– Так ты ещё и лекарь к тому же? – удивился Бин.

– А что – это более удивительно, чем лучница или наездница? Я ведь уже объясняла – надо же было нашим преподавателям чем-то занять нас в течение четырнадцати лет обучения!

– Ну лучницей и наездницей ты себя показала отменной, – встрял в разговор Кол. – Что же ты не проявила свои таланты, когда меня подстрелили?

– Странно, – показала ему язык лирра. – А мне вот казалось, что это я стащила тебя с Белого пути тогда!

– Да я знаю, – тепло улыбнулся Кол. – Спасибо.

– Не за что, – вернула улыбку Мэйлинн. – А вообще в тот раз нас учили врачевать не раны, а болезни. Моя подопечная болела огневицей. Страшный жар, обмороки, сыпь по всему телу. Обычно болезнь не смертельна, но в моем случае у девочки были серьёзные осложнения. Я же сказала, что это была девятилетняя девочка? Ну так вот, она была дочерью дровосека, полусироткой, так как мать её умерла уже давно. И отец постоянно таскал её с собой в лес. А как заболела, стал лечить какими-то народными средствами – то болотный мох к вискам прикладывал, то мороженой клюквой натирал… В общем, когда она оказалась у сестёр-врачевательниц, с которыми сотрудничала Школа, то была уже почти при смерти. И вот меня назначили её выхаживать.

– И что с ней сталось? – в голосе Бина слышалось живое участие, вероятно, снова вспомнил свою любимицу-Нару.

– Я не знаю, – помрачнела лирра. – Мы уехали обратно в Наэлирро через несколько дней после её поступления. Состояние у неё было очень тяжёлое – она постоянно бредила и… – Мэйлинн поперхнулась. – Она называла меня мамой…

Голос лирры внезапно осип, а на глаза навернулись слёзы.

– Каждый раз, когда ей было особенно плохо, она, схватив меня за руку, всё повторяла: «Мамочка, я же не умру?», «Мамочка, обещай, что я не умру»… – рыдания спазмом сдавили ей горло. – И я всегда говорила ей, что она обязательно поправится… Иногда она говорила, как она рада, что я, то есть её мама, на самом деле жива, просила вернуться обратно к ним с папой… – слезы ручьями текли по щекам Мэйлинн. – После такого я убегала в какую-нибудь комнату и рыдала иногда часами, пока меня не разыскивала преподавательница, или кто-нибудь из сестёр-сиделок.

– А что же отец? – спросил Бин, судя по голосу, уже готовый обрушить на несчастного праведный гнев.

– Отец приходил так часто, как мог, – словно оправдываясь, зачастила Мэйлинн. – Но они были очень бедны, так что он почти всё время проводил в лесу. Я даже была у них дома – как-то занесла ему еды и немного денег. Это был даже не дом – они жили в подвале какого-то особняка. Вместо окон – небольшие отдушины под потолком, сырость и холод. Но даже при этом отец сперва отказывался принять деньги. Лишь когда я втолковала ему, что Анни потребуются лекарства, он согласился.

– Так малютку звали Анни? – хриплым голосом спросил Кол.

– Да, – большие прекрасные лиррийские глаза сверкали от слёз. – Её зовут Анни.

Кол совсем смутился, поняв, что сморозил глупость.

– Я уверен, что она поправилась и сейчас живёт, с благодарностью вспоминая тебя, – неуклюже попытался оправдаться он.

– Э, дорогая моя, – протянул Каладиус, внимательно вглядываясь в лицо лирры. – Я уже вижу, что вы хотите сказать! И вынужден сразу ответить – нет, мы не станем навещать эту несчастную девочку. Напротив, мы будем за тысячу шагов обходить все места, где вас могут узнать. Можете считать меня чёрствым сухарём, – теперь маг обращался будто бы ко всем присутствующим. – Но даже эта трогательная история не заставит меня передумать. Наш план предельно прост – находим гостиницу, отдыхаем, не показывая носа на улицу, затем так же тихо уезжаем.

– Но вы же говорили о том, что нужно пополнить запасы! – слабо возразила Мэйлинн.

