– Жгите лес! – раздался надрывный голос Жокко.

Складывалось ощущение, что полковник сошёл с ума. Да, огромный лесной пожар, вероятно, решил бы проблему с гомункулами, но как людям выбраться из разбушевавшегося пламени? К счастью, исполнять приказ Жокко было уже некому – судя по всему, все маги к этому моменту были уже уничтожены. Во всяком случае, обернувшись, и не заметив стен огня, Брайк облегчённо выдохнул и сосредоточился на основной проблеме – вырваться из кольца самому и, по возможности, вывести максимальное количество людей.

В отличие от большинства своих солдат, Брайк был отлично обучен владению холодным оружием, а гомункулы, хотя и были достаточно сильны и относительно проворны, всё же не могли сравниться в умении ведения боя с выпускником офицерской школы. Сказать по правде, у них и умения-то никакого не было – они лишь давили числом, полным равнодушием к собственной судьбе и грубой силой. Правда, нужно признать, что эта тактика вполне работала. Тем не менее, лейтенант вполне успешно уклонялся от размашистых ударов нежити, лишь изредка блокируя наиболее опасные из них. Сам он практически не атаковал, поскольку эффективность мечей была невелика.

Нельзя сказать, что гомункулы были неуязвимы – им можно было отрубить конечности, голову, да и просто нанести мощный удар, который мог свалить их с ног. Но у них не было крови, потеря которой могла бы обессилить их, у них не было, судя по всему, жизненно важных органов, а скорее всего – не было вообще никаких. Гомункулы очень походили на големов из тех сказок, что рассказывали в детстве Брайку – грубые поделки из глины, подобие жизни которым придаёт магия.

Плоть их была чем-то средним между каким-то засушенным мясом и мягкой глиной. Даже лиц как таковых у них не было – какие-то грубо слепленные пародии, где с трудом можно было угадать глаза, рот и нос. Казалось, они должны быть безнадёжно слепы – глаза их были не более чем пустыми провалами, но, видимо, у них было магическое зрение, поскольку на слепцов гомункулы никак не походили.

– Отходите назад! – орал Брайк прямо в искажённые ужасом лица солдат, и сам показывал пример, упрямо пробиваясь к востоку.

Возможно, лейтенанту сейчас нужно было бы стоять на месте и командовать, но это было бы глупо и самоубийственно. Это был один из тех моментов, когда от него, как от командира, уже ничего не зависело. Точнее, он уже сделал то, что считал нужным сделать, а теперь оставалось уповать лишь на удачу да личные качества солдат.

Увы, как с первым, так и со вторым тут были очень серьёзные проблемы. Люди, словно сжатые колосья, валились вокруг Брайка на землю. Некоторые – оскользнувшись на глинистой дороге, обагрённой кровью, но большинство падало под ударами странного оружия гомункулов. Брайк уже не разбирал лиц, не понимал – кто перед ним. Сейчас весь огромный мир сошёлся в небольшую сферу вокруг него, и лейтенант следил лишь за тем, чтобы в пределах этой сферы не появлялись враги, угрожающие его жизни. Возможно, позднее он будет страшно корить себя за сегодняшний день, но это произойдёт лишь в том случае, если он останется жив.

Это была не трусость, ибо – видят боги! – Брайк не был трусом. Сколько раз он рисковал собой, прикрывая подчинённых – и не сосчитать. Но здесь было другое дело – здесь его смерть ничего не стоила. А вот жизнь была куда ценнее.

Позже, пытаясь вспомнить то, что творилось в этом проклятом лесу, Брайк ловил себя на том, что в голове оставались лишь какие-то отдельные образы, словно вспышки грозы, освещающие проблески событий. Очень ярко он помнил разрубленное лицо одного из солдат, поскольку едва не уткнулся в него носом, когда несчастный, издавая какие-то нечеловеческие звуки, резко повернулся от удара и слепо побрёл незнамо куда. Запомнилось, как один из гомункулов обрушил свою железяку на плечо своего же «сослуживца», а затем пытался вытащить завязшее в нелепом туловище оружие.

