Каждый день Драонн, сидя в кабинете Делетуара и давая ему какие-то советы, когда он их просил, всё-таки думал лишь о том, как бы поскорее вернуться домой. Туда, где его ждала любимая женщина.

Сразу после свадьбы канцлер распорядился выпустить опальных принцев обратно в свои владения, не упустив, однако, возможности поговорить с каждым из них лично и с глазу на глаз. На этот раз ему уже не нужно было маскировать свои намерения, так что разговор обычно получался довольно жёсткий и неприятный. Хитрый толстяк, казалось, отлично знал все болевые точки своих оппонентов, так что каждый из них выходил из кабинета канцлера с глазами, полными ужаса и одновременно благодарности Арионну и самому Делетуару, что судьба на этот раз смилостивилась над ними.

Канцлер всё чаще заговаривал с Драонном о вопросах, напрямую не находящихся в его компетенции. Кажется, Делетуар проникся к юноше неподдельным уважением, так что его мнение было действительно важно для него, причём не только в том, что было связано с примирением лирр и людей.

– Его величество планирует создать отдельный департамент по делам лирр при Императорской канцелярии, – как-то объявил Делетуар. – Я полностью разделяю эту идею, и уже предложил вашу кандидатуру в качестве главы этого департамента. Что скажете?

Драонн прекрасно понимал, что инициатором этой идеи был не Родреан – старик всё ещё не оправился окончательно от своей болезни, и ему было пока что наплевать на лирр вкупе со всей остальной империей. Сейчас именно канцлеры, и в немалой степени именно Делетуар были негласными правителями государства.

– В плане создания такого органа – я скажу, что это отличная идея, – осторожно заговорил Драонн. – При всём стремлении лирр быть добропорядочными подданными императора людей, нужно понимать, что некоторые особенности нашей расы следует более тщательно учитывать при планировании государственных решений. Но буду ли я достойным занять столь важную должность – вот тут я не уверен. Мне кажется, что будет куда лучше поговорить об этом с лордом Перейтеном. Я ручаюсь за него больше, чем за самого себя.

– Что ж, посмотрим, – неопределённо пожал плечами Делетуар, словно тут же потеряв интерес к разговору. – А не воспримут ли люди болезненно создание такого департамента? Ведь челядь и так ропщет на то, что у лирр всегда было много преимуществ в сравнении с людьми. Некоторые тупицы из окружения его величества до сих пор тычут мне в глаза Дейским эдиктом, который, по их мнению, грубо нарушается в отношении лиррийских подданных.

Канцлер любил подобный приём в разговоре – забросив какую-то мысль, он вдруг резко и без предупреждения начинал её критиковать, будто бы сомневаться в ней, представляя возможность собеседнику (будь то Драонн, Суассар или кто-то ещё) защищать эту идею так, будто бы она изначально принадлежала именно ему. То ли он таким образом выискивал слабые места, то ли проверял, насколько понравилась его идея на самом деле.

– Это настолько старая песня, что уже не хочется и говорить по этому поводу, – покачал головой Драонн, включаясь в игру. – Пресловутые нарушения Дейского эдикта остались лишь в головах твердолобых фанатиков. Имперский язык уже давно стал основным языком лирр даже в самых потаённых районах Лиррии. Звание принца сейчас уже не несёт в себе хоть сколько-нибудь серьёзной политической составляющей, и превратилось не более чем в один из дворянских титулов. А уж что касается налогов – те жалкие гроши, что перепадают главам домов из общего потока, направляемого в Кидую, могут вызвать лишь столь же жалкий смех. Лирры давно уже живут по Дейскому эдикту, но людям почему-то выгоднее этого не замечать.

– Вы говорите о жалких грошах, друг мой, но посмотрите-ка: ни один феодал из числа людей не имеет возможности припадать к этой благословенной реке налогов, что течёт прямиком мимо них в императорский карман. Они живут лишь ленными доходами, что часто ставит их в жёсткую зависимость от благосостояния и количества людей на их землях. Вы же берете себе по два оэра с каждых двенадцати, собранных для казны на вашей земле. Может быть, я не слишком хороший математик, но мне кажется, что это – не такие уж плохие деньги.

