Красивая, золоченая карета, запряженная парой белых лошадей, остановилась у ворот особняка. Ннегр в ливрее распахнул дверцу. Мисс Линдо подхватила подол светлого шелкового платья: "Полковник Брэдли! Вы меня прямо здесь встречаете!"
— Такой почетный гость…, - командир британского гарнизона в Чарльстоне склонил напудренную голову над унизанной кольцами рукой. "Пойдемте, мисс Линдо, я купил для жены нового садовника, ей не терпится показать вам его работу. А потом будем пить чай!"
В беседке было шумно, негры, неслышно двигаясь, разносили серебряные подносы со сладостями. Абигайль взяла хрустальный бокал с холодным чаем:
— Не по душе я ему пришлась! Да кого ему надо — эту нищенку, в рваном платье. Она, наверняка, себя просто выдает за еврейку. Ну и дурак. Впрочем, мужчины все дураки. Даже папа, он ему денег дает, чтобы эту самозванку выкупить. Увезет ее на север, скатертью дорога. Хотя…, - она обернулась: "Посмотрите, какие чудесные розы, майор Вильямсон. Миссис Брэдли обещала со мной поделиться саженцами, это французские".
— Рядом с вами, — высокий, широкоплечий офицер поклонился ей, — меркнет любой цветок, мисс Линдо.
Девушка чуть покраснела и заправила за ухо прядь темных волос. Вильямсон незаметно, холодно оценил ее бриллиантовые серьги: "Денег там много, очень много. Но — дочь израилева. Если ее соблазнить, она, конечно, сбежит ко мне и крестится. Хотя тогда мистер Линдо не даст ей и цента, а зачем нужна нищая жена?"
— Майор Вильямсон, — услышал он капризный, нежный голосок, — пойдемте, прогуляемся, — девушка кивнула на аллею вокруг пруда, — мне надо с вами поговорить.
Мужчина и девушка медленно шли по дорожке. "Знаете, — сказала мисс Линдо, разглядывая кусты жасмина, — вот вы говорите, что Чарльстон в полной безопасности, а тем временем у вас под носом орудует шпион патриотов".
Вильямсон покровительственно улыбнулся. "Мы тщательно проверяем документы всех приезжих, мисс Линдо. Сюда и мышь не проскочит, уж поверьте мне".
Девушка остановилась, и, полюбовалась садом:
— Есть такой человек, Хаим Горовиц, врач, северянин. Живет у доктора да Сильвы. Он не тот, за кого себя выдает, майор Вильямсон. Если вы его как следует, допросите…, - девушка подняла тонкую бровь, и помолчала: "Этот мистер Горовиц сегодня после обеда будет на аукционе у мистера Диббла. На закрытом аукционе, — со значением добавила Абигайль, посмотрев на Вильямсона.
Тот положил руку на эфес шпаги: "Мисс Линдо, спасибо вам…"
— Это мой долг, как подданной его Величества, — свысока заметила девушка. "Ну, все, — она вздохнула, — мне пора. Папа ждет меня к обеду".
— Может быть, — сказал неуверенно Вильямсон, — вы разрешите вас проводить, мисс Линдо…
Абигайль прикусила пухлую губку: "Он мне пригодится, когда я выйду замуж, этот Вильямсон".
— Я буду рада, — она склонила красивую голову, со сложной, в гребнях и перьях, прической. С океана дул нежный, соленый ветер. Мисс Линдо, садясь в карету, опираясь на руку британца, успокоила себя: "Ведь не расстреляют же его? Не расстреляют. Посидит в тюрьме, а за это время ее успеют продать. И очень хорошо".
Чернокожий кучер цокнул языком. Мисс Линдо, откинувшись на бархатную спинку сиденья — счастливо, удовлетворенно улыбнулась.
— Это что еще такое! — гневно сказала Эстер, разглядывая холщовую рубашку, что лежала на покосившейся, старой кровати. "Я вас спрашиваю, мистер Диббл, — она повернулась к аукционисту.
— Так принято, — он стоял, прислонившись к косяку двери, чистя щепочкой в зубах. Диббл откашлялся и, сплюнул коричневую, табачную слюну: "Видите, я даже голой вас не выставляю, хотя мог бы. И девочка ваша будет в платье. А вы наденете это — он кивнул на рубашку. "Поторапливайтесь, — аукционист посмотрел на карманные часы, — скоро начнем".
