видимо, ему порядком надоело нянчиться с толковым, но слишком уж своевольным мальчишкой.
С тех пор у Клая началась приятная жизнь. Снабжаемый неиссякаемым потоком серебра из родительских сундуков, он не слишком-то спешил найти себе какой-то приработок, объясняя недовольному отцу, что его духовные поиски ещё не завершены. Однако эти самые духовные поиски всё чаще приводили юного мага в таверны и публичные дома, нежели в библиотеки и лаборатории.
Лишь к двадцати пяти годам Клай наконец устроился к одному дворянину в качестве личного волшебника. Конечно, карьеру и имя куда быстрее можно было сделать либо на юге, где то затихали, то вновь возобновлялись военные конфликты с Латионом, либо на севере, где местные жители всё чаще жаловались на набеги келлийцев. Можно было сделать неплохое состояние в Анурских горах, где маги всегда были нужны, чтобы дробить породу. Но Клаю не нужно было состояние – после смерти родителей он и так становился счастливым обладателем весьма впечатляющего богатства, а мыкаться по военным лагерям ради стяжания славы он считал совершенно нелепым.
Его же новый работодатель полностью соответствовал вкусам работника. Такой же молодой прожигатель жизни и батюшкиного состояния (в отличие от самого Клая родители Тейнона, как звали дворянина, благополучно скончались пару лет назад), умный и весёлый, любитель наслаждений и ненавистник всякой озабоченности. Они довольно быстро спелись, и теперь все приключения обычно делили пополам, отчего юный маг только выиграл – теперь и кабаки, и бордели, которые он так любил, стали заметно выше классом.
Всё бы ничего, если бы парочка, быстро ставшая закадычными приятелями, не попадала то и дело в какие-то не слишком чистоплотные истории. Ночные проделки, приставания к буржуа на улицах, своеобразные салки с городской стражей – всё это поначалу выглядело лишь как безобидные развлечения пресыщенных жизнью барчуков. Однако же, как говорят алхимики, критическая масса постепенно накапливалась, меняя само содержание.
Через год совместной неуёмной жизни на счету того же Клая было уже три дуэли на шпагах, хотя магов обычно чурались вызывать на дуэль, опасаясь, что те каким-то образом «наколдуют» себе победу. Но острый язык и хмельное бахвальство сделали своё дело. Дважды юноша выходил победителем (никого не убив, лишь нанеся рану достаточно глубокую, чтобы прекратить схватку), в третий раз ему хорошенько продырявили бок, так что около двух месяцев Клай лежал в постели, некоторое время буквально находясь между жизнью и смертью.
Казалось, этот эпизод станет для юного шалопая отличным уроком, и на некоторое время, выбравшись наконец из постели, Клай действительно притих. Шинтансткое общество, какое-то время с выжидательным интересом следившее за тем, что ещё учудят двое друзей, наконец переключилось на иные темы и иные личности.
Но, как оказалось, Клая напрасно сбросили со счетов. Через какое-то время весь великосветский Шинтан обомлел от новости, что вечный бретёр и повеса Клайдий Сарамага ударился в арионнитство, переселившись в один из храмов в пригороде. Некоторое время в это отказывались верить, пока на очередном празднике Благодарных Даров[65] не разглядели Клая в толпе паломников, нёсших эти самые дары.
Новоиспечённый послушник заметно изменился – обстриг свои щегольские волосы, сбрил дерзкие усы с небольшой бородкой, переоделся в светло-коричневые одежды. В таком виде его было трудно узнать, но всё же все, кто знал его когда-то, со вздохами подтвердили, что это – именно он, Клайдий Сарамага, собственной персоной.
Новое чудачество Клая обсуждалось гораздо дольше его былых похождений, но и оно со временем забылось. Было решено, что бедняге, видимо, дорого далось его ранение, и, вполне вероятно, из-за этого он слегка повредился в рассудке. Что ж, высшее общество Шинтана вполне способно было породить новых Клаев, так что в какой-то момент времени о экстравагантном отшельнике позабыли, переключившись на куда более интересные и важные события.
И вот спустя почти два года, когда о его существовании все, включая, наверное, и бывшего закадычного дружка Тейнона, уже благополучно забыли, Клайдий вдруг вновь объявился в свете. Это был опять тот же франт в платье по последней моде, с тщательно уложенными и надушенными волосами, и всё с теми же бесовскими искорками в глазах. Возвращение Клая из мёртвых вряд ли произвело бы больший фурор в обществе, чем его возвращение из арионнитского монастыря.
Клай снова быстро сошёлся с Тейноном, заверяя последнего, что изучил у святых отцов абсолютно новые грани манипулирования возмущением, и что теперь он по праву может называться одним из величайших магов. Правда, он ничем не подтвердил голословность своих заявлений, но поскольку Тейнону требовался скорее собутыльник, наперсник и секундант, нежели хороший маг, то большего, чем простые заверения, от Клая никто и не требовал.