– Вы клоните к тому, чтобы лишить нас нашего права на удержание части налога, милорд? – нахмурился Драонн, понимая, что разговор принимает не самый лучший оборот.

– Что вы, друг мой, об этом речи не идёт! Пока что… Я просто хочу быть уверенным в том, что все лирры осознают те привилегии, что дарованы им империей, и что они будут более благодарными подданными, чем Лейсиан и его шайка.

– Вы только что беспокоились о том, как воспримут это люди, а теперь…

– Что мне за дело, как воспримут это люди? – презрительно фыркнул Делетуар. – Чернь додумается заговорить об этих вещах лишь в том случае, если о них заговорит знать. А уж со знатью-то я знаю, как обращаться, чтобы она не болтала лишнего.

– Подобное отношение может привести к тому, что следующий Лейсиан родится от человеческой женщины, – неодобрительно покачал головой Драонн. – Я, милорд, вижу нашу миссию в том, чтобы не раскачивать лодку ни в одну, ни в другую сторону, ведь, как ни крути, а с обеих сторон – вода, которая может вмиг заполнить трюмы. Пусть все наши решения будут взвешены на самых точных ювелирных весах, и взвешены не единожды.

– Вот почему я хочу, чтобы не лорд Перейтен, а именно вы возглавили этот департамент, если он будет создан! – с довольной улыбкой учителя, похваляющего способного ученика, произнёс Делетуар. – Если вы сумеете верно направлять лирр, а я – людей, империя забудет о склоках и получит наконец давно заслуженный покой.

– Хорошо, я посоветуюсь с женой, – засмеялся Драонн.

***

Когда настала осень, в облике Аэринн наконец-то стали заметны те перемены, что являлись обычными признаками беременности – животик округлился, а грудь стала наливаться. Одновременно с этим пришли и проблемы – девушку часто тошнило, то и дело накатывала слабость. Она часто жаловалась, что ей душно, просила открыть окно, несмотря на то что за окошком была уже осень – хотя пока ещё очень тёплая по меркам Сеазии, но всё же осень.

Ни медикусы, ни повитухи, ни маги-целители не могли толком объяснить причину происходящего. Чаще всего успокаивали – мол, все переносят беременность тяжело, нужно потерпеть. Но было видно, что они сами растеряны, и что происходящее с Аэринн ненормально. Будь тут госпожа Олива и Дайла, они бы ни на секунду не отходили от больной, но они уехали назад в Кассолей через неделю после свадьбы.

Аэринн пыталась скрывать своё самочувствие от Драонна, но это у неё плохо получалось. Она теперь всегда была бледна, а вокруг глаз запали глубокие тени.

– Мне душно, – то и дело повторяла девушка и требовала от служанки приоткрыть окно.

Та, в свою очередь, причитала о том, что барыня застудится и застудит дитя, но видя, как всё больше бледнеет её госпожа, как кожа её приобретает почти синюшный оттенок, в конце концов выполняла просьбу, впуская в комнату зябкий осенний воздух. Так Аэринн становилось немного легче, и она запрещала закрывать окно до тех пор, пока не начинала постукивать зубами.

Драонн страшно переживал за свою жену, а потому, конечно, поделился этими переживаниями с Делетуаром. Канцлер живо воспринял эту проблему и пообещал помочь чем сможет. Поскольку после этого разговора к теме болезни Аэринн они ни разу не возвращались, юноша решил, что старик просто позабыл о своём обещании.

Каково же было изумление Драонна, когда спустя примерно три недели он встретил в своём кабинете долговязого седого илира в том нелепом и смешном одеянии, которое сразу выдаёт академика. И верно – илир представился мэтром Силеанином, членом Шеарской медицинской академии.

Шеар был признанной столицей научной мысли, городом учёных, академий и академиков, куда стекались лучшие умы империи. А поскольку он был ещё и столицей Лиррии, то, конечно же, среди учёных и магов, населяющих его, было много лирр. Если что и удивляло немного, так это то, что Делетуар обратился за помощью именно к лирре, а не к человеку. Однако это же косвенно подтверждало то, что этот мэтр Силеанин – лучший в своём деле.