Пашшан занял привычное место на козлах, остальные уселись на лошадей, и небольшой караван тронулся в путь. По городу сани ползли весьма натужно, поскольку снег на городских мостовых давно превратился в жидкую грязь. Однако и за городом ситуация была не сильно лучше. Тракт, ведущий к Шельдау, был перемешан десятками тысяч человеческих и лошадиных ног, взрыт тысячами колёс бесконечных войсковых маршей, которые шли тут ещё совсем недавно, да и теперь иной раз проходили полки.

В итоге дорога превратилась в непролазное месиво. Ямщики и извозчики, матерясь, пускали свои сани по целине вдоль разбитого тракта, укатывая новые колеи, но как только колея становилась достаточно пригодной для проезда, её тут же использовали для очередной переброски войск. Так что этой осенью дорога на Шельдау представляла собой множество уродливых грязных полос, то сливающихся, то расходящихся посреди серого снега.

Новую резиденцию Каладиуса тянула тройка могучих и выносливых тяжеловозов, но и им было тяжело. От несчастных животных валил пар, а на густых гривах гроздьями висели сосульки. Варан заметил это, так что на ближайшей же станции купил ещё трёх лошадей. Конечно, они были не чета нынешним, но вшестером дело пошло явно веселее. Собственно, будь даже дорога идеальной, тащить столь громоздкое и тяжёлое сооружение было нелегко.

Всего в полусотне миль к западу от столицы уже бросалось в глаза, что придорожные селения заметно опустели. Некоторые трактиры стояли с заколоченными окнами, так же как и покосившиеся колонские хаты. И чем западнее забирались путешественники, тем более удручающей становилась картина.

Хотя, как оказалось, жизнь понемногу возвращалась в эти брошенные земли. Кто-то перебирался обратно в родные места, потому что так и не нашёл себе прибежища на востоке, кто-то – с робкой надеждой, что всё худшее уже позади, и что родная армия больше не даст их в обиду чудовищам.

Здесь, где до орд Гурра оставалась едва ли сотня миль, люди были не такими, как на востоке. В тех, кто не уехал, или кто вернулся, жила какая-то залихватская удаль – то ли беспечная храбрость, то ли крайний фатализм. Они жили так, словно пытались насладиться каждым прожитым днём. На словах в возможность нового нашествия здесь никто не верил, но тоска, глубоко поселившаяся где-то в самых уголках их глаз, показывала, что люди эти на самом деле жили словно в доме над пропастью, готовом рухнуть в любой момент.

В каждом трактире, в котором останавливался наш отряд, были люди – не путешественники, конечно, ибо их с приходом войны здесь не стало, а местные жители. Их, правда, было немного, но, судя по всему, здесь были все, кто мог. Трактирщики разливали старые запасы за бесценок, а то и вовсе наливали в долг, не надеясь, впрочем, что этот долг будет когда-нибудь покрыт. В общем, все жили, словно в свой последний день на земле.

В каждом трактире путешественников встречали любопытные расспросы – сложно ведь было представить, зачем кому-то потребовалось бы двигать на запад, ближе к армиям Гурра. Однако, приезжие были скупы на ответы – Каладиус, Солана и Варан вообще обычно сторонились общих комнат, предпочитая свой узкий круг. Пашшан, у которого, кажется, вовсе не было никаких предпочтений, также сразу уходил в отведённую ему комнату. Лишь Бин обычно составлял компанию троим солдатам в общей зале.

Как только в троице признавали земляков-солдат, восторги обычно вскипали с новой силой. Все старались перекинуться с парнями хотя бы словечком, а ещё лучше – угостить выпивкой. Но здесь уже бдительную вахту нёс Лэйто, который на корню пресекал любые попытки налить ему или его людям. Бин тоже отказывался от спиртного, лишь изредка позволяя себе немного эля.

И вот в этих придорожных трактирах, расположенных достаточно близко от линии фронта, все разговоры, конечно же, теперь были только о доблестных «Ночных лисах» и их командире, подполковнике Брайке.

– Брайк? – почёсывая отросшую за время путешествия бородку, с приятным чувством ностальгии усмехнулся Лэйто. – Интересно, он родственник нашего лейтенанта, да будет ему сытно и бражно за столами Асса?