Он вышел. Эстер, приложив к себе рубашку, хмыкнула: "Тут же все напоказ, и грудь, и ноги". Она вспомнила маленькую записку. Негр, что приносил еду, подмигнул, передавая ей свернутый клочок бумаги.
— Донья Эстер, пожалуйста, ни о чем не волнуйтесь, я все устроил, — прошептала девушка: "Донья Эстер. Совсем как в той песне, о Вороне".
Она встряхнула головой. Распустив косы, Эстер потянулась за простым, деревянным гребнем. "Тетя, — Констанца стояла на пороге, — а вы верите в Бога?".
— Я же тебе говорила, что да, — Эстер обернулась. "Иди сюда, переодеваться тебе не во что, так хотя бы причешу".
Констанца села на ломаный табурет. Болтая ногами, девочка мрачно сказала: "А я — нет. Потому что Бог такого, — она обвела рукой комнату, — не допустил бы. Я верю в людей. Когда-нибудь, — Констанца помолчала, — они это все прекратят".
— Конечно, — погладила ее по голове Эстер. Присев, она взглянула в темные глаза: "Ты только ничего не бойся, это просто…"
— Постоять и походить, я знаю, — отмахнулась Констанца. "Мне уже все Маргарет рассказала. Ее в четвертый раз продают, а лет ей шесть".
Эстер только вздохнула. Стянув платье, надев рубашку, не доходившую до колен, она заглянула в глубокий вырез.
— Придется, — смешливо, подумала она, — мистеру Хаиму мной полюбоваться, наверное.
Констанца слезла на пол и недоверчиво спросила: "Что это вы покраснели, тетя Эстер? И дышите…"
— Дышу, как обычно, — сердито отозвалась девушка. Взяв Констанцу за руку, презрительно взглянув на появившегося аукциониста, Эстер вышла в узкий, жаркий коридор.
— Иди сюда, красавица, — Дэвид Бенджамин-Вулф потрепал по холке изящную, серебристую кобылу. Обернувшись к хозяину постоялого двора, он велел: "Почистить их обеих как следует. Я сам присмотрю, за тем, как их будут кормить".
Он еще раз взглянул на пару лошадей: "Белая и вороная. А Фламбе — гнедой. Будет славное потомство, на всем юге нет такого жеребца, как мой".
— Так, — Дэвид достал шкатулку для сигар. Негр поднес ему свечу: "Обед подайте, когда я вернусь с аукциона. Начинайте грузить мои вещи, завтра утром я уезжаю в Виргинию. Вот этих рабов, — он передал хозяину записку, — посадите в те возки, что идут в Вильямсбург. Остальных отправьте пешим ходом на плантации".
— Все будет сделано, мистер Дэвид, — поклонился хозяин, и вздохнул: "Жалко, что такой гость нечасто приезжает. Снимает целый этаж, бургундское вино ящиками, устрицы, лобстеры, лучший сыр…, Богаче Бенджамин-Вулфа мало кого на юге найдешь".
Дэвид подождал, пока еще один слуга, опустившись на колени, закончит чистить ему сапоги. Вскочив на подведенного жеребца, он выехал на Брод-стрит.
Плантатор спешился у двери ювелира. Оглядев себя в витрине, Дэвид усмехнулся:
— Невестка мне пошла на пользу. Больше сорока никогда не дашь. Все-таки нет ничего лучше молодого тела в постели, царь Давид тоже не дурак был. Интересно, кого это там Диббл сегодня продает, в записке было сказано: "Редкая жемчужина". Цену набивает, конечно, но если светлокожая — я ее куплю. Марта весной рожает, — он склонил черноволосую, с легкой сединой голову, — а этот доктор Макдональд сказал, что лучше ей самой кормить. Придумают тоже, но с врачом не след спорить. Ладно, посмотрим, что там за товар у Диббла, — он оправил отлично сшитый, темно-синий сюртук с жемчужными пуговицами и шагнул в лавку.
— Мистер Бенджамин-Вулф, — ювелир отложил лупу и приподнялся. "Все готово, как я и обещал".
Дэвид посмотрел на открытый бархатный футляр — изумруды цвета свежей травы переливались в полуденном свете, бриллианты играли яркими огоньками. "Электрум, — благоговейно сказал ювелир.
— К ее волосам, — подумал Дэвид, коснувшись рукой металла цвета старой бронзы. "Надо же, как хорошо получилось. Я и не знал, что серебро и золото дают такой цвет".
