А Кэйринн совершенно равнодушно вытирала лезвие меча о какой-то рушник, висящий на стене. Она даже не глядела на подрагивающие ещё трупы, не наслаждалась зрелищем поверженного врага. На её лице не читалось ни удовольствия, ни раскаяния. Она словно отрубила голову курице. Никого из присутствующих нельзя было обвинить в излишней любви к людям, однако даже некоторых из этих суровых илиров передёрнуло при виде убитых детей.

– Чего встали? – бросила Кэйринн, задвинув меч в ножны. – Выносим всё, что можно!..

На этот раз Драонн был куда более эмоционален. Едва ли не впервые он кричал на бесстрастно стоящую перед ним девушку, не замечая брызжущей изо рта слюны. Однако все его обвинения и угрозы уходили, словно дождь в песок. Кэйринн даже не пыталась защищаться – её линия была пряма и несгибаема: я – воин, идёт война, они – враги.

– Единственное, чего ты добьёшься своими криками, мой принц – это то, что я перестану докладывать тебе подобные вещи, – с лёгкой усмешкой произнесла Кэйринн. – Нельзя строить дом, не рубя деревьев. Нельзя вести войну, не убивая врагов. Пробираться в амбары словно лисица в курятник – не по мне. Потому что я не считаю, что делаю что-то постыдное, и не хочу делать это исподтишка.

– Тогда, судя по твоей логике, вскоре дойдёт и до грабежей? Ты будешь нападать на селения, грабить, убивать? Может быть – тоже станешь насиловать? – Драонн был в ярости.

– Я не отмылась ещё от их прошлых прикосновений! – лицо девушки побелело от гнева. – Но в остальном ты прав! Будь моя воля, я бы поступала именно так! Огнём прошлась бы по их деревням, по их полям! Выжгла бы их всех, как сорную траву! Никто из них не достоин жить!

– К счастью, пока что здесь всё решает моя воля! – рявкнул Драонн. – И ты будешь выполнять её, или же…

Драонн осёкся, не смея выговорить угрозу.

– Или же ты прогонишь меня, мой принц? – ядовито проговорила Кэйринн.

– Да… Или же я прогоню тебя… – договорил Драонн, но его голосу явно не хватало решительности.

– Что ж, Аэринн будет счастлива!

– При чём здесь Аэринн? Речь о тебе и твоём поведении, которое ставит под удар мой замок и моих илиров!

– Хочешь сказать, она ни разу не просила тебя избавиться от меня? – то ли Кэйринн просто пыталась перевести разговор, то ли, вероятнее всего, задела своё больное место.

– Она ни разу даже не намекнула на это! Да и с чего бы?

Драонн явно прикидывался дурачком – уж он-то хорошо представлял, с чего бы Аэринн хотелось удалить Кэйринн. И девушка это прекрасно понимала. И это выводило её из себя.

– А то ты не знаешь! – вскричала она, теряя даже видимость спокойствия. – Может быть, тебе неизвестно, о чём шушукается весь замок?

– Какое мне дело до каких-то шушуканий? – однако Драонн покраснел. – У меня есть куда более важные дела, чем слушать всяких дур!

– Ну Аэринн, наверное, не такая занятая как ты, мой принц… Думаю, она находит время, чтобы послушать.

– По-моему, ты просто уходишь от разговора, – заметно смущаясь, произнёс принц.

– А может быть я наконец прихожу к разговору, – Кэйринн взглянула прямо в глаза Драонну, и тот поспешно отвёл взгляд. Поскольку принц промолчал, девушка продолжила. – Я давно хочу начать этот разговор, но всё откладывала, боялась… Может быть, сейчас для него пришло время?

– Я тебя не понимаю… – пролепетал всё прекрасно понимающий Драонн.

– Хорошо, тогда я скажу прямо, как умею, мой принц. Думаю, ты знаешь, да и все об этом знают, что я полюбила тебя с первого же дня знакомства, – очертя голову, начала Кэйринн, и по решительности, написанной на её лице становилось ясно, что она не остановится, пока не скажет всё, что у неё на сердце. – Полюбила не как своего спасителя, которому обязана большим, чем жизнью; полюбила не как великого принца – одного из величайших в мире; но полюбила как мужчину, которого желаю больше всего на свете. И я знаю, что я тебе небезразлична. Я вижу это в твоих глазах, слышу в твоём голосе, чувствую в твоём дыхании. И вот я сказала тебе о своих чувствах, и теперь хочу, чтобы ты сказал мне о своих…

Кэйринн замолчала, испытующе глядя на Драонна. Тот же стоял, потупив голову, мечтающий, вероятно, очутиться сейчас в любом другом месте – даже посреди главной городской площади Кидуи. Лицо его сделалось почти пунцовым.