Несколько раз Брайк падал, всякий раз не надеясь подняться – толчея была такая, что затоптать могли в одно мгновение. Однажды пришлось ударить одного из солдат по лицу кулаком, в котором был зажат меч – тот ухватил Брайка за шиворот, что-то безумно крича прямо в лицо. Рука всё больше тяжелела, шею ломило от непрестанного вращания головой, но лейтенант продолжал медленно пробиваться на восток.

Собрав вокруг себя нечто вроде ударного кулака, Брайк в конце концов сумел совершить почти невозможное – он прорвал кольцо. К тому времени с ним оставалась горстка людей, не более трёх десятков человек. Что там творилось позади – шёл ли кто-то за ними, продолжался ли бой – всё это было сейчас совершенно неважно. Хотелось одного – просто распластаться на земле, раскинув руки и ноги, и лежать так часов двадцать, не шевелясь даже для того, чтобы отлить. Однако Брайк превозмогал себя, продолжая медленно двигаться дальше и дальше.

Как только впереди оказалось пространство, свободное от гомункулов, лейтенант, которого все в полку почитали как великого героя и храбреца, прокричал лишь одно слово:

– Бежим! – и сам первый подал пример.

***

Прошло больше получаса с момента, когда они бросились в бегство. Хвала богам – гомункулы, кажется, не преследовали тех, кто сумел уйти. Выжившие бойцы сидели сейчас у откоса какого-то овражка, по дну которого бежал ручеёк – грязные, окровавленные, уставшие и подавленные. Брайк пока не пересчитывал выживших, но и беглого взгляда хватало, чтобы понять, что их тут не более двух дюжин. Может, кто-то отстал в пути, или побежал в другую сторону. Лейтенант горячо молил Асса о том, чтобы их прорыв был не единственным, чтобы были ещё выжившие. Если же это было не так, то две дюжины – это всё, что осталось от прославленного Пятого стрелкового.

Брайк, как и остальные, тупо сидел, уткнув лицо в колени, не находя сил даже оглянуться вокруг. Однако он понимал, что отдых является сейчас непозволительной роскошью, ведь гомункулам он не нужен. Поэтому, собрав всю волю в кулак, лейтенант тяжело поднялся на ноги, опираясь на свой меч. Окинул взглядом тех, кто оказался с ним рядом. Несколько человек были из его роты. Хвала богам – Пэйл был также здесь. Сержанту хватило ума держаться своего командира во время боя, и это спасло ему жизнь. Тут же был командир пятой роты, лейтенант Бэйла, чья фигура сейчас больше напоминала монумент отчаяния.

Брайк не сомневался, что среди спасшихся все, ну или почти все – ветераны, прослужившие в армии не один год и понявшие главный принцип: если к спасению ведёт даже очень узенькая щёлочка, нужно лезть в неё во что бы то ни стало даже без мыла.

– Нужно двигаться дальше, – хрипло проговорил он. – Не думаю, что мы оторвались далеко. Эти твари могут нагрянуть в любой момент.

– А как же остальные? – робко возразил кто-то.

– Их судьба нам больше неподвластна, – сурово ответил Брайк. – Прорвав кольцо, мы сделали всё, что в наших силах. И единственное, что нам осталось – не дать себя убить, потому что это будет глупо и бессмысленно.

– Проклятый жирный ублюдок! – надломленным от боли голосом рявкнул один из солдат, чьё предплечье было разодрано от локтя до кисти ударом тондронского клинка. – Заманил нас на верную гибель!

– Он поплатился за это, – холодно ответил Брайк. – Не стоит тратить время на пустую ненависть. Так же, как и мёртвых товарищей мы оплачем позже. Когда окажемся подальше отсюда.

– Пусть их оплакивают матери и жены, – сплюнул Пэйл, подходя ближе. – Мы – солдаты, и наше дело – мстить!

– Так мы и сделаем, сержант! – устало кивнул Брайк. – В свой час. А сейчас пока ещё не он. Все, кто хочет жить – за мной.

Жить хотели все, поэтому все они, один за другим, стали, кряхтя, вставать с сырой земли, чтобы последовать за Брайком. Лейтенант Бэйла, очевидно, безоговорочно признал право Брайка командовать, потому что безропотно подчинился приказанию.

Теперь Брайк смог сосчитать выживших. Вместе с ним здесь было двадцать два человека. Из всего полка в живых, возможно, осталась лишь четверть роты…