— Серебро обесценивается, — серьезно заметил адмирал, раскалывая клешню краба.

Мужчины расхохотались. «Да мы и сами справляемся, — Ворон попробовал рыбу, и крикнул:

«Молодцы!».

— Тем более, — продолжил он, — ну сколько мы здесь? Два месяца в году, пока «Святая Мария» до Плимута и обратно дойдет. А с Молуккских островов ты куда? — поинтересовался он у Виллема.

— Как раз в Лондон, — усмехнулся тот. «Везу пряности, для «Клюге и Кроу».

— А, брату моему, — Ворон потянулся и достал с камина письмо. «Он, кстати, на Москву тут собрался, — летом уезжает, со всей семьей. А потом жену с детьми там оставляет — а сам в Персию».

— Ты ж говорил, вам там нельзя появляться? — удивился Виллем. «Простил вас царь Иван, что ли?».

— Меня — нет, — Ворон чуть помедлил, — а Питера — да. Там на Ливонской войне царь уже все потерял, что мог, ему поддержка Англии сейчас ой как нужна. Земли наши возвращают, поместья — все, в общем.

Тем более, что брат наш троюродный, тот, кто всем этим владел — без вести пропал. Питер там собирается все продать, ну, жена его будет этим заниматься, Марта, я тебе говорил о ней».

— Хорошо, — внезапно, безразлично, сказал адмирал, — что я с ней тогда не повенчался. Иначе кроме как шпагой, всего этого и не разрешить было бы.

Стивен внимательно взглянул на друга, и, повысив голос, велел: «Еще вина нам принесите».

— Так ты с Тео, что ли, помолвлен? — смешливо спросил адмирал. «Милая девочка, поздравляю».

— Главное, — наставительно сказал Ворон, — чтобы она меня слушалась. Ну, — он зевнул, — эта будет, кроме церкви и очага, вряд ли она у меня что-то увидит.

— Все же, — осторожно заметил Виллем, — она девочка мечтательная, нельзя же ее в шестнадцать лет дома запирать.

— Очень даже можно, — отрезал Ворон, — пусть рожает, кормит, и детей воспитывает, женщины больше ни на что не пригодны, дорогой мой, правильно апостол Павел говорил: «Учить жене не позволяю».

— А Марта? — иронично спросил Виллем, принимаясь за фрукты.

— А я бы Марту к алтарю и не повел, — Ворон рассмеялся, — вот в любовницы ее взять — это другое дело.

— А я бы повел, — адмирал вдруг посмотрел куда-то вдаль.

— Да ты и собирался, — Ворон поднялся и, зайдя на кухню, приказал обедающим близнецам:

«Приберите тут все, как следует, потом можете искупаться, и в свою комнату. До вечера чтобы носа у меня оттуда не высовывали. На море ходить можете, а в дом — нет».

— Понятно, — пробурчал один из мальчиков и тут же заработал подзатыльник.

— Стоя с отцом разговаривать надо, — сказал ему Ворон, уже выходя из кухни.

— Я бы тоже в Порт-Рояль, конечно, съездил, вместе с командой, — сказал адмирал, когда они с Вороном спустились к заливу. «Все же два месяца уже, не шутка. Но когда я тебя еще повидаю. Ладно, — он пожал плечами, — потерплю, не мальчик.

— Ну, дорогой мой, — сказал Ворон, вглядываясь в морской простор, — терпеть тебе придется, — он рассмеялся, — недолго. Вот и те, кого я ждал — он показал на черную точку среди волн.

«Пошли, — повернулся он к Виллему, — я гостей на той стороне острова встречаю, в эту бухту только свои заходят.

— Тебе шлюх прямо на дом привозят? — спросил адмирал, когда они шли по узкой тропинке среди цветущих кустов мирта.

Ворон обернулся и Виллем увидел, как он улыбается. «Нет, адмирал, шлюхами я уже не пробавляюсь — возраст не тот».

— Добрый день, сеньоры, — радушно сказал Ворон, выходя на лужайку.

— Ах, — притворно удивилась одна из дам, — маленькая, стройная, с черными, как смоль волосами. «Мы и не думали, что этот остров обитаем — иначе муж никогда бы не отпустил нас сюда на прогулку».

— Да неужели? — Ворон по-хозяйски взял даму под руку.

«А ведь ей не больше двадцати», — подумал Виллем, разглядывая вторую испанку — повыше, с гордой осанкой, с прикрытыми золоченой сеткой каштановыми волосами. Дама покраснела, и, не поднимая глаз, сказала: «Я только недавно приехала в Новый Свет. Мой муж сейчас в Картахене, а Марисоль вызвалась меня развлечь».

