-Кузина Элиза тебе бы очень понравилась, сестричка, - читала девочка аккуратный почерк Виллема, - она веселая, и с ней интересно. Она мне показала круглую башню. В ней, во время революции сидел ее дедушка Жюль, что погиб при Ватерлоо. Мы ездили в долину Мерлина. У озера, где фея Вивиан воспитывала Ланселота, стоит охотничий замок де Монтревалей. Крестьяне здесь до сих пор рассказывают легенды о Волчице. Ты помнишь, дядя Питер нам тоже о ней говорил. Это была его бабушка, миссис Марта. Элиза живет в монастыре, как и ты, но обитель прямо в Ренне. Ее отпускают домой на выходные и каникулы. У дяди Жана в особняке большая библиотека, они с Элизой много читают.

Маргарита свернула письмо: «А меня никогда не забирают домой». В монастыре были такие девочки, круглые сироты, за них платили дальние родственники. Отец, навещая Маргариту, проводил с ней всего лишь четверть часа, и никогда не привозил никаких подарков. Подруги, конечно, делились с ней сладостями. Их надо было съедать быстро. Мать-настоятельница считала, что конфеты воспитанницам ни к чему. Книги, кроме учебников и Библии, им  запрещали. Утро начиналось с молитвы,  она шла больше часа, потом накрывали скудный завтрак и девочки начинали занятия. После обеда они ухаживали за огородом, мыли полы, работали на кухне, шили и вышивали.

Каждая девочка ходила в белом платье и черном переднике бернардинок. За неопрятность в одежде или беспорядок в келье на девочку вешали табличку: «Неряха».  Головы у всех были прикрыты черными наметками, даже у самых маленьких, шестилетних. На поясе висели четки. После ужина они занимались, убирали в кельях, молились, а в восемь вечера  все должны были лежать в постелях. Сестры обходили коридор каждый час и заглядывали в открытые двери келий. Маргарита и не видела Бельгии. Из порта в Роттердаме отец отвез ее сюда, во Флерюс и сдал на руки матери-настоятельнице.

Каждый день она молилась за души мамочки и ребеночка. Маргарита не плакала. В первый год, в монастыре, она всхлипывала каждую ночь, уткнувшись в подушку, но никто не обращал на это внимания. Так делали все девочки. Брат подбадривал ее: «Милая сестричка, потерпи еще лет пять или шесть. Потом ты выйдешь замуж, я женюсь, и мы больше никогда не расстанемся».

-Замуж, - повторила Маргарита, сидя на кровати в своей келье. На Пасху у нее началось то, что старшие девочки называли «неудобством». Никто не знал, для чего это нужно. Сестра, что надзирала за их кельей, поджала губы: «Это наказание за грех Евы в саду райском. Надо терпеть и молиться Иисусу».

-И терпеть нечего, - недоуменно заметила Маргарита своей соседке, - вовсе и не больно. Только, - девочка сморщила носик, - стирки больше.  И зачем это? - она вздохнула. Ночью, лежа на жесткой кровати, Маргарита подумала: «Интересно, как появляются дети? В животе у женщин. Даже и спрашивать не стоит, - поняла она, - все равно никто ничего не ответит. Выйду замуж и узнаю. Наверное, их раздают где-нибудь, детей».

Она вспомнила, что мамочка и Грегори спали в одной комнате. «И дядя Питер с тетей Люси тоже, - хмыкнула Маргарита, - но это, наверное, потому, что так теплее. Хотя в Бомбее  жарко. Непонятно».

-Маргарита! - сестра Фелисия просунула голову в открытую дверь. «Все мечтаешь, - неодобрительно сказала сестра, - вместо того, чтобы молиться. К тебе посетительница».

-Кто бы это мог быть? - изумленно спросила себя Маргарита, торопясь по каменному, высокому коридору: «Дядя Питер говорил, в Бомбее еще, что в Брюсселе живут тетя Джоанна и дядя Поль. У них есть дочь Полина, она в Америке. И внуки, двое..., - Маргарита, как-то раз, робко спросила у отца об их бельгийских родственниках. Тот холодно блеснул серыми глазами и ничего не ответил. «И у Виллема не спросить, - девочка вздохнула, - все мои письма мать-настоятельница сначала папе пересылает».

Маргарита толкнула  дверь приемной. Девочка, отчего-то заробев, перекрестилась.