– Вряд ли, – в тон ему ответил Пэрри. – Хотя, может быть, какой-нибудь дальний…

– Как будто ты знал всю родню лейтенанта! – тут же встрял Парк. – Тоже мне – герольд нашёлся!

– На самом деле, вполне вероятно, что это – родственник, – задумчиво произнёс Лэйто. – У нас ведь полным-полно потомственных офицеров. Может, это вообще его отец, или дядя!

– Может, когда прибудем на место, попробуем податься к этим «Ночным лисам»? – предложил Парк.

– А что? – подхватил Пэрри. – Полка нашего почти наверняка больше уже нет, надо же нам куда-то определяться! А там, глядишь, если этот Брайк действительно родственник нашего лейтенанта, может, примет его бывших сослуживцев!

– Поживём – увидим, – усмехнулся Лэйто, хотя было видно, что идея эта ему по душе.

Как мы видим, несмотря на то что судьба родного полка была им неизвестна, трое стрелков склонны были предполагать худшее. До сих пор они по общему молчаливому согласию обходили эту тему стороной, поэтому сейчас она впервые всплыла в разговоре. Примерно зная, как развивались события вначале полномасштабного вторжения, как стирались с лица земли целые полки, а также предполагая, что их Пятый стрелковый наверняка был переброшен в самое пекло, ни Лэйто, ни его товарищи не питали особых надежд на то, что кто-то из их сослуживцев уцелел. Сам сержант нутром чувствовал, что лейтенант Брайк мёртв, равно как и весь остальной полк.

– Эх, так и подмывает сейчас выпить чарку за наших товарищей! – как бы невзначай произнёс Парк, при этом исподтишка наблюдая за реакцией сержанта.

Лэйто и сам внезапно почувствовал приступ какой-то грусти. Фамилия лихого командира «Ночных лисов» пробудила в нём воспоминания о хорошем человеке и даже друге, чьи кости, вероятней всего, догнивали сейчас где-нибудь на западе.

– Но только по одной! – многозначительно выставив палец в направлении Парка, произнёс он.

Оба солдата мгновенно просияли.

– Конечно по одной! – воскликнул Парк и тут же выскочил из-за стола.

Разумеется, нашлось много желающих поставить кружку вина доблестным солдатам его величества, так что вскоре чернявый коротышка вернулся, неся по две кружки в каждой руке. Четвертая, разумеется, предназначалась Бину.

– Ну, за наших братьев! – Лэйто приподнял свою кружку в старом как мир застольном салюте.

– Да не надоест им веселье в Ассовых чертогах! – подхватил Пэрри, и его кружка также взмыла вверх.

Обычно бойкий на язык Парк в этот раз промолчал, безмолвно отсалютовав павшим товарищам. Также промолчал и Бин, которому, собственно, и нечего было сказать. Так, помолчав несколько мгновений, все четверо, не чокаясь, пригубили кисловатое винцо местного разлива.

Лэйто оказался твёрд – несмотря на все прозрачные и не очень намёки Парка, одной кружкой дело и ограничилось. Более того, несмотря на хмель, разговор так и не вязался – какая-то меланхолия овладела подвыпившими бойцами. Поэтому вскоре все разошлись по комнатам, ведь впереди было ещё несколько дней пути по заснеженным разбитым дорогам.

***

Вблизи Шельдау дорога стала ещё невыносимее, а местность ещё безлюднее. Однако даже Каладиус оставил свою напускную ворчливость. Всех, даже палатийцев, охватило азартное чувство, ощущение скорой развязки. С каждой минутой они приближались к самой феноменальной аномалии этого мира. Хотя, сказать по правде, Бин всё-таки больше думал о Коле как о старом друге, нежели как об удивительной диковине, поэтому спешил как можно скорее обнять его.

Правда, Бину не давали покоя слова Дайтеллы о том, что как только Кол вспомнит то, что с ним случилось, счёт относительной стабильности этого мира пойдёт, возможно, на месяцы или даже дни. Но Каладиус постарался успокоить парня, когда тот обратился к нему со своими тревогами. По мнению великого мага, как ни велик был разрушительный потенциал человека, существующего одновременно в двух реальностях, он всё же недостаточно глобален, чтобы в одночасье разрушить старую систему мира.