— Ну, — капитан Кроу рассмеялся, — смею заметить, вы не пожалеете.

— Представьте же нас своему другу, дон Эстебан, — капризно сказала черноволосая дама.

— Сеньор Гильермо, — если по-испански, — усмехаясь, сказал Ворон. «Он тут ненадолго, проездом, так сказать. А это сеньора Мария де ла Соледад…

Черноволосая дама чуть присела: «Можно просто — Марисоль».

— И ее кузина, — продолжил Ворон, — сеньора Ориана.

— Очень красивое имя, — Виллем взглянул на даму и заметил, что она покраснела еще пуще.

«Спасибо», — ответила она, не поднимая длинных, темных ресниц.

— У меня есть отличное вино, — предложил Ворон. «Пойдемте, надо выпить за встречу — мы с сеньорой Марисоль долго не виделись».

— Почти месяц, — грустно вздохнула та и сразу же оживилась: «Шлюпка придет за нами только на закате, дон Эстебан».

— Ну и прекрасно, — тот ласково похлопал даму пониже спины. «Однако не стоит терять времени, правда?», — он, подняв бровь, посмотрел на Виллема.

Марисоль, пошептавшись с кузиной, сказала: «Ну, мы тогда будем ждать вас в доме, сеньоры».

Дамы, приподняв юбки, пустились бегом по тропинке, а Виллем изумленно спросил у капитана: «И как тебе это удается?».

Тот только усмехнулся и подтолкнул друга: «Пошли, потом поменяемся, адмирал. Отсюда и до Молуккских островов ты вряд ли найдешь что-то лучшее, поверь мне».

На дворе кабака было людно, ржали кони, девка прислужница, оскальзываясь на тонком ледке выбежала, простоволосая, на улицу — выплеснуть ведро помоев и тут же заверещала — кто-то из гостей наподдал ей пониже спины.

— Боярин, — неохотно сказал возница, дергая упряжь, — может, не стоит… Говорят, Белый Сокол тут зачал баловать, лето вроде тихо прожили, он на тверской дороге был, а сейчас опять вернулся. Может, обоза подождем?

— Ничего, — высокомерно сказал синеглазый, в богатой собольей шапке, боярин, — у нас на вашего Сокола и пищалей, и мечей достанет.

— Ну, что тянем-то? — второй мужчина, — легкий, невысокий, зеленоглазый, в коротком, на польский манер, кунтуше на меху, оседлал рыжего коня. Он повернулся к вознице, и, обнажив в улыбке мелкие, белые зубы, похлопал себя по поясу.

— Мы без промаха бьем, мил человек, — сказал боярин, вытаскивая пищаль, и — не соврал, — снял ворону, сидевшую на крыше покосившегося дома за полсотни саженей до кабака.

Смуглая, высокая боярышня, что как раз садилась в возок, взвизгнула и закрыла уши ладонями.

— Трусиха, — пробормотал ее младший брат, — крепкий, большой не по годам, рыжеволосый мальчик. Он обернулся и крикнул: «Ну, что застряли-то? Курицу, что ли, не видели никогда?»

Девочка в легкой шубке взяла за руки сестер — годков четырех на вид, и шепнула:

«Пойдемте, на Москве тоже курочек достанет, там побегаете».

— Опять же и семья у вас, — вздохнул возница, обращаясь к боярам.

Зеленоглазый мужчина поджал и без того тонкие губы, и велел: «Трогай уже!»

Возок, чуть раскачиваясь на полозьях, вывернул к наезженной дороге — зима установилась ранняя и дружная.

Бояре ехали легкой рысью сзади.

— Белый Сокол, — ехидно пробормотал зеленоглазый. «Развели всякой швали, не пройти, не проехать».

Его товарищ чуть усмехнулся, и, оглянувшись, перегнувшись в седле, поцеловал приятеля в губы.

— До Москвы не потерпеть? — улыбнулась Марфа. Муж посмотрел на нее умоляющими глазами: «Я с Ярославля уже терплю, а до этого, если помнишь, с апреля. Ну, ничего, сейчас детей в подмосковную отправим, а я с тобой запрусь в опочивальне — надолго».

— Ты только подмосковную и Воздвиженку оставил, остальное продал все? — поинтересовалась Марфа.

— Из ближних — да, — вздохнул Петя, — а дальними заниматься у меня времени не было, на Низ надо было плыть. Ну, ничего, сейчас только летом обратно в Персию, успею.