Полина сидела на дубовой скамье, рядом со статуей Мадонны и вспоминала свой уверенный голос:

-Я дальняя родственница, из Америки. Конечно, я католичка, мать Бернадетта. Я овдовела, - Полина показала на свой траурный наряд, - и решила обосноваться в Старом Свете. Барон де ла Марк написал мне,  в какой обители воспитывается Маргарита.

Мать Бернадетта вертела ее американский паспорт. Полина поняла, что английского монахиня не знает и незаметно улыбнулась.

-В любом случае, - сухо сказала настоятельница, - правила обители требуют, чтобы вы оставили свой адрес, мадам Фримен.

Полина склонила голову: «Разумеется, святая мать».

Она записала адрес своей брюссельской квартиры: «Просто формальность. Вряд ли они сообщат Виллему о моем визите. Даже если и сообщат, то я его не впущу».

Дверь открылась. Полина увидела высокую, изящную девочку в черной наметке. На нежный лоб спускался русый локон. Она встала и раскрыла объятья: «Дорогая племянница!». Полина заметила изумленное лицо девочки и весело ей подмигнула.

Они шептались, сидя рядом, держась за руки. Мать-настоятельница то заходила в приемную, то выходила из нее. Маргарита шмыгнула носом:

-Мы знаем, что мамочка умерла, на пожаре. Он..., он это сказал там, в Бомбее. Он сказал, что спас меня..., - девочка тяжело вздохнула и помотала головой: «Я совсем ничего не помню, мадам. Только как засыпала, и запах, сладковатый. Очнулась я на корабле, связанная. И Грегори погиб? - Маргарита уткнулась в теплое, мягкое плечо: «Он такой хороший был, тетя Полина..., Значит, у нас был братик? - девочка все цеплялась за ее руку.

-Был, - грустно сказала женщина: «Ты помолись за них за всех, милая. За братика своего, за миссис Люси. За девочку их, ее Тессой крестили...»

Полина не стала говорить Маргарите, как умерла Люси.

-Незачем девочке об этом знать, - решила она.  Они еще посидели, обнявшись. Полина шепнула:

-Ты помни, милая, мы ваша с Виллемом семья, и так всегда будет. Запомни адрес, в Брюсселе:  Рю де Риш-Клер, шесть, первый этаж.  Это недалеко от Гран-Плас. Там живут моя мама, мадам Джоанна и отчим, дядя Поль. Они вам всегда буду рады.

Девочка мелко закивала: «Приезжайте еще, мадам Полина. Пожалуйста!».  Маргарита вдохнула сладкий запах фиалок и вспомнила мамочку.

-Сердечко как бьется, - поняла Полина и прижала девочку к себе: «Обязательно, милая. Вы теперь не одни».

Мать-настоятельница позвонила в колокольчик: «Маргарите пора на занятия, мадам Фримен».

-Тетя Полина вдова, - Маргарита еще ощущала ласковый поцелуй женщины на своей щеке: «Она знает о детях, наверняка. Спрошу ее, потом. Как хорошо, что она приехала». Маргарита облегченно вздохнула и погрустнела: «Бедный дядя Питер. Тоже теперь вдовец. Я и за него помолюсь».

У ворот Полина обернулась. Девочкастояла, рядом с настоятельницей, на каменных, широких ступенях. Дождь закончился, сквозь просветы в тучах было видно голубое, летнее небо. Полина помахала Маргарите  и твердо сказала себе: «Все будет хорошо».

Виллем прошел мимо белых колонн театра Ла-Монне. День был отличным, светлым, солнечным. Торговцы на Гран-Плас наперебой предлагали  свежие, в капельках росы, розы. Посмотрев на оперу, Виллем вспомнил письмо от его бывшей содержанки, мадам Морелли, примадонны. Бумага была закапана слезами, чернила расплылись. Виллем разорвал его, не читая. Барон велел дворецкому своих брюссельских апартаментов: «Если она сюда лично явится, я не принимаю».

Он остановился и полюбовался фонтаном на площади, перед театром: «Я тогда из Индии вернулся, сезон в театрах начался. Она в «Черном домино» Обера пела. Пришел к ней в уборную, после спектакля, задрал ей юбки и уложил на диван. Даже ухаживать не понадобилось. Она сама раздеваться начала. Все они такие, шлюхи, что эта мерзавка Луиза, что все остальные».

Он никогда не ухаживал. Виллем, в кругу друзей, говорил:

-Твердая рука, вот и все, что им нужно. Только слабаки покупают цветы, драгоценности, возят женщин на воды..., Они, как собаки. Задашь им хорошую трепку, и все. Женщина должна почувствовать, кто ее хозяин.