– И этим займусь я лично, – отрезал Каладиус. – Не думаю, что у Ордена есть возможности, чтобы зацепить меня поиском, даже если я буду у них под носом. Я сделаю все необходимые распоряжения, а вы же все это время будете спать в своих кроватях, да так, чтобы все вы были в пределах двадцати четырёх футов от амулета.

По тону мага стало понятно, что никакие возражения приняты не будут. Мэйлинн вновь скрылась в фургоне, опустив полог так, чтобы никто не мог её увидеть. Её огорчённые друзья дали шпоры лошадям, надеясь, что быстрая езда разгонит хандру. И таким образом не прошло и получаса, как путешественники въехали в Варс.

Город встретил их обычным гомонящим гулом всех больших городов. Сотни людей, которым нет никакого дела до ещё нескольких новых горожан, въезжающих через ворота. Стражники, ленивыми взглядами оглядевшие фургон и всадников, и решившие, что тут всё в порядке и нет повода для остановок и досмотра. Обычная вонь городских улиц, где в причудливом букете смешивались запахи свежего хлеба, готовящейся еды, конского навоза и нечистот, а также множество других более или менее приятных запахов. Свою нотку вносила весна, приглушая обычное зловоние той свежестью, которую ни с чем нельзя спутать, и, вдыхая которую, каждый улыбается: «Весной пахнет!».

Варс был далеко не самым грязным из всех городов, что повидали на своём пути искатели Башни. По сравнению с теми же бедными кварталами Шатра он и вовсе мог показаться образцом чистоты и санитарии. Однако массивность и вычурность зданий, непропорционально больших по сравнению с не слишком широкими улицами, создавали ощущение какого-то сумрака и тяжести, едва ли не духоты. Здесь даже не было знакомых по другим городам бедных кварталов. Точнее, они были, но не выглядели привычными трущобами. Это были многоэтажные каменные домины, почему-то казавшиеся Бину куда более отталкивающими, чем его собственная хибара в Латионе. Создавалось впечатление, что эти толстые стены изнутри давили жильцов в их ничтожных квартирках и комнатушках, подобно стенам тюрьмы.

– Что-то мне кажется, что уж сюда я точно на старости лет не перееду, – проворчал Кол, разделяя общее впечатление от Варса.

Казалось, что тяжесть архитектуры непосильным грузом давила на жителей города. Почти не было улыбающихся, простодушных лиц, редко звучали задорные громкие голоса. Даже детишки, иногда попадавшиеся на глаза путешественников, казались озадаченными какой-то космологической неразрешимой проблемой. Столь же странным было выражение лиц и других местных жителей: они брели, глядя словно бы внутрь себя, с отрешённым лицами людей, обременённых неподъёмным грузом проблем.

– Если проводить конкурс на самый унылый город мира, другим городам придётся попотеть, чтобы выиграть у Варса, – продолжал комментировать Кол. – Они что – вообще никогда не радуются? Да даже в поражённых сифилисом кварталах Золотого Шатра люди выглядели более жизнерадостно!

– Отчасти это, возможно, снобизм жителей второго по величине города королевства, – усмехнувшись, ответил Каладиус. – С одной стороны, их немного коробит, что они – не первые, с другой – они всё-таки больше всех остальных. Южная столица Латиона, как иногда называют Варс.

– Кто называет? – без особого, впрочем, интереса спросил Бин, хотя никогда прежде не слыхал подобного определения.

– Наверное, сами жители Варса, – с ни с чем не сравнимым презрением столичного жителя фыркнул Кол.

– Не стоит насмехаться над славным городом, предоставившим нам временное пристанище! – впрочем, судя по тону Каладиуса это было очередной замаскированной издёвкой. – Зато всем известно, что Варс – город мануфактур! Промышленный центр королевства.

– Так вот чего они все такие замученные! – с видом человека, которого посетило величайшее озарение, воскликнул Кол. – Им бы побольше отдыхать!

– Увы, жизнь в Варсе очень дорога, – теперь уже без тени шутки ответил маг. – Жилье стоит очень дорого, ведь здесь что ни дом, то почти что хоромы. Да и всё остальное стоит заметно дороже, чем в том же Латионе, поскольку каждый старается раздобыть средства к существованию.

– Неудачное место, мессир, вы выбрали для пополнения запасов, – покачал головой Кол.

– Просто есть такие запасы, которые не пополнишь в другом месте, – уклончиво ответил Каладиус.