– Зачем ты сказала всё это? – наконец проговорил он хриплым голосом. – И зачем ждёшь от меня каких-то слов?

– Потому что я люблю тебя, и думаю, что ты меня тоже любишь! – с несвойственной ей обычно горячностью произнесла девушка.

– Я люблю свою жену… – выговорил Драонн, хотя было видно, что слова эти, при всей их кажущейся простоте, дались ему нелегко.

– А меня? – настойчиво повторила Кэйринн. Начав, она уже не могла ни остановиться, ни отступить.

– Я не знаю… – Драонну понадобилось всё его мужество, чтобы сказать это, а для того, чтобы собрать это мужество в кулак, потребовалось некоторое время. – Я правда не знаю, Кэйр… Ты очень дорога мне… Да… Признаюсь, что мои чувства к тебе больше, чем просто дружба… Я думаю о тебе… – каждая фраза давалась принцу с огромным трудом, но всё же каждая последующая шла легче предыдущей, словно скатываясь со всё более крутого склона. – Я думаю о тебе, как о женщине… Как о женщине, которую желаю и которой хотел бы обладать… Может быть это любовь, а может и нет… Но у меня есть жена, которую я люблю, и которой никогда не причиню боль… У нас ничего не получится, Кэйр… Прости…

Кэйринн стояла, закусив губу. Сперва казалось, что она собирается что-то сказать, но затем она вдруг ушла, не пожелав оставить последнее слово за собой. Сложно сказать, что девушка испытывала сейчас – горечь, разочарование, презрение… Сам-то Драонн ощущал себя так паршиво, словно только что совершил что-то донельзя гадкое и противное. Он понимал, что повёл себя неправильно. Да, формально он отказал Кэйринн, но сделал это так, чтобы не рвать окончательно все связывающие их нити. И сделал он это намеренно, словно специально хотел удержать девушку поближе. Словно не мог решительно и бесповоротно отказаться от неё.

***

Несколько дней после этого оба избегали даже случайных встреч друг с другом. Драонн хоть и ощущал себя донельзя гадко, понимал, что их новый разговор не приведёт ни к чему новому – он поведёт себя точно так же… Наверное, здесь можно было бы употребить слово «дипломатично», но само собой напрашивалось другое – «трусливо». Вполне вероятно, что Кэйринн теперь презирала его – она всегда тонко чувствовала фальшь. И это мучило. Причём это были муки страха того, что Кэйринн его разлюбит.

Прошло дня четыре или пять, когда Кэйринн вдруг сама пришла к нему. Лицо у неё было, как обычно, совершенно бесстрастное, словно она вновь созерцала нечто внутри себя, недоступное ни взглядам, ни пониманию других.

– У меня есть просьба, мой принц, – сухо сказала она.

– Проси, что хочешь, – Драонн был счастлив вновь видеть её и слышать её голос.

– Я решила покинуть замок, – не опуская взгляда, произнесла Кэйринн.

– Это не просьба, Кэйр, – скрипнув зубами и не вполне совладав с голосом, ответил Драонн. – Ты вольна делать, что пожелаешь. Я – не твой сеньор, а ты – не мой вассал. Ты – гостья, а гость уходит тогда, когда сам того пожелает.

– Ты прав, мой принц, это была ещё не просьба. Дело в том, что со мной желают уйти парни из нашего отряда. А они являются твоими вассалами.

– Сколько?

– Все шестеро. Просились ещё, но я отказала. Я согласилась просить только за тех, с кем ходила на дело.

– И куда же вы направитесь? – хмуро поинтересовался Драонн.

– Гайлейн сказал, что в восьми милях отсюда в чаще леса есть заброшенный лагерь углежогов. Отправимся туда. Мне надоело прятаться за замковыми стенами и бояться сделать лишний шаг, дабы не вызвать твой гнев. Я хочу войны. Страшной войны, какая тебе не понравится. Я хочу жечь деревни, я хочу убивать людей – всех, от мала до велика. Я хочу, чтобы они, забиваясь вечерами в свои жалкие лачуги, трепетали от ужаса. Чтобы они молили Арионна о скорой гибели в случае нашего набега.